– Да и как тебя остановить? Надеюсь все-таки, что не все так плохо. Давай рассказывай, что случилось, – проговорила она, осторожно усаживаясь на другой весело расписанный, но шаткий стул.
– Хорошо, – решительно сказала Хэт. – Может, если я расскажу, мне не покажется, что всему пришел конец. Говорят, если поделишься…
– Итак? – настойчиво произнес Джерри.
– Только имейте, пожалуйста, в виду, что я хотела все обратить в шутку. Не думайте, будто я свихнулась, ладно?
– Хватит ходить вокруг да около. Или рассказывай, или получишь сейчас бутылкой! – рявкнул Джерри. Терпение среди его добродетелей не числилось.
– Ну ладно, ладно. Когда я поговорила обо всем с Присциллой, она заявила, что все это нервы, и мне пришло в голову, что нужно просто напомнить Джимми о том времени, когда мы вместе смеялись, понимаете? Чтобы он перестал думать о мрачной стороне дела.
– Только не говори мне, что поехала разобраться с ним на месте, – перебила ее Миш.
– Боже упаси! Гораздо хуже.
– Продолжай, – сказал Джерри.
– Я зашла в его квартиру… и… ну, взяла большую кастрюлю, налила воды, вскипятила ее… и сварила в ней несколько кроликов, – объяснила Хэт как можно доходчивее.
– Что? – вскричал Джерри. Он был большим любителем животных.
– Да не настоящих, – встряла Миш. – Даже в своем теперешнем состоянии Хэт не будет мучить кроликов.
– Понимаете, когда мы с Джимми смотрели «Роковое влечение», мы чуть не описались со смеху и потом всякий раз, когда видели какой-нибудь фильм, где женщина немного не в себе, кричали: «Ей бы только кроликов варить!» Мне захотелось, чтобы он подумал, будто бы я хочу быть похожей на чокнутую Гленн Клоуз, и рассмеялся – он ведь знает, что я не такая.
– Ну что ж, допустим, – протяжно произнес Джерри. Он и сам не мог поверить в то, что слышал.
– И что из всего этого получилось? – спросила Миш, бросив недовольный взгляд на Джерри.
– Во-первых, Джимми вернулся поздно, и все обернулось не так, как мне хотелось. Обычно после работы он сразу идет домой, и я так рассчитала время, чтобы, когда он вошел, кролики вовсю варились. Но он все не возвращался, и я начала уже беспокоиться, хотя воды я налила целую кастрюлю. Я спряталась в шкафу в коридоре и приоткрыла немного дверцу, чтобы видеть входную дверь и кухню. Ну так вот, я жду, что вот-вот он вернется, увидит кастрюлю, снимет крышку, заглянет внутрь и начнет смеяться, а тут и я выхожу! Когда он все-таки пришел, из кастрюли шел ужасный запах. Он подошел к ней, взял вилку и достал какое-то месиво, а вовсе не те игрушки, которые я положила. Эти чертовы кролики варились так долго, что сварились в одну массу! Ничего похожего на кроликов, скорее на баклажаны! Или на вываренный говяжий язык! Или на сморщенную требуху. Или на член старика, полвека не видавший белого света.
Джерри и Миш загоготали.
– Не надо, – умоляюще произнесла Хэт, – совсем не смешно. Я избить себя была готова за то, что не сообразила, что эти игрушки пластмассовые. На бирке было написано: «Не держать рядом с открытым огнем», и я решила, что в горячей воде с ними ничего не случится. Как бы не так! Черт бы их побрал! Все было бы хорошо, если бы эти кролики не утратили свой облик.
– Ты так думаешь? – осторожно спросила Миш, когда перестала смеяться.
– Будь кролики получше качеством, успех был бы потрясающий! – добавил Джерри, продолжая давиться от смеха.
Хэт пропустила его слова мимо ушей и ответила Миш:
– Не знаю, но хуже того, что случилось, и придумать нельзя.
– И что же сказал Джимми, когда ты вышла? – спросил Джерри.
– Ничего… ничего не сказал. Меня до того парализовал стыд, что я осталась сидеть в шкафу. Не могла же я выйти и спросить, не пересмотрит ли он свое отношение ко мне после того, как я испортила ему кастрюлю и провоняла всю квартиру. Когда он ушел из кухни, я потихоньку выбралась из квартиры. Это уже хорошо. Во всяком случае, он не знает, что это была я.
Миш и Джерри снова разразились истерическим смехом.
– Да ты в своем уме, Хэт? – набросилась на нее Миш. – Конечно же знает! Кто бы еще мог такое сделать?
– Не знаю… может, вор? – неуверенно проговорила Хэт.
– Почему бы и нет? – подхватил Джерри. – Представляю себе картину. Вор, большой любитель фильма «Роковое влечение», забрался в квартиру Джимми. Обнаружив, что ничего ценного там нет, он так рассердился, что махнул рукой на свое плотное воровское расписание и решил вскипятить игрушечных кроликов, которых благоразумно прихватил с собой, чтобы таким образом выразить свое недовольство отсутствием в доме ценных вещей. Он отыскал кастрюлю и поставил кроликов на слабый огонь, после чего скрылся, радостно предвкушая тот момент, когда его жертва, столкнувшись с этим актом вандализма, будет горько сожалеть о том, что не купила полный набор современного электрического оборудования у «Бэнга и Олуфсена».
– Даже если Джимми знает, что это я, он все равно меня не видел. Он не звонил, Миш?
Миш покачала головой.
– Вот видишь! Не звонил, и наверняка не собирается. А вдруг все это в конечном итоге показалось ему смешным? Возможно, не так все вышло и плохо, и он сейчас над этим смеется, – оживленно сказала Хэт и потянулась к бутылке, чтобы налить себе еще.
Джерри и Миш переглянулись. Трудный был у Хэт день. Они хотели поддержать ее, серьезно поговорить о том, что правде надо смотреть в глаза, но поняли, что сейчас она в таких простых истинах не нуждается. Успокаивать ее было еще рано.
Хэт не может взять себя в руки
На следующий день была суббота – очень кстати после бурных событий и душевных травм последних двух дней. Хэт наконец-то спала мертвецким сном. Миш занималась своими делами, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить ее, и тут в дверь позвонили. Она открыла и пришла в смятение, когда увидела, кто стоит за дверью.
– Это еще что такое? – сонным голосом спросила Хэт, войдя в гостиную где-то после полудня.
Весь пол – а даже в лучшие времена гостиная не была просторной – был завален картонными коробками самых разных размеров, перевязанными широкими белыми и зелеными лентами. В самой маленькой из них вполне могла поместиться кошка, в самой большой – доберман заодно со своим хозяином.
– Это, – ответила Миш, широким жестом указывая на коробки, – твои свадебные подарки, если верить сотрудникам «Джона Льюиса», доставившим их сюда два часа назад.
– Черт! – проговорила Хэт и рухнула в ближайшее кресло.
Напрасно Миш ждала, что Хэт скажет что-то еще. В конце концов ей удалось подвигнуть свою подругу на более пространный комментарий.
– Вчера ты настолько была увлечена варкой кроликов, что не предупредила «Джона Льюиса» о том, что свадьба отменена.
Прежде чем ответить, Хэт подумала.
– Нет… то есть да, нет… а, все равно. Я им не звонила.
Вот сейчас бы и донести до Хэт всю правду, подумала Миш, даже без Джерри, который мог бы ей помочь.
– Хэт, – начала она, – ты должна посмотреть правде в глаза. Свадьбы не будет, с этим надо смириться.
Миш сделала паузу, чтобы убедиться, что ее послание дошло до адресата. Однако, глядя на отсутствующее лицо Хэт, в этом нельзя было убедиться.
– Если бы ты занялась этими придурками из службы доставки и отказала «Джону Льюису», тебе наверняка стало бы лучше. Это бы тебя отвлекло.
Миш свято верила в то, что все можно наладить. Она была не из числа тех, кто станет лить слезы над пролитым молоком, хотя это похвальное качество и не делало ее более решительной, чем Хэт. Потому что ни той ни другой не придет в голову взять швабру и вымести сор. Гораздо проще высказаться и идти по своим делам.
Окажись какая-нибудь другая девушка в том нелегком положении, в каком оказалась Хэт, она обратилась бы за помощью к матери, чтобы та помогла ей собрать осколки разбитого счастья. Обычно мать посвящают в свадебные планы, однако мать Хэт не была в них посвящена. Хэт хотелось сделать все самой. Ее родители, разумеется, знали, что она выходит замуж, но Хэт хотела поразить их великолепием этого события. Маргарет считала, что свадьба будет скромной, и не очень-то стремилась помочь, а Филипп, отец Хэт, учтивый до мозга костей, предложил финансовую помощь в размере восьми тысяч фунтов. «Ровно столько, учитывая инфляцию и проценты, сколько получила на свадьбу твоя сестра», – сообщил он Хэт в своем прозаическом письме, приложенном к чеку. До сих пор она была довольна своей самостоятельностью и аккуратно следила за расходами, но теперь не была уверена в том, что одна справится с отменой заказов.
– Вот что, – неожиданно сказала Миш после нескольких минут молчания. – Дай-ка мне список с телефонами, и я всех обзвоню, если тебе это так трудно. А ты займись другими делами, ладно? Сначала позвоню «Джону Льюису». Его ребята сказали, что могут сегодня еще раз заглянуть, если… э-э-э… если понадобится. Кто еще? Где список принявших приглашение? Могу позвонить приятелям Джимми и сообщить, что свадьбы не будет, – продолжала она. – А ведь есть еще агенты по доставке, цветочники, священник, фотограф, видеооператор, ювелир, банкетный зал, мясник, кондитер, свечных дел мастер, ха-ха.
Хэт собралась и приняла твердое решение.
– Не нужно никому звонить, – объявила она.
– Хорошо, звони сама. Может, я сделаю что-то другое?
– Помоги мне убрать коробки, чтобы не мешались под ногами. – И Хэт указала на длинный ряд коробок вдоль пустой стены.
– Что?
Хэт посмотрела ей в глаза.
– Ты думаешь, конечно, что я ненормальная, Миш, но это не так. Я решилась. Свадьба состоится, даже если я отдам концы. Я никому не скажу, что жениха нет. Это известно только тебе, Джерри и Присцилле. Если я всем сердцем поверю, что свадьба состоится, значит, она состоится. Джимми Мэк вернется. Я это знаю, и мне надо позаботиться о том, чтобы ничего не расстроилось к тому времени, когда он вернется. Я выйду замуж в два часа дня в субботу, седьмого октября, в церкви Святого Катберта, даже если это будет последнее, что я сделаю в своей жизни.
7
Хэт понимает: пора начинать думать
В тот день у Хэт была назначена третья примерка, надо было идти к портнихе. Решив, что в конечном счете все образуется, она отправилась на примерку. На предыдущие две ее сопровождала Миш, но на этот раз Хэт пошла одна. После того как Хэт решила настоять на своем, в их отношениях возникла определенная холодность. Миш делала все, что в ее силах, чтобы Хэт отказалась от того, что, по мнению Миш, было гибельным. Она пыталась всеми способами урезонить Хэт, кричала на нее, льстила, шантажировала, угрожала, умоляла, а когда все возможности были исчерпаны, прекратила с ней общаться. К несчастью, Хэт взяла на себя роль Жанны д'Арк – «пусть все против меня, но я знаю, что я права», – и ее решительность с усилением сопротивления Миш только возрастала. Чем больше Миш говорила о том, какую ошибку она совершает, тем большим убеждением проникалась Хэт, что поступает правильно. В отличие от всех, она сумела разглядеть в Джимми Мэке скрытые возможности и теперь преисполнилась решимостью поддержать свою веру в него и в его здравый смысл. Что бы ей теперь ни говорили о нем, она со своего пути не свернет. Только так.
Мадам Костас, портниху, Хэт нашла через знакомую Миш. Как косметолог, Миш нередко работала с модельерами и представителями мира моды, и, когда она как-то упомянула о том, что ее соседке по квартире надо сшить свадебное платье, коллега назвала мадам Костас. Для Хэт она оказалась просто находкой. Мадам Костас была темноволосой, невысокого роста женщиной греко-киприотского происхождения, с неторопливыми движениями, тотчас расположившими к ней Хэт. Хотя Хэт и задумала грандиозную свадьбу, ей было бы неуютно в воланах, и потому она выбрала простое строгое платье с рукавами в три четверти. Стены мастерской мадам Костас были увешаны фотографиями клиенток в самых шикарных платьях, однако портниха и слова не возразила и тут же принялась делать то, что захотела Хэт. Лиф был уже более или менее готов, и сегодня, как выразилась с сильным кокни-греческим акцентом мадам Костас, был «примерный» день.
Будущая невеста стояла перед высоким зеркалом, а мадам Костас втыкала булавки в рукав. Хэт понравилось свадебное платье. Она не очень-то любила одеваться, и у нее было всего-навсего одно платье, в котором пять лет назад она была на свадьбе Пенни. Работа требовала от нее практичной и прочной одежды, а в свободное время Хэт носила улучшенные варианты рабочей одежды – брюки, футболки, жилетки. Подлинным ее достижением оказалось то, что в длинном шелковом платье она почувствовала себя счастливой. Мало того – ей было в нем удобно. Четкие линии платья и высокий пояс шли к ее фигуре, этот сдержанный стиль очень ей нравился.
– Оборок, надеюсь, не много, Хэтти. С такой фигурой, как у тебя, нужны строгие, простые линии. Они тебе к лицу, – безапелляционно произнесла Пенни, допивая вторую чашку чая.
– Ты рассуждаешь, как мама. Премного тебе благодарна, но я и сама в состоянии выбрать себе платье. И прошу тебя, не называй меня Хэтти, а то я кажусь себе толстой старой комедийной актрисой. Все уже много лет зовут меня Хэт, – резко проговорила Хэт.
Точно так же она вела себя в детстве, когда они спорили насчет шуршащих платьев, которые мать пыталась надеть на Хэт.
– Ладно, не лезь в бутылку! Ну и какое же оно? Хэт захотелось вдруг описать какое-нибудь нелепое, из кринолина, свадебное платье, вроде того, в котором была принцесса Диана: она знала, что сестра примет ее слова всерьез.
– Строгое, светло-зеленое.
– Светло-зеленое! – воскликнула Пенни таким тоном, словно Хэт сказала «светло-дерьмовое».
– Да, светло-зеленое, как мята.
– По-твоему, это хорошо?
– Если бы я так не думала, я бы выбрала другой цвет, так ведь, Плопи? – спокойно ответила Хэт.
Вообще-то нечестно называть сестру детским именем, однако ни Хэт, ни отец ничего не могли с собой поделать. Пенни и мать по понятной причине это имя терпеть не могли.
– Не называй меня Плопи.
– Извини.
Сестры сидели в уютной чайной неподалеку от мастерской портнихи Хэт. Зайти сюда предложила Пенни. Хэт до сегодняшнего дня эту чайную вообще не замечала, но, оказавшись здесь, невольно вспомнила о вкусах сестры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27