– Кнопка люка в порядке, – доложил он, – но люк действительно не открывается.
– И не работает внутренняя связь, – сообщил ему Тартини.
Все трое недоуменно посмотрели друг на друга.
– Фантастика! – Вересов пожал плечами.
Ни у кого из них не возникло ни малейшей тревоги. Одновременный выход из строя люка в четвертый отсек и линии связи с третьим казался им случайным. Все трое решили, что причиной является какая-нибудь мелкая неисправность «Мозга навигации», которую он устранит сам в ближайшее время. Приборы пульта убедительно свидетельствовали о том, что решительно все на корабле находится в полной исправности.
Но можно узнать, что случилось у самого «Мозга».
Вересов подошел к задней (по ходу корабля) стенке помещения пульта, за которой были расположены сложнейшие агрегаты «Мозга навигации». На ней длинным рядом выстроились аппараты связи с ним. С помощью этих аппаратов можно было получить ответ на любой технический вопрос, касающийся исправности всех частей звездолета, его пути в космосе и работы двигателей. Под каждым аппаратом располагалось по четыре ряда разноцветных кнопок.
Много труда и времени потратили земные инженеры, чтобы разобраться во всей этой технике и научиться пользоваться ею.
Вересов послал в «Мозг» два вопроса:
«Что случилось с люком между пятым и четвертым отсеками?»
«Что случилось с линией связи?»
То, что могли перестать работать все люки на корабле, Вересову и двум его товарищам и в голову не приходило.
Радиофоны корабля были земной конструкции и заменили собой небольшие овальные экраны гийанейцев, но вся «проводка» осталась прежней и была связана с «Мозгом навигации». Менять ее не было смысла, так как обычная для радиофонов связь без каких-либо проводок на корабле, разделенном на отсеки металлическими стенами, все равно не могла действовать.
Потерявшее смысл название «радиофон» сохранилось просто в силу привычки. Прошла минута.
Время, необходимое «Мозгу навигации» для «уяснения» вопроса, проверки и составлении ответа, измерялось долями секунды. Он всегда отвечал мгновенно.
Прошла целая минута. Ответа не было.
Повторять вопросы было бесцельно. По тому, как засветились крохотные экраны, шкалы и стрелки Вересов понял, что его вопросы получены «Мозгом», но он не собирается отвечать на них.
– Очень плохо! – сказал Вересов. – Если бы он не знал, то все равно как-то откликнулся бы.
– В чем же дело? – спросил Тартини. Вересов не ответил. Когда он повернулся к товарищам, они заметили, что командир очень бледен.
– Плохо! – повторил он. – Очень, очень плохо!
– Может быть, пробоина? – неуверенно сказал Медина. – Пробит борт четвертого отсека и повреждена линия связи.
Он не ждал ответа, понимая, что никакая пробоина не могла привести к молчанию «Мозга». А если бы оказался пробит борт в самом помещении, где размещался «Мозг», то есть совсем близко от них, они не могли бы не услышать удара и взрыва.
Аэролит, летящий с космической скоростью, при ударе обязательно взорвется. Кроме того, никакой аэролит, какого бы размера он ни был, не мог пробить и стенку корабля, и стенку помещения «Мозга». Этого не смогло бы сделать даже тело, летящее со скоростью света.
– Подождем! – решил Вересов. – Если пробоина, то она заделается через несколько минут. И тогда люк должен открыться. Но ведь ты сам понимаешь, – обратился он к Медине, – что никакой пробоины нет. Локаторы ничего не показали, и «Мозг» не стал бы молчать по такой причине. Здесь что-то другое, и, боюсь, очень серьезное.
– Что будем делать? – спросил Тартини.
– Я сказал, подождем! Возможно, произошла небольшая поломка в системах «Мозга», и он не отвечает потому, что занят поисками и исправлением. И отключился от нас. Такая операция предусмотрена его схемой.
– Мол, не мешайте, – засмеялся Тартини.
– Вот именно!
Прошел час, проведенный в молчании. Да и о чем им было говорить? Все трое были людьми действия, не склонными к бесцельным догадкам и предположениям.
Приборы пульта по-прежнему показывали, что все исправно и ничего не случилось на всем корабле. Это успокаивало Медину и Тартини, но Вересов, лучше их знакомый с устройством «Мозга навигации» и знающий систему связи его с приборами пульта, беспокоился все больше и больше. Именно то, что приборы как бы отключились от «Мозга», не указывали даже на неисправность управления люками (пусть одним люком), противоречило основным принципам их устройства. Это могло произойти только по специальному «указанию Мозга», а для такого указания Вересов не мог найти причины.
Он вспомнил, как в процессе подготовки этого корабля к полету на планету Мериго многие возражали против оставления гийанейского «Мозга навигации» и предлагали заменить его другим, своей, земной конструкции. Это не было сделано только потому, что не хватило времени, да и самый «Мозг» казался очень совершенным, что, разумеется, так и было.
Небольшие аварии возможны в любой конструкции, и земная также не была гарантирована от них.
Прошел еще час.
– Что ж! – сказал Вересов и встал. – Мы дали ему время, и вполне достаточное. Придется самим вмешаться.
– Жаль, что с нами нет Володи или Нади, – заметил Тартини.
Владимир Попов и его жена Надя были программистами вычислительных машин. Сейчас они спали в анабиозных ваннах. Оба были настолько молоды, что все называли их по именам.
В смене Вересова программиста не было, а если бы и был, то его помощью нельзя было бы воспользоваться до тех пор, пока не устранена неисправность люка, для чего, собственно, он и требовался.
– Надо действовать самим! – повторил Вересов, ничем не давая понять, что заметил нелогичность в словах навигатора.
Помещение «Мозга навигации» отделялось от пульта глухой стеной. Пройти туда можно было только кружным путем – спуститься в нижний коридор, открыть аварийную дверь и снова подняться. Прежде, до реконструкции, существовал прямой вход из четвертого отсека, но теперь его не было. Перенос пульта управления с носа корабля на корму потребовал переделки переборок, и для второй двери не оказалось места.
– А ведь нижние двери также управляются «Мозгом», – заметил Медина.
– Ну и что же?
– А то, что нижняя дверь может не открыться, так же как не открывается люк в четвертый отсек.
Вересов вздрогнул. Только сейчас, при этих словах Медины, у него и Тартини мелькнула мысль, что испортиться могли все люки на корабле, а не только один.
– Проверь вентиляцию между нашим и четвертым отсеками, – приказал Вересов.
Медина поспешно вышел. Он сразу понял тревожную мысль командира.
Прибор на пульте показывает, что вентиляция работает, но ведь другой прибор свидетельствует, что и люки исправны, а на самом деле по крайней мере один из них не действует.
Инженер-механик вернулся взволнованным.
– Вентиляция выключена, – сказал он. Чем дальше, тем хуже!
– Если кто-нибудь застрял во втором или четвертом отсеках, – сказал Вересов, – он находится в большой опасности.
Тартини понял, что командир корабля больше не сомневается в том, что авария имеет «тотальный» характер.
– Верхних резервуаров хватит надолго.
– Если они также не отключены. «Мозг» свихнулся. Это очевидно.
– Что будем делать? – снова спросил Тартини.
– Снимать защиту и отключать связь «Мозга» с автоматами. Другого пути нет.
– А если нижняя дверь.
– Мы обязаны туда проникнуть! – перебил Вересов. – Любым путем. Ремонт «Мозга» мы не сможем произвести втроем. У нас нет запасных деталей, они в четвертом отсеке, отрезанном от нас.
Вот когда они почувствовали настоящую тревогу.
Как они теперь и ожидали, нижняя дверь не открылась.
«Свихнувшийся», как выразился Вересор, «Мозг» выключил управление всеми дверями и люками.
– Я начинаю думать, что все приборы пульта дают сейчас неверные показания, – сказал Вересов.
– Что же будем делать? – в третий раз спросил Тартини.
Вересов повернулся к Медине. Если кто-нибудь может помочь проникнуть в помещение «Мозга», то только он. Случай, приведший инженера-механика на пульт перед самой катастрофой, впервые за этот день показал, насколько он был счастливым для них.
Но не в последний.
– В этом коридоре, – сказал Медина, – есть кладовые деталей для ремонта двигателей. Их вообще шесть. И одна из них здесь. В кладовых имеются инструменты и необходимые аппараты. Я думаю, что мы сможем вскрыть дверь в помещение «Мозга». Но после этого дверь практически перестанет существовать. Учтите это!
– У нас все равно нет выхода. Как можно скорее надо отключить связь «Мозга» с автоматами люков и линий связи. Кто-нибудь может находиться в четвертом или втором отсеках. Эта дверь не имеет существенного значения. Важны люки и двери между отсеками.
– Тогда попробуем. Но это адская работа.
– Не имеет значения. Лишь бы удалось!
К счастью, специальные кладовые для деталей двигателей, как и сами эти детали, были изготовлены на Земле. Гийанейцы или не считали их нужными, или, что было вероятнее, не имели возможности сделать запасные части.
Ведь все, что было известно о них, указывало на поспешность бегства с Гийанейи. А на планете Мериго, где этот корабль подготавливался для полета к Земле, не было заводов, чтобы можно было изготовить столь сложные детали.
Небольшой люк, ведущий в кладовую, находился в полу коридора. Медина специальным ключом открыл замок и поднял его.
Все трое спустились по металлической лесенке. Все здесь находилось в образцовом порядке, аккуратно разложенное на стеллажах и в ящиках.
– Я помню, – сказал Медина, – что для устройства люков в кладовые нам пришлось прорезать шесть круглых отверстий в полу коридора. Каждое из этих отверстий потребовало нескольких дней работы. На Земле! – подчеркнул он. – Настолько тверд и прочен гийанейский металл. С тем, что есть в нашем распоряжении, мы трое, работая круглые сутки, сможем вырезать замок двери не раньше, как через неделю.
– А это? – спросил Вересов, указывая на аппарат в одном из ящиков.
– Это плазменный резак, – ответил Медина. – И предназначен для работы снаружи корабля.
– Я знаю.
– Зачем же ты тогда спрашиваешь? Работать с этим резаком внутри корабля нельзя.
– Почему? – спросил Вересов.
Инженер с удивлением посмотрел на командира.
– Потому что при работе он развивает температуру в четырнадцать тысяч градусов в радиусе десяти метров. Что ты, сам не знаешь? А температура самой струи…
– Сколько времени нужно этому резаку, чтобы уничтожить механизм замка двери?
– Десять минут, – пожав плечами, ответил Медина.
– Вот и прекрасно! Нам не надо аккуратно вырезать замок. Только чтобы дверь открылась. Можно укрепить резак, а самим уйти отсюда.
– Это идея! – Медина задумался. – Но тогда придется изготовить автомат для его включения и выключения.
– Это я беру на себя. На пульте есть запасный автомат сигнала тревоги. Я его переделаю за два, три часа. А ты и Тартини за это время укрепите резак у двери. Нам дорог каждый час.
Так они и сделали.
Плазменная струя за десять минут, как и сказал Медина, начисто уничтожила кусок двери с вмонтированным в него замком. Но при этом как сама дверь, так и примыкающие к ней стены коридора настолько раскалились, что войти сюда было невозможно без асбестового костюма, снабженного охладителем, которого у них не было. Пришлось ожидать, пока металл не остынет. Это заняло десять часов.
За это время случилось только одно событие, очень странное само по себе, но оставившее их равнодушными, настолько все их мысли были заняты судьбой товарищей, отрезанных от них.
А случилось так.
В пять часов дня, обычное время обеда в кают-компании, они достали из кладовой пятого отсека аварий ный пакет и только собрались утолить голод, как совершенно неожиданно и одновременно сами собой включились все наружные экраны пульта.
И, как всегда, тут же погас свет.
Вересов сказал только: «Совсем взбесился!», имея в виду «Мозг навигации». Подойдя к пульту, он на ощупь включил свет и попытался выключить экраны, но из этого ничего не получилось.
– Хорошо хоть то, что освещение корабля не зависит от этого проклятого «Мозга», – сказал Тартини.
– Да, это наше счастье!
Остаться в полной темноте было бы очень неприятно. А работать при свете аварийных ламп трудно.
В одиннадцать часов вечера они, наконец, получили возможность пройти в помещение «Мозга».
Там все было как всегда. В ярком свете холодно блестели металлические поверхности пяти огромных кубов, стоявших посередине, и двенадцати – меньших размеров, расположенных вдоль стен.
На передней панели центрального куба находился овальный экран.
Как только они подошли к нему, экран засветился.
– Он хочет нам что-то сообщить, – сказал Вересов. – Что ж, послушаем!
В его голосе звучали насмешка и ирония. Теперь, когда он находился здесь, вопреки «намерениям Мозга», Вересов был уверен, что заставит «Мозг» подчиниться и навести порядок на корабле. А если «Мозг» все же не сделает этого, они трое обойдутся без него.
Если бы он мог только заподозрить… Если бы вспомнил в эту минуту то, чему был свидетелем на Луне полтора года тому назад!
Он вспомнил, но слишком поздно!
На экране появилась четкая надпись. Она была на испанском языке, и в первое мгновение они подумали, что она заложена в «Мозг» земными инженерами, испанцами. Но зачем им было пользоваться именно испанским, а не общепланетным языком? И к чему было вообще делать эту надпись?
Медина прочел ее вслух. Только он и мог сделать это. И оба его товарища поняли, что присутствие инженера испанца вторично оказалось счастливым для них. Без Медины тайна катастрофы осталась бы тайной.
Надпись гласила:

«За похищение корабля вы приговорены к смерти!
Цели вы не достигнете. Корабль прекратит полет, и вы не можете помешать этому. Он останется неподвижным, пока не начнет падать на ближайшую звезду. В ее Огне исчезнут и корабль и вы. Мы могли бы просто уничтожить вас, но не делаем этого.
Живите долго! У вас много пищи, воды и воздуха. Мы оставляем вам включенные экраны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53