Эта дама останется на посту, куда ее назначил Высший Совет Мартиники до тех пор, пока ее деверь, господин де Водрок, брат генерала Дюпарке, не прибудет на Мартинику и не займет место генерал-губернатора этого острова.
У Ива закружилась голова. Он раскрыл было рот, но не смог издать ни звука.
– Позволю себе прибавить, – вполголоса проговорил Ламбер, – что господин де Водрок, кажется, не слишком рад оказанной ему чести. Вполне вероятно, что он покинет Париж не раньше, чем через год-два… У него здесь дела поважнее, – заключил он странным тоном.
– Я очень благодарен его величеству, – пролепетал Ив и приготовился встать.
Его охватило сильнейшее волнение, ему было необходимо побыть одному. В конечном счете он своего добился. Мерри Рулз и шевалье де Виллер проиграли. А больше Лефору ничего не было нужно…
– Минуту, капитан! – остановил его Ламбер. – Мне еще необходимо сообщить вам нечто весьма важное, имеющее касательство до вас лично.
– До меня? – повторил он, и в его душе снова зашевелилось беспокойство.
– Да, капитан. Король принял во внимание совершенные вами подвиги как на Подветренных островах, так и в Париже, о чем говорится в бумаге, которая лежит у меня перед глазами, «его величество выражает свое удовлетворение и принимает следующее решение: в виде исключения разрешить капитану Иву-Гийому Лесеркею, по прозвищу «Силач», поднять квадратный флаг на грот-мачте своего корабля, а также четыре сигнальных фонаря – на корме, находясь и в гавани, и в открытом море…».
Лефор вскочил и заорал:
– Сударь! Сударь! Это же права адмирала!
– Совершенно верно, капитан! – согласился Ламбер. – Но также и исключительная привилегия для вас. Позвольте, однако, мне договорить. В этой грамоте еще говорится:
«Передаем в ведение капитана Лефора все договоры о морских перевозках, фрахтовании или аренде судов, коносаментах или погрузках; перевозках и фрахтах; найме и оплате матросов, поставках продовольствия для них во время снаряжения судов; страховых полисах, обязательствах по дальним плаваниям и возвращению в гавань, а также и все связи, касающиеся морской торговли, невзирая на любые обязательства и привилегии, противоречащие этой грамоте…»
Лефор дышал учащенно, как пес, пробежавший десять лье.
– Я продолжаю, – молвил Ламбер. «Капитану Лефору надлежит присутствовать на смотрах жителей тех приходов, что обязаны участвовать в сторожевом обходе на море; в его обязанности также входит разрешать все споры по вопросам дозора, как и правонарушений, совершаемых сторожевой охраной, пока она несет службу.
Капитан Лефор должен быть осведомлен также обо всех случаях пиратства, грабежей, дезертирства команд, всех других преступлений и правонарушений, совершенных на море, в гаванях, в прибрежных районах, на островах…»
– Тут есть еще один параграф… – заметил Ламбер. – Думаю, вам будет особенно приятно его услышать:
«Запрещаем всем прево, кастелянам, вигье, бальи, сенешалям, судьям по гражданским и уголовным делам, майорам, другим представителям, состоящим на королевской службе, подающим прошения в наш Большой Совет, надзирать за деятельностью вышеуказанного лица, а всем торговцам, морякам и другим лицам – так или иначе препятствовать исполнению его обязанностей под угрозой наказания».
Лефор покачал головой.
– Вы не удовлетворены, капитан? – удивился Ламбер. – Неужели вы настолько несговорчивы?
– Не то, – возразил Лефор. – Бог свидетель: если хотя бы четверть всего, что здесь написано, правда, то я – счастливейший человек в королевстве и Новом Свете. Да что там четверть! Мне и этого много, господин королевский секретарь! Теперь я могу вернуться на острова и проведать своего злейшего врага Мерри Рулза! Один Господь знает, что он сделал с отважнейшим капитаном, верным слугой отечества и островов, господином Байярделем! Если бы я оказался наделен этими правами, сударь, я сейчас же навел бы на Мартинике порядок! А если Байярдель в тюрьме – я бы лично освободил его и восстановил в правах! Но Боже мой! Что могло произойти за это время с моим другом Байярделем!..
Он помолчал и бросил взгляд на Сен-Нектера, потом повернулся к Ламберу.
– Знаете, сударь, – хриплым голосом произнес он, – нехорошо смеяться над старым и глупым искателем приключений.
Королевский секретарь грянул кулаком об стол:
– Как вы можете говорить, капитан, что я смеюсь над вами? Разве вы не видите, что бумага у меня в руках и я собираюсь передать ее вам вместе с другой, не менее для вас значимой? Смотрите же, капитан, видите подпись его величества? Хотите посмотреть поближе?
Он протянул листок Лефору, и тот торопливо пробежал его глазами, после чего так заволновался, что Сен-Нектер испугался, как бы флибустьера не хватил удар.
– Черт подери! – вскричал Ив. – Все верно… Прерогативы адмирала! Особые привилегии!.. Квадратный флаг на грот-мачту! Четыре фонаря на корму! Святые небеса! Что скажет командор? Мерри Рулз сдохнет от злости!
– Капитан! – молвил Ламбер. – Командор де Пуэнси в своем письме к его величеству указал, что вы сами уничтожили свое каперское свидетельство, подписанное его рукой, из-за преступления, совершенного Мерри Рулзом. Но командор де Пуэнси указал, что, если вы пожелаете вернуться на острова, никто больше вас не заслуживает другого патента, и командор попросил короля вам помочь. Это и сделано, сударь. Вам выдано требуемое свидетельство, оно также подписано его величеством. Кроме всего прочего, разрешение дает вам право вооружать суда и составлять эскадры. Вы вправе, капитан, сами набирать матросов… Вот это свидетельство, сударь.
Лефор вышел вперед за новой грамотой с королевской печатью красного воска.
Сен-Нектер вскочил, подбежал к флибустьеру и обнял его, хлопнув по плечу. Взволнованный Лефор с чувством обнял его.
В тот момент, когда Ив ожидал этого меньше всего, королевский секретарь подошел к нему и набросил ему на шею цепочку. На цепочке висела медаль с профилем его величества.
Ламбер улыбнулся, видя растерянность флибустьера, и сказал:
– Его величество решил подарить вам свой портрет в таком вот виде.
На глаза Лефора навернулись слезы.
– Примите и мои поздравления, капитан, – проговорил Ламбер и тоже похлопал Ива по плечу. – Эти грамоты были готовы с утра. Его высокопреосвященство приказал мне прежде обратиться к вам с предложением, которое вы отклонили. Думаю, что вы поступили правильно. Вы ведь и так ничего не теряете, верно?
Лефор благоговейно сложил бесценные бумаги и спрятал у себя на груди.
– Куда теперь? – спросил Сен-Нектер.
– Я должен отыскать своего монаха Фовеля и главу ордена доминиканцев. Они, верно, беспокоятся. Ведь им неизвестно, что со мною сталось, они не знают, что Мари Дюпарке временно утверждена в должности. Сейчас помчусь к королевскому судье, ведь вы сказали, что оба монаха – его гости?
– Я провожу вас, – предложил мушкетер.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Удивление отца Фовеля
День был в самом разгаре, и Лефор успел проголодаться; он всегда испытывал голод, когда волновался, независимо от того, что послужило причиной волнения: опасность или большая радость. Он сказал своему спутнику, что у него живот прирос к позвоночнику.
Колбаски, которые он съел утром, успели забыться. Но когда оба капитана прибыли в особняк Жака Тардье, королевский судья уже заканчивал обед в компании двух святых отцов.
Как только лакей доложил о приходе Лефора, судья сам вышел ему навстречу.
– Это вы, капитан! – воздел он к небу руки. – Где, черт побери, вы пропадали? Отец Фовель в отчаянии. Он только и говорит о том, как взломать ворота Бастилии и вызволить вас из неволи. Напрасно я его уверял, что король, как и кардинал, отнесся к вам с огромной заботой, – он не хотел мне верить! Ей-Богу, славный монах принимает меня за предателя и подвергает сомнению все, что бы я ни сказал…
– Могу поклясться, что мое присутствие его успокоит, – заверил Лефор.
– Зато отец Фейе, – продолжал королевский судья, – исполнен ангельского терпения. Он получил благословение его высокопреосвященства и теперь ведет себя так, словно только за этим и прибыл в столицу.
– Он хотя бы обрадовался решению его величества? – спросил искатель приключений.
– Обрадовался? Да как вам сказать… – уклончиво начал Жак Тардье. – Мне показалось, что достойный святой отец чувствует себя потерянным в большом городе. Он боится выходить на улицу, совершенно апатичен…
– А вы не знаете, в курсе ли доминиканец о решении, принятом королем относительно госпожи Дюпарке?
– Разумеется. Примерно полчаса назад здесь был посланец короля, он доставил сообщение чрезвычайной важности. Мы как раз садились за стол, и святой отец выглядел вполне довольным.
– Еще бы! Есть чему радоваться! – воскликнул Ив. – Хоть раз правда побеждает, а зло повержено. Видите ли, господин королевский судья, я бы с превеликой радостью проткнул шпагой этого проклятого шевалье де Виллера… Однако вы этого не захотели.
Жак Тардье рассмеялся, а потом сказал:
– Будьте осторожны! Я королевский судья, и вы дали мне слово! Несмотря на то что я ваш друг, мне придется вас арестовать, если вы нарушите приказ короля и окажете неповиновение!
– А знаете, у меня при себе бумага, подписанная его величеством, – теперь вы ничего не можете мне сделать! Отныне я подчиняюсь только адмиралтейству и сам буду судить за преступления!
– Я рад за вас! – искренне произнес Тардье. – Да входите же, господа! Вы обедали? Нет! Проходите! Садитесь за стол. Вам, вероятно, нужно многое нам рассказать!
Лефор прошел вперед. Он шагал решительно, громко стуча тяжелыми сапогами по плитам галереи.
Но не успел капитан сделать и двадцати шагов, навстречу ему уже спешил отец Фовель, покинувший столовую, едва он заслышал голос Ива.
– Черт побери! – воскликнул монах. – Лефор! Наконец-то!
– Да, монах! – подтвердил капитан. – Лефор собственной персоной.
Он не успел ничего сказать: монах бросился ему на шею и, похлопывая по плечу, успел шепнуть:
– Я уж думал, вас упрятали в Бастилию. Этот Жак Тардье ничего путного не говорит! Он в любую минуту может пойти на исповедь, ему кто угодно грехи отпустит, только не я!
– Тут вы ошибаетесь! Этот человек – самый верный слуга короля после вашего друга, милейший монах!
– Входите, входите, господа! – приглашал Тардье.
Оба капитана сели за стол, и лакей стал вносить блюда. Казалось, Лефор никогда не насытится. Особый его интерес вызвало отличное вино.
Сен-Нектер ел с аппетитом, почти не уступавшим аппетиту Ива. Когда капитаны утолили первый голод, отец Фовель, с любопытством наблюдавший за Лефором, но не произносивший ни слова, взглянул на клевавшего носом отца Фейе и наконец спросил:
– Вы виделись с королем, мессир капитан?
– Так точно, – кивнул Ив. – Я даже был принят его высокопреосвященством кардиналом Мазарини и могу сказать, что это человек самый надушенный и элегантный во всем королевстве. Он дрессирует волосатых зверьков, похожих на людей. Кажется, это обезьянки, хотя одна из них была одета точь-в-точь как некоторые из дам, которых нынче утром я видел в покоях короля.
– Готов поспорить, – проговорил отец Фовель с сардонической ухмылкой, – что кардинал, как и его величество, поздравил вас с тем, как вы себя показали со времени своего появления в столице?
– Верно, – кивнул Лефор.
– Ну-у, – протянул монах, разочарованный неразговорчивостью флибустьера. – Дайте-ка мне лучше свою трубку да табаку: я не курил уже двое суток.
– Брат мой! – подал голос отец Фейе, внезапно проснувшись и тяжело дыша. – Неужели вы действительно закурите? А я думал, вы оставили эту отвратительную привычку!
– Хочу пить и курить! – сказал отец Фовель. – Да, пить, потому что у меня комок в горле. Лефор! Дайте, пожалуйста, своему монаху глоток этого легкого винца!
– Брат мой! – не унимался отец Фейе. – У вас странная манера выражаться, способная немало удивить кардинала или коадъютора.
– А вы полагаете, если его высокопреосвященство принял моего приятеля Лефора, то он не слышал и других выражений?
– Увы, в этом я не сомневаюсь! – вздохнул доминиканец. – Однако, брат мой, если вы вернетесь на острова, вам придется последить за своей речью, иначе мне, к большому сожалению, придется, следуя церковным канонам, строго вас наказать.
– Ах-ах-ах! – впервые позволил себе вмешаться в разговор двух монахов Лефор. – Я получил от короля разрешение набрать солдат. Матросы отныне подчиняются мне и отцу Фовелю, а он, хоть и монах, состоит на службе у меня на судне и, по существу, является флибустьером, как любой из моих агнцев. Понимаете ли вы, святой отец, что я не позволю, чтобы хоть один волос упал с головы отца Фовеля?
Отец Фовель размял табак и раскурил трубку Лефора. Сен-Нектер и судья с любопытством наблюдали за разворачивавшейся на их глазах сценой.
После того как Ив одернул отца Фейе, тот не стал больше настаивать. Но отец Фовель, выкурив трубку, неожиданно сказал:
– Мне чертовски любопытно послушать, приятель, что вам сказал король. Говорите, вы его видели?
– Как вас сейчас, и должен признаться, что доктор Бувар преувеличивал, когда уверял меня, что у его величества настолько неприятно пахнет изо рта, что собеседники с трудом сдерживают отвращение. Я даже не заметил, действительно ли у короля не хватает нескольких зубов, а в нёбе дыра.
– Неужели его величество с вами заговорил?
– Да, – подтвердил Лефор.
– И что он вам сказал?
– Что я ему докучаю и он меня разжалует!
Отец Фовель так вздрогнул, что едва не потерял равновесие. Заикаясь, он переспросил:
– Король вас разжаловал?
– А я вам о чем толкую! – уверенно проговорил Лефор. – Но, слава Богу, я собрал перья.
Флибустьер увидел три пары вопросительно уставившихся на него глаз и счел, что пора кое-что пояснить.
– Видите ли, отец мой, иногда полезно быть находчивым. Я прибыл в Лувр капитаном. Король меня разжаловал, да так, что от меня перья полетели, а я их подобрал и, по милости Божьей и короля, соорудил из них себе адмиральский чин!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53