Это чувствовалось по поведению членов экипажа, по их разговорам. Астрономы и радисты очутились в центре внимания, им не давали проходу, осаждая вопросами, на которые они при всем желании не могли дать определенного ответа.
Даже Стоун ясно выказывал нетерпение.
Четыре звездолета неуклонно сближались. Еще несколько дней – и, по расчетам, можно будет увидеть корабль Вересова.
Свет его прожекторов не появлялся. Видимо, Вересов или не догадался, или по какой-то причине не мог их включить.
Тревожная мнительность Марины Муратовой возрастала с каждым часом. Она так нервничала, что не могла спать. Ее состояние передалось даже Сергею.
– В сущности, – заметил Стоун, – мы напрасно так надеемся на прожекторы. Они могут вообще не ожидать нашего прилета. – Он имел в виду экипаж корабля Вересова.
– Это трудно допустить, – отозвался кто-то.
– Совсем даже не трудно. Они могут рассуждать так. Корабль Вийайи не заметил сигналов. Значит, это может сделать только наш, летящий на планету Мериго. Производить поиски одним кораблем бесцельно, надо вернуться на Землю и вылететь эскадрильей. А в этом случае ждать нас сейчас слишком рано.
Разговор происходил утром, в кают компании, за завтраком. Все были в сборе, кроме дежурных на пульте, в радиорубке и на обсерватории.
– Через три дня мы должны их увидеть… – начал Синицын.
Его прервал голос дежурного радиоинженера, раздавшийся из динамика радиофона:
– Начальника экспедиции, товарища Стоуна, прошу срочно в рубку.
Стоун тотчас же встал. Подобный вызов произошел впервые с момента старта. Для него должна была быть очень серьезная причина.
Но не успел Стоун дойти до люка, ведущего из кают-компании в коридор, как снова раздался голос. На этот раз он принадлежал дежурному на пульте:
– Товарищ Стоун, срочно прошу на пульт!
– Что там случилось? – Стоун почти выбежал из помещения. За ним устремился командир флагманского космолета.
Оставшиеся тревожно переглянулись.
– Корабль Вересова?
– При чем он тут? Одновременная тревога на пульте и в радиорубке не может иметь к нему отношения.
– Что-то случилось!
Голоса звучали взволнованно.
Старший инженер космолета встал.
– Оставайтесь здесь, – посоветовал он. – Я сообщу, как только узнаю, в чем дело.
И только закрылся за ним люк, как в третий раз прозвучало имя начальника экспедиции:
– Товарищ Стоун! – говорил Веретенников. – Огонь, замеченный Синицыным два дня тому назад, появился снова. Намного ближе и ярче. Горит прерывисто, но вот уже три или четыре минуты не погасает. К кораблю Вересова не имеет никакого отношения.
Сергей вскочил и кинулся в коридор.
За столом все застыли в ожидании.
Оно длилось недолго. Причина тревоги выяснилась вскоре.
Первым намеком послужил срочный вызов Муратовой в радиорубку. Вызывал командир корабля. Видимо, Стоун побежал на пульт, а он к радисту.
Муратова могла понадобиться только в том случае, если во всем этом был как-то замешан гийанейский язык.
А произошло вот что.
Первым, на несколько минут раньше дежурного на пульте, это заметил радиоинженер. Вернее, не заметил, а услышал.
Услышал передачу на частоте передатчика корабля Вийайи, предназначенного для связи не с Землей, а с Гийанейей. Эта частота радиоинженеру была известна. А приемник радиостанции космолета был, на всякий случай, снабжен специальным реле, которое при появлении этой частоты автоматически включало динамик.
Присутствие корабля Вийайи на расстоянии слышимости исключалось. А сила приема свидетельствовала о близости передатчика. И, что было самым главным, передача шла не кодом, а… голосом, в микрофон или аналогичное ему устройство.
Инженер распознал язык гийанейцев. Он не знал этого языка, но много раз слышал его на Земле.
Все, что сказал голос (три раза подряд), было автоматически записано.
Инженер вызвал Стоуна, потому что не знал, как поступить в таком исключительном случае.
Почти машинально он послал кодированный ответ в три слова: «Вас понял ясно», повторив это также три раза. Он ничего еще не понимал.
В это время дежурный на пульте управления находился в таком же недоумении. Когда появился Стоун, он доложил спокойно:
– Локаторы зафиксировали присутствие на расстоянии около четырех миллионов километров металлического тела такого же размера, как и корабль Вересова. Тело летит прямо на нас, непрерывно замедляя скорость. Торможение производится очень интенсивно, что доказывает наличие мощных двигателей. Неизвестный космолет (даже это слово он произнес совсем спокойно) движется сейчас с весьма незначительной скоростью, а это значит, что он тормозится давно. Приборы показывают, – они все время ощупывают нас лучами локаторов. Звездолетом Вересова это быть не может.
– Ощупывают именно нас? – спросил Стоун. – А не другой наш космолет?
– Похоже, что нас. Но этого нельзя сказать уверенно. Мы не знаем, фиксирован у них луч или нет.
– Вы включили торможение?
– Сразу.
– Правильно сделали. Разговор звучал почти буднично. Встреча с чужим звездолетом в космосе, о которой мечтали бесчисленные поколения людей Земли, о которой столько писали и фантазировали, казалось, не производила на них особого впечатления. Точно они давно уже привыкли к таким встречам!
И это было именно так.
Спутники-разведчики, корабли Рийагейи, Мериго и Вийайи, послужили прекрасной тренировкой «космического сознания» людей Земли. А встретиться с чужим разумом на Земле или в космосе не столь уж большая разница!
Загорелся экран радиофона, и Марина сообщила переведенный ею текст радиограммы с чужого корабля.
И через несколько секунд по всему космолету и одновременно во всех радиорубках кораблей эскадрильи прозвучал голос Стоуна:
– Приготовиться к полной остановке! К нам приближается космолет гийанейцев. Они просят нас остановиться и встретиться с ними!

7

Это было большой неожиданностью!
Но отнюдь не сенсацией!
Со слов Вийайи на Земле знали, что все население Гийанейи тревожится за население Земли и с большим волнением должно ожидать возвращения корабля Вийайи. Было вполне вероятно, что там решили послать второй космолет на помощь первому. Правда, сам Вийайа ничего не говорил о такой возможности, подчеркивая, что их одних более чем достаточно, для того чтобы справиться с последствиями диверсии «предков». Но на Гийанейе могли решить иначе.
Путь к Земле был известен. Они и вылетели.
А поскольку этот путь был один, то и встреча с земными космолетами должна была произойти. Здесь не было никакой случайности.
В своей радиограмме гийанейцы обращались к экипажу земного корабля, называя их «люди Лиа».
Иначе опять-таки не могло быть. Слово «Земля» было теперь известно экипажу корабля Вийайи, но не могло быть известно на Гийанейе.
Кстати сказать, это обстоятельство все еще оставалось не совсем понятным. Ведь соплеменники Гианэи, будучи на Земле и изучая испанский язык, должны были научиться называть планету ее собственным именем на испанском языке. Почему получилось так, что они не узнали слова «La tierra», а придумали «Лиа», не могла объяснить даже Гианэя. С детства изучая испанский язык, она знала только это слово. А со словом «Земля» познакомилась только на самой Земле, как на общепланетном, так и на испанском языках.
Никакого значения это, конечно, не могло иметь, оставаясь только непонятным…
Люди Лиа! Это обращение говорило о том, что гийанейцам известно, кому принадлежит встречный корабль. Почему известно? Да просто потому, что в относительной близости к Солнцу не могло быть другого.
То, что они вступили в связь именно с флагманским космолетом эскадрильи, явная случайность. Но почему они не обратили внимания на корабль Вересова, мимо которого пролетели? Их локаторы должны были сказать своим хозяевам, что вблизи чужой космолет. О том, что он тут не один, гийанейцы знать никак не могли. Почему же они не попытались организовать встречу именно с кораблем Вересова? Почему пролетели мимо?..
Все это было изложено Стоуном на спешно собранном совещании всех членов экипажа.
В заключение он обратил особое внимание присутствующих на странную фразу в записанном в виде радиограммы обращении гийанейцев, в которой говорилось о намерении пересадить на земной космолет одного человека.
– Было бы очень хорошо, – закончил Стоун, – прийти к определенному выводу заранее. Первым попросил слова Веретенников.
– Мне кажется, – сказал он, – что они пытались связаться с Вересовым. Подлетая к нам и обращаясь по радио, они включили бортовые огни, которые нами и были замечены. Но те же огни они могли включить и десять дней назад, адресуя их не нам, а Вересову. От нас они получили ответ, а от Вересова не получили.
– Это возможно, – сказал командир космолета. – Но, согласитесь, выглядит натянуто. Мне вообще непонятно обращение по радио. Рассчитывать, что встречный космолет слушает на всех частотах радиодиапазо на, несколько странно. Неполучение ответа от Вересова должно казаться им естественным. Это не причина спокойно лететь дальше. Возможно другое. Они пролетели мимо Вересова на слишком большой скорости. И, производя экстренное торможение, чтобы затем повернуть обратно, встретили нас. То, что корабль Вересова и наш принадлежат Земле, для них несомненно. А значит, и безразлично, с которым из двух встретиться.
– Обращение по радио совсем не так уж непонятно, – сказал радиоинженер. – Они летят с Гийанейи. И знают, что на Землю раньше их вылетел экипаж Вийайи. Я бы подумал, что они приняли нас за корабль Вийайи, если бы не обращение «люди Лиа». Видимо, они рассчитывали на то, что нам известен гийанейский язык и частота, на которой работает передатчик Вийайи. Согласен, это странно, но отнюдь не является необъяснимым.
– Кроме того, – прибавила Марина, – обращение по радио просто дополнение. Они включили огни и непрерывно пеленгуют нас, отлично зная, что пеленгация будет замечена. Тремя способами они стараются дать понять, что хотят встречи. По-моему, наиболее загадочным является намерение пересадить к нам одного из членов их экипажа.
– Это более чем непонятно, – сказал Стоун. – Куда мы летим, они не знают. Зачем же ни с того ни с сего пересаживать человека на встречный космолет, летящий неведомо куда? Как хотите, товарищи, а я не вижу никакого логичного повода к такому поступку. А вы?
Все высказались в том же смысле, что и Стоун. Все, кроме Сергея Синицына.
Он попросил слова.
– Мне кажется, – сказал он, – что существует простое объяснение всем этим загадкам. Все становится на место, если допустить, что по пути к Земле они встретили звездолет Вийайи. И не только встретили, но и, так сказать, поговорили с ними. Я помню о скорости, – добавил он, видя протестующий жест Стоуна. – Но мы не все знаем о технике связи гийанейцев. Кроме того, если скорость помешала им заметить корабль Вийайи, то та же скорость должна была помешать им заметить нас…
– Неверно, – сказал Стоун. – Вы забыли, что мы-то сами замедлили скорость. И очень значительно. Сумма скоростей стала куда меньше. В сравнении с ними мы просто неподвижны. Но вы верно заметили, что мы знаем о системах пеленгации гийанейцев далеко не все. Встречу с кораблем Вийайи допустить можно.
– А тогда, – продолжал Синицын, – все становится логичным. Они знали о нашей экспедиции и намеренно искали встречи с нами. Очень возможно, что они не пролетели мимо корабля Вересова, не заметив его. Очень возможно, что между ними и Вересовым был разговор и что именно потому они намерены пересадить к нам какого-то специалиста, медика или инженера, необходимого для оказания помощи экипажу Вересова. Или одному члену экипажа, например Гианэе. Если она заболела, гийанейский врач будет полезнее нашего. Остановить космолеты ради здоровья одного человека вполне естественно для гийанейцев.
– И для нас также, – добавил Стоун. – Что ж! Может, вы и правы. В болезнь Гианэи, с которой не могут справиться врачи корабля Вересова, я не верю. Но если помощь нужна двигателям, то здесь специалист-гийанейец, возможно, необходим. Космолет Вересова не наш, а гийанейский.
На этом совещание закончилось. Предположение Сергея было принято всеми, как наиболее вероятное. Оно хорошо объясняло самый факт желания гийанейцев встретиться с экипажем земного космолета, не говоря уже о пересадке одного гийанейца.
Ведь если встречи с кораблем Вийайи не было, то космонавты ничего не знают о Земле и ее обитателях. Больше того, из рассказа Лийагейи они должны были сделать вывод о чрезвычайно низком развитии землян. В этом случае вряд ли кто-либо из них согласился бы перейти на чужой корабль. То, что «люди Лиа» могут уже совершать космические полеты, ни о чем не свидетельствовало. Их собственные предки, обладая космической техникой, оставались на низком моральном уровне…
К двадцати трем часам того же дня все три космолета эскадрильи остановились, неподвижно повиснув в пространстве. Кроме встречи с кораблем гийанейцев, у них оставалась главная задача – непрерывно пелен говать корабль Вересова. Поэтому производить маневр сближения Стоун предоставил чужому космолету.
– О встрече просили не мы, а они, – сказал он. – Пусть подходят к нам сами. То, что мы остановились, само по себе покажет им наше решение.
– Можно сообщить и по радио, – сказал инженер.
– Но ведь связи больше нет.
– Просто они не считают нужным. Наш ответ они получили. Но, конечно, готовы принять нашу радиограмму.
– Так пошлите!
Инженер позвал Марину, и они отправились в радиорубку. Вскоре стало известно, что на чужом корабле приняли радиограмму и ответили:
– Поняли. Подходить будем мы.
До момента встречи оставалось никак не меньше земных суток.
На кораблях эскадрильи сильно волновались. Если Синицын прав и летящие навстречу гийанейцы знают, что случилось на корабле Вересова, то почему они молчат? Должны они понимать, что этот вопрос очень важен для землян.
А Стоун, учитывая, что инициатива встречи предоставлена гийанейцам, не считал возможным отвлекать их расспросами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53