Джимми вовсе не нужно было, чтобы она устраивала его жизнь, ему и так было хорошо. Он не опирался на нее, но, когда она на него положилась, тотчас рухнул. Джимми был ее другом. Она могла говорить с ним о чем угодно. Он отвечал мало, но это не безнадежно, просто он нечестолюбив. Возможно, ему вообще все это не было нужно? Хоть бы сказал что-нибудь такое, за что можно зацепиться. Ну, например, что у него есть другая женщина. Вообще-то Хэт этого не хотелось, но пусть было бы что-нибудь существенное, чтобы легче было его понять. Тогда ей не было бы сейчас так больно.
Джимми удивило, с каким энтузиазмом Хэт ухватилась за мысль о браке, как только об этом зашла речь. Стоило им только решиться, и все пошло своим чередом. Как будто к поезду прицепляли все новые и новые вагоны, а он все ехал себе по рельсам, с каждым прицепленным вагоном все быстрее. Венчание в церкви отвечало сокровенному чувству женственности Хэт. Она почувствовала вдруг такую раскрепощенность, что готова была с головой отдаться всей этой девичьей мишуре, которой когда-то стыдилась и которая была для нее запретной территорией. Она выбрала такую свадьбу, чтобы обязательно было длинное белое платье, букеты цветов, свадебный стол, прием, фейерверк. Должна же она хоть раз в жизни оказаться в центре внимания.
Когда Хэт была девочкой, мать называла ее постреленком. Хэт вовсе не напоминала мальчишку, просто она не была таким же светлым ангелочком, как ее старшая сестра Пенни. Пенни была на три года старше Хэт. Ей нравилось играть в куклы и игрушечные чайные сервизы, она любила платья, отороченные кружевами, которые Хэт ненавидела, потому что этот ужасный материал царапал ей бедра. Пенни визжала при виде червяков, а Хэт брала их голыми руками и скармливала золотым рыбкам в аквариуме. Хэт лазала по деревьям, терпеть не могла причесываться и наотрез отказывалась носить вечерние туфли. Иногда Хэт подумывала о том, что неплохо было бы надеть красивое платье, воспользоваться косметикой сестры или купить что-нибудь у «Доктора Мартина», но жребий был брошен. Она так и не смогла избавиться от своего образа – во всяком случае, в кругу семьи. Еще хуже было то, что ей было точно известно, какая из дочерей нравится матери больше.
Сестры взрослели, но ничего не менялось. Как и следовало ожидать. Пенни быстро вышла замуж за молодого человека, только что окончившего университет, и, по мнению родителей, вышла «очень удачно». На самом деле настолько хорошо, что мать чуть не умерла от радости. Отец Гая был сэром, и их мать никогда об этом не забывала. Гай работал в фирме своего отца в Сити. Он и сам толком не знал, в чем заключается его работа, зато мать знала, что он зарабатывает кучу денег. У Пенни и Гая была роскошная свадьба – настоящий кошмар, с точки зрения Хэт. Совсем не в ее духе – обматываться тряпками как туалетной бумагой, держать на голове железяку и слушать, как несимпатичные тебе люди произносят какие-то безрадостные речи.
Хэт никогда не завидовала ни сказочной свадьбе Пенни, ни ее удачному браку. Однако с годами поняла, что не прочь делить с кем-то судьбу на более постоянной основе, чем просто «гулять», к чему она отчасти привыкла. И вот, вступив в четвертый десяток, она встретила Джимми Мэка. Искры, может, и не полетели, но между ними возникла любовь, и они отлично ладили друг с другом. Как-то, на восьмом месяце знакомства, Джимми неожиданно попросил ее выйти за него замуж, после чего из надежного приятеля чудесным образом превратился в самого замечательного парня на свете.
4
Айсберг
На следующее утро, после бессонной ночи, Хэт встала без четверти восемь. Она наконец смирилась с тем, что бесполезно пытаться заснуть, и с огромным трудом поднялась. Умом она понимала, что надо действовать, но в теле чувствовала слабость. На душе был какой-то осадок. Четыре часа она вертелась, крутилась, поднималась в постели, ложилась на живот, на спину, свешивала голову с кровати (она где-то слышала, что прилив крови к мозгу вызывает сонливость), и все напрасно, сна как не бывало. Она выбилась из сил, но голова ее продолжала работать. Горечь, смятение, замешательство овладели Хэт.
В половине четвертого утра Миш попросила дать ей хоть немного отдохнуть. После нескольких часов размышлений о мотивах отказа Джимми она попыталась убедить Хэт, что ей выпал пустой билет. Оставшись наедине со своими мыслями, Хэт провела остаток ночи, перебирая в уме все то, что можно было бы изменить, чтобы отвратить беду. Она снова и снова возвращалась к тому, что сделала не так, чего не хотела делать, во что вовлекла Джимми. Вспоминала даже о том, во что она была одета, что могло бы ему не понравиться. Хэт смутно понимала, что хватается за соломинку, и к тому же очень тонкую. Джимми не любил особенно распространяться, а если уж что-то говорил, то очень коротко и веско.
С трудом усевшись, Хэт подвинулась к краю кровати и принялась равнодушным взглядом искать свои изъеденные молью, но горячо любимые тапки из овечьей кожи. Оглядывая убогую комнату, она неожиданно вспомнила, что две ночи назад здесь спал Джимми. Любовью мы не занимались, с грустью вспомнила она. За всей этой предсвадебной суетой секс отошел на второй план. Интересно, подумала она, как к этому относился Джимми? Нельзя сказать, что он постоянно чего-то домогался, а она отказывала. Чаще всего удовлетворялся тем, что, тесно прижавшись к ней, крепко целовал ее перед сном…
Хэт и Джимми Мэк стали регулярно встречаться после того первого свидания, если его можно назвать свиданием. Поначалу Джимми появлялся раз в неделю у «Стайлз энд Страйпс», когда Хэт уходила с работы. Потом они стали встречаться два, три, иногда четыре раза в неделю. В постели они оказались на одиннадцатый день знакомства. Такого Хэт еще не испытывала. Джимми не выказывал в постели того нестерпимого голода, который обычно обнаруживают мужчины, и за это она полюбила его еще сильнее. Он был внимательным и чутким, и хотя ничего особенного не произошло, она почувствовала себя с ним комфортно. Джимми любил крепко прижиматься к ней, что редко бывает у мужчин, думала она тогда, и мог часами гладить ее волосы. Так что, на ее взгляд, секс они изрядно выхолостили. Хэт с самого начала поняла, что Джимми можно доверять. В тех редких случаях, когда ей не хватало острых ощущений, она приходила к умиротворяющему выводу, что и без них все очень хорошо.
Особенно после Пола, с которым она познакомилась в последний год учебы в колледже и провела два с половиной года. Ни Миш, ни Джерри и представить себе не могли, что Хэт в нем такого нашла. Он называл себя художником, но, кажется, никогда не рисовал – во всяком случае, никто не видел, чтобы он этим занимался. Пол не хотел жить вместе с Хэт, потому что очень ценил свою независимость, но, не сумев снять квартиру, оказался в конце концов у своей мамочки. Пол говорил, что им с Хэт не следует особенно часто видеться, потому что это якобы мешает его «вдохновению», а сам почти все время проводил в пабе.
Все это не имело никакого значения для Хэт, которая была убеждена, что его талант расцветет на их любви. Иногда все становилось настолько очевидным, что, казалось, у Хэт вот-вот откроются глаза, но Пол умело применял свой единственный действенный талант: он был выдающимся притворщиком. Когда приходило время ложиться спать, его изобретательность не знала границ. Он был притворщиком par excellence. Хэт и мысли не допускала, что только это в нем ее и подкупает или что без этого она, возможно, и не проводила бы с ним столько времени. Ее вера в прочие достоинства их отношений прошла проверку на прочность, когда он объявил, что хотел бы воздерживаться от физической близости: энергию, «растрачиваемую» на секс, он предпочел бы направить на искусство. Миш чуть со смеху не умерла, когда Хэт все ей рассказала, тем более что она уже давно подозревала, что только это ее подругу и привлекает, хотя Хэт утверждала обратное. Их отношения завершились вскоре после того, как Пол прибегнул к «итальянской забастовке». Хэт такие отношения не устраивали, тем более что она относилась к сексу с некоторым недоверием. Она уже давно для себя решила, что главное в мужчине сердечность, даже если первоклассный секс и вытесняет все остальное. По причине этого решения она не вполне четко для себя определила, что нечастый секс вполне можно приравнять к отличным человеческим отношениям.
Вынужденная копаться во всех этих подробностях недавнего прошлого, Хэт задумалась: с чего бы эта мысль пришла ей в голову? И наконец вспомнила, как однажды ее мать заявила, что «если отношения, рассчитанные на всю жизнь, основаны на сексе, у них нет ни малейшего шанса на выживание». А поскольку Хэт и представить себе не могла, чтобы ее родители занимались сексом, она поняла, откуда ее мать заимствовала эту теорию. Если, согласно матери, страсть не вправе быть мотивом для брака, то пара будет существовать до тех пор, пока одна из сторон не обратит внимание на того, кем действительно можно увлечься.
Мрачная картина, которую Хэт, мысленно застав родителей за непотребным занятием, нарисовала в своей голове, тотчас вывела ее из грез, и она увидела свои тапки, выглядывавшие из-под груды одежды, – спасительную дорожку к реальности.
Волоча ноги, она прошла на кухню и застала там Миш, которая готовила чай и тосты. Она села за стол и, вовсе не собираясь этого делать, пустилась в разговор о том, что она сделала не так, за что Джимми ее покинул.
Миш терпеливо слушала несколько минут, потом резко оборвала:
– Не хочу быть жестокой, но лучше бы ты, Хэт, это прекратила. Занимаешься тем, чем наверняка занимался капитан «Титаника», когда его судно пошло ко дну.
– Что? – непонимающе спросила Хэт.
– Дело вовсе не в том, что какой-то айсберг оказался на пути «Титаника» и, сверни корабль чуть влево, все было бы в порядке, а в том, что судно вообще не должно было появляться в этих чертовых водах, кишащих айсбергами. Не понятно?
– Нет, – сердито ответила Хэт.
Она слишком устала и не в силах была следить за морскими аналогиями.
– Хэт, буду с тобой предельно откровенной. По-моему, тебе совершенно не следовало быть с Джимми Мэком и уж тем более выходить за него замуж, так что теперь, когда судно утонуло, оставь все как есть. Пусть это будет последней историей с собачьим приютом. Хватит спасать бездомных псов.
– А ты бы оставила все как есть? Джимми Мэк не такой, как все.
– Ну конечно не такой.
– Он просто не понимает, что натворил, вот и все. И ты не понимаешь! – воскликнула Хэт. Казалось, она только сейчас осознала, насколько очевидны факты и их последствия. – Свадьба уже реальность! Это как отбывший поезд, который живет своей жизнью. Его не спишешь, не забудешь, мы уже едем в нем. Нельзя вот так повернуться к свадьбе спиной за полтора месяца до того, как она должна состояться, в надежде, что ее больше нет! Джимми Мэк попросил меня выйти за него замуж, я согласилась, и дальше все должно идти своим чередом! Не может же он просто так уйти и оставить меня одну. В последние три месяца мы ни о чем другом и не говорили. Часами обсуждали, каково будет лилиям и розам вместе с незабудками в окружении подходящей им зелени, выбирали начинку для волованов, какие будут ножи и вилки, какие супницы, спорили насчет хрустальных чаш – считается, что только в них следует готовить это отвратительное пойло, которое никто не пьет на вечеринках. Да я в жизни еще не приготовила ни одного пунша!
С этими словами Хэт схватила тост и откусила огромный кусок. Несколько минут обе сидели в оглушительной тишине. Миш заговорила первой:
– Ну хорошо. Оставим в стороне волованы и чаши для пунша. Ты бы хотела провести с ним остаток жизни?
– Конечно. Я люблю его, – простонала Хэт. – Знаю, ты, наверное, думаешь, что мне просто захотелось устроить себе большой праздник, но это не так. Я не такая, и тебе это известно. Я хочу за него выйти. Мне было с ним спокойно. Я верила ему. Но и красивое платье я хочу надеть, и цветы чтобы были, и прием, и танцы всю ночь. А почему мне нельзя этого хотеть? Я хочу, чтобы был волшебный день, и все это ради меня одной. Ну зачем Джимми так поступил? Почему он бросил меня перед самой свадьбой?
– А что, лучше бы бросил после нее? – спросила Миш.
– Возможно.
Сказав это, Хэт взглянула на Миш и, осознав смысл сказанного, рассмеялась.
– Я на самом деле хочу быть вместе с ним, Миш, – продолжала она. – Но если совсем честно, все превратилось сейчас в какой-то кошмар. У нас вдруг не стало ничего общего. А ведь только что мы обсуждали, какими лентами перевязывать торты и стоит ли приглашать его одноногого дядю из Дануна, отсидевшего в тюрьме бог весть сколько, и волновались, сумеет ли моя мама хоть один день вести себя по-человечески.
– Возможно, для Джимми всего этого оказалось много, – высказала предположение Миш, хотя обе знали, что он вообще не замечал, что происходит.
– Возможно, – с отчаянием согласилась Хэт. Вдруг она выпрямилась, и лицо ее засияло, точно ее пронзила какая-то мысль. – Да-да, наверное, так и есть. Мне надо было оградить его от организационной стороны дела. Парни, известное дело, этого не любят. Ну да! Надо было сделать так, чтобы все показалось ему легким, веселым и нормальным.
Миш, нервно улыбнувшись, кивнула, потом поднялась. Ей пора было на работу. Она работала косметологом и не могла себе позволить опаздывать, особенно сегодня, в день съемок для журнала с фотографом, с которым она еще не работала.
– Слушай, Хэт, я рада, что ты воспряла духом. Не хотелось бы думать, что, будь у Джимми шоры и ушные затычки, все было бы в порядке. А сейчас я пошла на работу. Поговорим об этом вечером. Закажем, чтобы нам принесли поесть, ладно?
Миш пошла по коридору к своей спальне.
– Из Джимми можно было бы сделать куклу и втыкать в него иголки, – бросила она через плечо.
Хэт не ответила: мыслями она отлетела куда-то далеко, хотя и была благодарна подруге за то, что та полночи не спала, участвуя во вскрытии только что умерших отношений. И все же Хэт не могла допустить того, чтобы труп совсем окоченел:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27