OCR: Dinny; SpellCheck: Анн@
«Бурная ночь»: АСТ, АСТ Москва; Москва; 2009
ISBN 978-5-17-060670-2, 978-5-403-01869-2
Аннотация
Этот таинственный незнакомец появился в маленькой гостинице Порции Уокер ненастной ночью и словно принес бурю в ее тихую, размеренную жизнь.
Прошлое его неизвестно, а будущее туманно. Он воплощение настоящего мужчины. Но Порция, уже успевшая разочароваться в любви, поклялась держаться подальше от мужчин.
Однако Фредерик Смит так не похож на всех, кого она встречала прежде! Ему одному под силу заставить Порцию сбросить маску холодной надменности и вновь превратиться в нежную чувственную женщину, способную поверить в любовь и беззаветно отдаться страсти…
Дебора Рэли
Бурная ночь
Глава 1
Городской дом на Ломбард-стрит представлял собой вполне респектабельное кирпичное строение с таким же респектабельным садом во вполне респектабельном районе.
Замечателен дом был только тем, что ухитрился легко вписаться в окружающее пространство и даже слиться с ним настолько, что казался почти невидимым.
Его владелец, мистер Даннингтон, обладал таким же свойством успешно сливаться с окружающей средой.
Даже самые близкие его знакомые признавали, что мало что знают об этом джентльмене. Точнее сказать, ничего, кроме того, что когда-то он был домашним учителем, получившим небольшое наследство, после того купил этот городской дом, который превратил в элитарную школу для мальчиков высокого происхождения, хотя и не всегда законнорожденных.
Кое-кто называл мальчиков бастардами, но им перепадало от отцов достаточно денег, чтобы обеспечить хорошее образование и возможность сделать приличную карьеру.
Кроме очевидного таланта преподавателя, мистер Даннингтон обладал, однако, скрытым талантом оставаться для всех интригующей тайной.
Конечно, никто и представить себе не мог, насколько таинственным он был на самом деле. И уж разумеется, об этом не подозревали трое джентльменов, сидевших сейчас в библиотеке вышеупомянутого городского дома.
На первый взгляд могло показаться, что между молодыми людьми мало общего. А точнее сказать, ничего, разве что все трое способны были вызвать смятение в компании самых привередливых женщин.
Рауль Шарлебуа небрежно опирался о письменный стол красного дерева и, по всей вероятности, был самым пленительным из троих.
И причиной тому была не только бледная и изысканная золотистая красота или совершенство его ладного поджарого тела. Было что-то особенное в грации его движений и неотразимой привлекательности чувств, с удивительной, почти гипнотической, легкостью накладывавших отпечаток на его классические черты. Не было ничего странного в том, что в настоящий момент он был самым знаменитым актером в Лондоне.
В противоположность ему Йен Брекфорд был темноволосым пламенным красавцем, ухитрявшимся добиться успеха во всем, за что бы ни брался. Он был лучшим фехтовальщиком и лучшим наездником, быстрее всех совершившим путешествие верхом от Дувра до Лондона, а также удачливым игроком, сумевшим заработать целое состояние за игорным столом, все женщины Лондона приписывали ему успехи Казановы.
Он был прирожденным гедонистом, которым восхищались и которому завидовали все лондонские джентльмены.
Фредерик Смит не был ни таким светловолосым красавцем, как Рауль, ни таким темноволосым и знойным, как Йен. Волосы его были цвета бледного меда и имели досадную склонность виться над ушами и на затылке. У Фредерика были тонкие черты лица – несчастье его жизни в юные, годы, Какой юноша хотел бы быть похожим на херувима? К счастью, возраст наложил на внешность Фредерика некоторый налет безусловной мужественности, сделал его лоб шире, подчеркнул угловатость скул и тонкую линию носа. Однако ничто не смогло повлиять на цвет глаз, менявших оттенок от серебристо-серого до угольно-черного в зависимости от настроения.
К тому же с годами он стал тоньше, хотя немало времени проводил в своей мастерской, стараясь развить мускулы, которые по нынешней моде подчеркивались туго обтягивающими ноги бриджами и сюртуками, сшитыми на заказ.
Фредерик неохотно признавался сам себе, что сегодняшний наряд был им выбран очень неудачно.
К примеру, он не находил ничего привлекательного в черных туфлях, поспешно купленных для похорон. Они сильно жали пальцы. Если бы он знал, что эта встреча отнимет у него добрую часть дня, он бы надел вместо них удобные сапоги.
Прошло около часа с тех пор, как маленький и раздражающе суетливый стряпчий вышел из комнаты, но потрясенное молчание все еще оставалось столь же напряженным, как в минуту, когда зачитали завещание.
Сидя возле камина и глядя на потрескивающие в нем поленья, пламя которых пыталось побороть холод последних дней января, Фредерик потягивал отличный бренди, который должен был внести ясность в его смятенное сознание.
Он предполагал, что этот день станет для него тяжким. Мистер Даннингтон был для него и двух его собеседников чем-то большим, чем учитель. Он был для них отцом, ментором и краеугольным камнем жизни. Даже после того как они покинули его дом и отправились искать счастья и удачи в мире, молодые люди не теряли контакта с человеком, давшим им нечто такое, на что они и не рассчитывали.
Семью. Нечто столь редкое и потому особенно ценное для незаконнорожденных.
Сознание, что он покинул этот мир навсегда, оставило глубокую зияющую рану в сердце Фредерика, которую, как он понимал, исцелить будет нелегко.
Послышался громкий хлопок, в жерле камина сместилось полено. Этого было достаточно, чтобы вывести троих друзей из оцепенения: с приглушенным проклятием Рауль вскочил на ноги и сделал несколько шагов к нише окна-эркера.
– Будь я проклят! – пробормотал он.
– Похоже, это прекрасное завершение дел, – сухо заметил Фредерик.
Йен произвел какой-то гортанный звук.
– Старик всегда был немного стланным, и всем нам казалось, что в его прошлом есть тайна, но это…
Йен покачал головой, и на этот раз язвительная улыбка не появилась на его красивом лице.
– Чертовщина!
Рауль оперся об оконную раму и сложил руки на груди. Движения его утратили обычную неспешную плавность. Рауль Шарлебуа был актером, рассматривавшим весь мир как сцену. Только в обществе Фредерика и Йена он позволял себе расслабиться.
– Все это представляется маловероятным.
– Маловероятным? Слишком слабо сказано!
Йен вскочил на ноги. Беспокойная энергия распирала все его худощавое тело.
– Одно дело – иметь тайную возлюбленную, другое – пристраститься к азартным играм.
Боже милостивый! Даже известие о том, что Даннингтон посещал притоны, где курят опиум, и то было бы не таким ошеломляющим! Кто, черт возьми, мог бы подумать, что он такой блестящий шантажист и вымогатель?
Фредерик не пошевелился: в уме он методично, в деталях анализировал удивительное открытие, потрясшее их троих. Когда они получили предложение прийти на встречу с поверенным Даннингтона, то решили, что старик оставил им какие-то мелочи в память о прошлом, общем для них всех. И уж конечно, друзьям и в голову не могло прийти, что каждый из них получит по завещанию по двадцать тысяч фунтов, мало того, оказалось, что эти деньги в течение почти двадцати лет поступали мальчикам от их предполагаемых отцов.
С отсутствующим видом Фредерик выудил из внутреннего кармана сюртука маленькую записную книжку и карандаш, которые всегда держал под рукой. Он был человеком, понимавшим, что любой вопрос можно решить, если рассмотреть его во всех подробностях и к каждой подойти с умом. Вне всякого сомнения, свое качество он приобрел, учась профессии инженера.
А возможно, стал инженером из-за одержимости подробностями. Странная вещь – человеческая судьба.
И сейчас, ощутив себя чужаком, он не без грусти припоминал, как и когда начал делать памятные записи в своей книжке.
Пройдя через комнату, Йен плеснул себе в стакан бренди из запасов Фредерика.
– Что я хотел бы знать, – сказал он, – так как он это сумел? Одно дело – ухитриться разведать все о возможном скандале. Черт возьми! Не сомневаюсь, что и меня можно было бы шантажировать таким же манером. Но доить каждого из наших отцов в течение двадцати лет и получить от них по двадцать тысяч фунтов! Господи! Это замечательно!
Рауль, щурясь, размышлял над высказываниями друзей.
– Верно. И дело не в том, что наши возлюбленные отцы вели беспорочную жизнь. Мы трое – доказательство противоположного. И все же за какие черные грехи они согласны были расплачиваться такими деньжищами, только чтобы их тайны не были раскрыты?
– Должно быть, эти грехи достойны самого дьявола – сказал Йен и разразился сухим, коротким и горьким смехом.
– Проклятие! Это вселяет в меня надежду. Я полагал, что отец принудил мою мать к сожительству под дулом пистолета. Чертов бессердечный негодяй! А теперь у меня возникло подозрение, что этот его грешок был не самым худшим, что у него в запасе имелась еще парочка похлеще. А возможно, он все-таки совершил смертный грех.
– Думаю, в этом есть крупица истины, – пробормотал Фредерик, царапая карандашом по бумаге. – Какие бы тайны ни скрывали наши отцы, должно быть, скрыть их было чертовски важно.
– Что ты там карябаешь, Фредерик?
Йен сделал несколько шагов через комнату и оказался рядом со стулом друга.
– Составляешь один из своих чертовых списков? Фредерик пожал плечами:
– Мне всегда проще оценить мысли и впечатления, если я записываю их в определенном порядке.
– Дай-ка взглянуть. – Йен вырвал записную книжку у него из рук.
Рауль сделал шаг вперед. Его красивое лицо раскраснелось от негодования.
– Йен…
– Оставь, Рауль, – мягко возразил Фредерик. Он понимал Йена. За его сардонической улыбкой и беспокойной жаждой всегда и везде утвердить себя крылась благородная натура глубоко чувствующего человека. Смерть Даннингтона и будоражащее известие о его странном завещании вызвало у Йена беспокойство и желание действовать.
– Пункт первый, – зачитал Йен запись в книжке Фредерика. – Даннингтон оставляет по двадцать тысяч фунтов троим своим ученикам. Почему только троим?
– Mon Dieu!
Рауль со свистом вдохнул воздух и посмотрел на Фредерика сузившимися глазами.
– Ты, как всегда, Фредерик, взял быка за рога. За долгие годы в учениках у Даннингтона побывало не менее двадцати мальчиков. Почему ему вздумалось выбрать нас троих?
Фредерик потянулся к стакану с бренди и отхлебнул глоток.
– Мы трое были первыми его учениками. И возможно, не стоит это считать случайным совпадением, – медленно произнес он. – Возможно, у Даннингтона появилась информация о наших отцах еще до того, как он открыл школу, а когда пришло время набирать учеников, то откуда было уместнее всего изыскать троих влиятельных джентльменов, готовых пуститься во все тяжкие, лишь бы сохранить в тайне свои делишки?
Йен поднял брови:
– Ты хочешь сказать, что Даннингтон ухитрился докопаться до неких интригующих подробностей и использовал это для того, чтобы финансировать свою школу для незаконнорожденных?
– Да, – согласился Фредерик.
С минуту Йен переваривал эту идею.
– А знаешь, я думаю, он и школу-то открыл ради нас. Он был сентиментальным старым болваном. Очень похоже, что он обратил на нас внимание или услышал о нашем существовании, когда служил учителем в разных благородных домах. Если он принял решение как-то помочь нам, то ему пришлось собирать сведения о наших отцах. А уж после того, как мы оказались в его школе, было естественным продолжать прилагать усилия и помогать в нужде и другим мальчикам.
Наступила краткая пауза, пока Рауль не издал тихий отрывистый смех:
– Черт возьми, Йен! Неужели ты научился пользоваться не только тем органом, что у тебя в штанах, но и тем, что в черепной коробке?
Йен улыбнулся со свойственным ему суховатым юмором:
– Боюсь, что это не так выгодно.
Фредерик только усмехнулся, услышав это добродушное поддразнивание. Эти трое взрослых джентльменов были ближе, чем обычно бывают братья. Их связывало нечто большее, чем узы крови. Их роднили сознание того, что они оказались нежеланными, и стыд от этого сознания. И отторгли их не только семьи, но и общество, относившееся к ним с пренебрежением, как к отверженным.
Их жизнь состояла из непрерывной борьбы и стараний обрести место в мире. И, слава Богу, они обрели друг друга.
– Я полагаю, что это разумно, – сказал Фредерик, снова завладевая своей записной книжкой. – Предположим, Даннингтон решил помочь нам и сумел раскопать некие сведения о неком джентльмене, которые тот предпочел бы не раскрывать всему свету.
Рауль кивнул:
– Для домашнего учителя не столь уж сложная задача. В доме учитель занимает особое положение. Он не вполне слуга, но и не член семьи. Где-то посередине. И потому ему нетрудно подслушать кое-какие разговоры или увидеть тайные встречи.
Йен возобновил свое нетерпеливое и стремительное движение по комнате.
– Ну, какую бы информацию он ни раскопал, это должно быть нечто более серьезное, чем наличие незаконнорожденного ребенка. Ведь наши отцы никогда не отрицали нашего существования.
– Но мы оставались нежеланными детьми, – пробормотал Фредерик.
– Так-так, – пробормотал Йен, поднимая стакан, будто хотел провозгласить шутливый тост.
– Ну, мы были нежеланными для своих отцов, но никак не для Даннингтона. Он, похоже, нас ждал. Он отчаянно желал нашего появления, – заметил Рауль, и его красивое лицо смягчилось при воспоминании о человеке, изменившем их жизнь. – Ведь, в конце концов, если бы он пожелал, то мог бы удрать с шестьюдесятью тысячами фунтов и жить припеваючи.
Фредерик улыбнулся, представив Даннингтона, худощавого мрачного джентльмена, всегда безупречно одетого и тщательно причесывавшегося, чтобы скрыть все увеличивающуюся лысину. На первый взгляд он производил впечатление невозмутимого и въедливого наставника, человека, обычно нелюбимого мальчиками. Но под этими степенными манерами скрывались незаурядный ум и редкая способность вдохновить самого нерадивого ученика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35