– Почему это вас так удивляет?
– Я склонен думать, что любой предпочел бы праздную жизнь постоянному ежедневному труду с целью ублажить чужих людей, – сказал Фредерик, и тон его был почти обвиняющим.
Она молчала, начиная подозревать, что бы ни угнетало Фредерика, это имело отношение к его прошлому.
Неужели его отец сказал или сделал что-то обидное? Или Фредерику пришлось претерпеть еще одну стычку с глупыми денди, решившим наказать его за незаконное происхождение?
– А вы, Фредерик?
Он вздрогнул от резкого порыва ветра, прорвавшегося сквозь заслон деревьев.
– Я?
Она склонила голову набок:
– Неужели вы охотно отказались бы от дела, созданного своими руками, чтобы посвятить свою жизнь мельканию в лондонском обществе?
Он поднял плечо:
– Если бы я был дворянином, у меня было бы поместье, которым я должен был бы управлять, я был бы постоянно занят.
– И вас бы удовлетворила эта деятельность – уход за землями и необходимость выслушивать мелкие жалобы арендаторов?
– Должен признать, что в такой интерпретации это выглядит не слишком привлекательно, – сухо ответил он.
Осознав, насколько ее слова показали отношение к дворянам вообще, Порция скорчила гримасу.
– Думаю, мое мнение о дворянах и их положении в обществе искажено моим прошлым.
– То есть запятнано поведением вашего отца?
Порция помолчала, прежде чем заставить себя оторваться от дерева и продолжить путь по узкой тропинке. Она не знала, каким образом усмирить демонов, терзавших Фредерика. Единственное, что она могла сделать, – это быть честной с самой собой.
– Нет, – пробормотала она. – Дело не только в моем отце.
Фредерик догнал ее и пошел рядом, приноравливаясь к ее походке.
– Значит, дело в вашем женихе?
– Да.
– Расскажите о нем.
По телу ее пробежала судорога отвращения. Теперь было почти невозможно поверить, что она когда-то была настолько глупа, что оказалась обманутой самым обычным плутом.
Конечно, она была молодой и наивной. Но даже и это едва ли могло стать приемлемым извинением того, что она не сумела разглядеть его подлинной натуры.
– Я… – Она была вынуждена остановиться и откашляться. – Я встретила Эдварда на одном из местных светских сборищ. Молоденькой девушке, редко бывающей за пределами ближайшей деревеньки, он показался скорее сказочным существом, чем человеком из плоти и крови.
Она почувствовала, как Фредерик оцепенел от ее слов.
– Я полагаю, он был красив?
Порция испустила вздох, полный отвращения:
– Он был красивым, образованным и умело обольщавшим случайных женщин, попадавшихся на пути. Если бы я не была такой наивной деревенщиной, я бы тотчас же распознала в нем негодяя.
Фредерик поднял руку и провел ладонью по ее холодной щеке.
– Ну, вероятно, он был не совсем уж негодяем, если предложил вам выйти за него замуж?
Несмотря на все свои отчаянные усилия, Порция не могла полностью подавить память о том головокружительном счастье, когда Эдвард опустился на колено и попросил ее стать его женой. В ту минуту ей показалось, что все мечты сбылись.
– Он сделал мне предложение только потому, что ошибочно вообразил, будто мое довольно значительное приданое все еще в целости и сохранности.
Она дрожала под своим тяжелым плащом. Также хорошо, как это романтическое предложение, Порция помнила ужасную ярость Эдварда, когда он узнал, что шесть месяцев ухаживания за ней потрачены впустую.
– Как только ему стало ясно, что мой отец уже ухитрился растратить мое состояние, он тотчас же бросил меня.
Протянув руку, чтобы отвести ветвь, с которой стекала вода, Фредерик посмотрел на Порцию и увидел, что она хмурится.
– Как он узнал правду?
– За день до свадьбы он пришел к отцу с намерением получить мое приданое до того, как мы отправимся в свадебное путешествие. Можете представить его ужас, когда он вместо денег, получение которых уже предвкушал, увидел пачку счетов, которую вместо приветствия протянул ему отец в надежде на то, что скоро зять позаботится об их оплате. – Она издала короткий смешок: – Можно ли по-настоящему осуждать Эдварда за то, что он сбежал?
– Да, можно, – процедил Фредерик сквозь стиснутые зубы. На скулах его зарделся румянец. – Я осуждаю его не только за это, но и за то, что он разбил сердце юной девушки.
Остановившись на небольшой прогалине, Порция печально улыбнулась ему:
– Он не разбил мне сердце, Фредерик. Неужели вы считаете меня такой слабой духом? Неужели вы думаете, что я могла оплакивать потерю рядового охотника за деньгами?
– Порция, возможно, вы не хотите признать, что нанесенные им раны все еще кровоточат, но ясно, что вы так и не излечились после предательства Эдварда.
– Нет, Фредерик.
Медленным движением Порция опустилась на низкую мраморную скамью и указала на маленький деревянный крест, почти скрытый под кучей палых листьев.
– Вот причина, заставляющая мое сердце кровоточить. Вот кого я оплакиваю.
Изумленно хмурясь, Фредерик склонился, чтобы прочесть имя, грубо нацарапанное на дереве креста.
– Розалинда? – Он повернул голову и посмотрел на Порцию с нескрываемым изумлением: – Кем была эта Розалинда?
– Моей дочерью.
Глава 18
Глаза Фредерика округлились, когда он услышал эти произнесенные шепотом слова.
– У вас был ребенок от Томаса?
Наступило напряженное молчание, прежде чем Порция, наконец, покачала головой:
– Нет, не от Томаса.
Почти не чувствуя напряжения мышц и уже ощетинившись, Порция ждала ответа Фредерика. Неужели его не потрясло это известие? Неужели он не пришел в ужас?
Достойная девица не позволила бы себе завести ребенка, не будучи замужем.
Даже если и была обручена в то время с отцом ребенка.
Однако он не был потрясен. Она не заметила в его красивых, изящных, четких чертах признаков возмущения. Она была готова поклясться, что прочла в них медленно проявляющееся и тотчас же скрытое понимание.
– Отцом младенца был Эдвард? – спросил он, и это прозвучало скорее как утверждение, а не как вопрос.
– Да.
Она машинально принялась счищать листья с крошечной могилки.
– Я была очень молода и очень глупа. И Эдварду не потребовалось много усилий, чтобы соблазнить меня.
– Он знал, что вы носите его ребенка, когда покинул вас?
– Да, – тихо ответила Порция.
Из его рта вырвалось несколько грязных проклятий, он сел на скамью рядом с ней и наконец, взял обе ее руки в свои и крепко сжал их.
– А как ваш отец?
Она содрогнулась при мысли об искаженном отвращением лице отца, всплывшем в ее памяти. Он мог прекрасно мириться с полным отсутствием собственных моральных устоев, но один только намек на скандал, к которому могла оказаться причастной его дочь, был для него невыносим.
– Я… я призналась ему, сказала правду, когда поняла, что покинута. И думаю, это стало одной из причин его поспешного бегства.
Фредерик покачал головой, и дыхание со свистом вырвалось из его сжатых губ.
– Неудивительно, что вы потеряли веру в мужчин, детка. Должно быть, вы испытали ужас, оказавшись брошенной в таком положении.
Господи! Она была даже за пределами ужаса в те несколько дней после исчезновения отца. В первые дни состояние ее было близко к паническому. Она бродила по пустым комнатам в состоянии оцепенения, лишившего ее возможности мыслить.
Порция вздрогнула, не замечая, что дождь кончился, а ветер утих, сменившись легким бризом.
– Я не знала, к кому обратиться, – призналась она, и взгляд ее упал на руки, все еще покоящиеся в ладонях Фредерика. – У меня не было близких родственников, способных взять меня к себе, а жить в имении отца я не могла, потому что не было средств, чтобы платить слугам или даже за еду. Еще я боялась, что соседи скоро узнают о моей беременности, и тогда я лишилась бы тех немногих друзей, что у меня оставались.
Он неосознанно поглаживал большими пальцам чувствительную кожу ее запястий.
– И что вы сделали?
– Хотелось бы мне сказать, что однажды утром я проснулась и взяла дело в свои руки, как поступила бы женщина, обладающая подлинным мужеством. – Она слегка пожала плечами: – Но, по правде говоря, я все еще скрывалась в поместье отца, когда на помощь мне пришел Томас.
– Что вы хотите сказать этим «пришел на помощь»?
Воспоминание о Томасе Уокере вытеснило на время печальные мысли, и напряжение слегка спало. В отличие от Эдварда он не мудрствовал. Это был крупный мужчина в поношенной одежде, с грудью колесом, с копной седых волос, с выражением бесконечной доброты, в которой отчаянно нуждалась молодая напуганная девушка.
– Сначала я даже не понимала, что он навещает мои владения. До тех пор пока в моих скудных трапезах не появились свежая рыба и оленина. Наконец Куин признался мне, что эта благодать исходит от Томаса Уокера, владельца местной гостиницы. – На лице ее появилась кривая улыбка. – Естественно, у меня возникли подозрения по поводу столь неожиданной щедрости, и я захотела узнать, чего он желает от меня.
Глаза Фредерика помрачнели от гнева.
– Думаю, я догадываюсь.
– Если и догадываетесь, то ошиблись, – заметила она.
Его бровь удивленно поднялась.
– Неужели?
– Когда-то Томас был влюблен в мою мать, несмотря на то, что ее социальное положение было неизмеримо выше, но и после того, как она вышла замуж за моего отца, Томас продолжал ее любить.
– Вашу мать?
Его резкий презрительный смех свидетельствовал о недоверии.
Впрочем, это было неудивительно. Сначала Порция и сама не верила, что это не было всего лишь ухищрением со стороны пожилого джентльмена. Но время показало его полную искренность.
– Что он сказал вам? Что он женится на дочери женщины, которую когда-то любил? Прямо шекспировский скажет. Да?
Она вырвала руки и посмотрела на него с яростью.
– Нет. Все было не так. Я не допущу, чтобы вы говорили о Томасе в таком тоне, – предупредила она. – Он был единственным человеком в моем окружении, кто предложил мне дружбу и помощь, не имея никаких скрытых мотивов. И никогда не пытался чего-нибудь добиться от меня.
– Господи! Да он получил вас в жены, – проскрежетал Фредерик.
– У него не было намерения брать меня в жены, Фредерик, – сказала она. – Он видел во мне дочь, которая могла бы у него быть, если бы его социальное положение было иным. Но потом он узнал…
Наступила короткая пауза, пока Фредерик пытался разобраться в ее словах.
– Ах, – выдохнул он, и его недоверчивое лицо слегка просветлело. – Он понял, что вы ждете ребенка.
– Да. – Порция поднялась, не в силах усидеть на месте от бурных чувств. Память о тех ужасных днях была навеки запечатлена в ее сознании, будто выжженная каленым железом. – Он был очень добр. Предложил мне уехать, тайно родить ребенка и вернуться позже, чтобы никто не узнал правды. Он даже предложил усыновить мое дитя.
Фредерик тоже поднялся на ноги, двигаясь осторожно, будто опасался, что она вскочит и убежит, если он поведет себя неосмотрительно. Возможно, она бы так и сделала. У нее было ощущение, что она, как туго закрученная спираль, как детская игрушка «юла», которую собираются запустить на полную мощность.
– Похоже, это было разумное предложение. Почему вы его не приняли?
– Вне всякого сомнения, я приняла бы его, если бы обладала здравым смыслом, но мне была невыносима мысль о том, чтобы отдать моего ребенка. – Она обхватила себя руками. Несмотря на тяжелый плащ, Порция чувствовала, что холод проник в нее до самых костей. – Я не могу рационально объяснить свои чувства, но в глубине души знаю, что отдала бы все и сделала что угодно, только чтобы держать младенца в своих объятиях.
– И Уокер женился на вас, чтобы вы могли сохранить свое дитя?
– Да.
Он легким движением коснулся ее плеча:
– Из вас вышла бы, прекрасная мать, Порция.
– Мне хотелось бы думать так, но этого не было суждено. Я была замужем всего несколько недель, когда…
Порция не смогла справиться с собой: ее голос дрогнул, а из глаз хлынули слезы.
Эта безмерная печаль, казалось, явилась неизвестно откуда, и, когда Фредерик заключил Порцию в объятия, она не смогла отказаться от утешения и позволила себе покоиться в его тепле и купаться в сочувствии.
Боже милостивый! Как давно она не позволяла себе поддаться искушению и дать кому-нибудь утешить себя.
Это было так давно, с тех самых пор она одна боролась с превратностями судьбы…
Фредерик на мгновение прикрыл глаза, крепче прижимая к себе дрожащую Порцию.
В это мгновение он даже пожалел, что вызвал ее на откровенность и пробудил столь болезненные воспоминания. Она достаточно страдала и без того, чтобы бередить прошлое и вспоминать прежние потери и предательство. Ее признания ничего не могли изменить в этом прошлом.
Но по мере того как поток слез Порции начал иссякать, он почувствовал острую радость от того, что она проявила к нему доверие. Наконец-то воздвигнутые ею бастионы пали, и она позволила ему заглянуть в свое сердце.
Что бы ни сулило будущее, Фредерик решил, что позаботится о том, чтобы она никогда не утратила веру в него.
– Ш-ш! Я здесь, дорогая, – зашептал он, и его губы легко коснулись ее виска.
– Не знаю, что со мной, – пробормотала она. – Я никогда не плачу.
Фредерик охотно поверил ей. Многие женщины используют слезы в качестве оружия, но Порция видела в них всего лишь проявление слабости.
– Почему вы держали в тайне появление ребенка? – спросил он, скорее удивленный, чем потрясенный.
Отстранившись, Порция вытерла щеки платком и громко высморкалась. Фредерик почувствовал, что сердце его тает от нежности при виде ее слипшихся мокрых ресниц и покрасневшего носа. Она казалась юной, уязвимой и восхитительно желанной.
– Я долго была больна, а когда наконец почувствовала себя настолько хорошо, чтобы встать с постели, то поняла, что никто из соседей не знал, что я ношу ребенка, – призналась она. – Только Томас и Куин.
– А они были слишком преданными людьми, чтобы сплетничать?
– Именно так. Томас решил, что лучше не упоминать о ребенке, и так наш брак был заключен поспешно, и это у многих вызвало удивление. – Она снова высморкалась, и взгляд ее обратился к деревянному кресту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35