Это было ее имя. Она сделала это так, словно ее оскорбило непонимание. Разве человеку Земли, впервые встретившемуся с обитателями иного мира, придет в голову сразу же назвать свое имя? Мне кажется, что это именно высокомерие, сознание своего превосходства. Но допустим, что у них так принято. Когда наш врач, выполняя программу биологической защиты, предложил ей сесть в бассейн, она хорошо поняла, поняла сразу и беспрекословно выполнила требуемое. И разделась, не ожидая, когда выйдут присутствующие, при всех. Вы скажете, что в их мире нет женской стыдливости, что у них опять-таки так принято. Сопоставим это с другим фактом. Она явилась к нам в женском платье, и покрой этого платья отнюдь не говорит об отсутствии в их мире таких женских свойств, как кокетливость и стыдливость. Вспомните – спина совершенно открыта платьем, но прикрыта волосами. Это очень характерно. Даже самой кокетливой женщине Земли не придет в голову явиться в чужой мир одетой таким образом. Почему она не в костюме астролетчика? Почему она посчитала нужным показаться нам «во всем блеске красоты»? И после этого она раздевается при всех. Здесь уместно вспомнить глубокую старину. Римские патрицианки раздевались при своих рабах, не считая их людьми.
– Вы впадаете в противоречие, – сказал Муратов. – Если она не считает нас равными ей людьми, то зачем же было «поражать» нас «блеском красоты», как вы сказали?
– Никакого противоречия. Как раз наоборот. Явиться перед нами не рядовым астролетчнком, а именно «госпожой» – вот, по-моему, мотивы ее поведения.
– Госпожой, – повторил Муратов. – Разве в мире, техника которого дошла до межзвездных полетов, могут сохраниться понятия «господин» и «раб»? Вы ошибаетесь, Легерье. Все это можно объяснить гораздо проще, одним словом – обычай. У них такие обычаи. Отличные от наших и потому не понятные нам.
– Буду рад, если это так. Но для меня несомненно, что их психология родственна нашей. Иначе не может быть при таком сходстве. Представьте себе, что вы на ее месте. Вы назвали свое имя – Виктор. И вдруг вас стали бы называть, например, Вико. Разве вы не поправили бы? А она? Тот же Вестон, а затем наш врач, обратились к ней, произнеся ее имя «Гианэя», вместо «Гийанейа». Как она поступила? Улыбнулась, и, как хотите, улыбнулась пренебрежительно и не возразила. Ей все равно. От низших существ нельзя требовать правильного произношения.
– Увлекаетесь, Легерье. Я отчасти с вами согласен. В ней чувствуется сознание своего превосходства, это верно. По-видимому, такое чувство у нее действительно есть. Но относиться к нам, как низшим существам, у нее нет никаких оснований. Может быть, она думает, что мы затрудняемся произнести Гийанейа. Если бы на чужой планете меня назвали Вико, я не стал бы требовать правильного произношения. Раз им так легче, то не все ли равно?
– Любой факт можно объяснить с любой точки зрения. Но в совокупности они дают определенную картину, и ее труднее объяснить, как нам хочется. Увидим! Все это выяснится со временем. Мне очень жаль, – прибавил Легерье, круто меняя разговор, – что я не буду присутствовать при ее прилете на Землю. Как она поведет себя? Когда вы вылетаете?
– Завтра. То есть через двадцать четыре часа. Ведь у вас тут нет суток. Янсен считает, что Гианэя достаточно привыкла к нашей пище за эти два дня. Кстати, не странно ли, что она так охотно и без опасений приняла предложенный ей завтрак?
– Это лишнее доказательство правильности вашей же гипотезы, Муратов. Она принадлежит к тем, кто запустил к нам разведчиков. А они знают Землю, ее атмосферу, ее людей, а также и нашу пищу.
– И к тому же ей ничего другого не оставалось, если она не намеревалась умереть с голоду, – задумчиво сказал Муратов.

10

Радиограмма с Гермеса, извещавшая о появлении Гианэи и обстоятельствах, предшествующих этому появлению, как и следовало ожидать, взволновала все население земного шара.
Возвращения эскадрильи ожидали с огромным нетерпением.
Автоматические радиоустановки обсерватории приняли огромное количество радиограмм с Земли, Марса, Венеры – отовсюду, где были люди, приветствующие Гианэю. Все человечество с восторгом восприняло ее приход – первой представительницы иного разума на Земле!
Встреча обещала вылиться в грандиозную демонстрацию.
Гианэе показали ворох радиограмм, жестами постарались объяснить, что все это адресовано ей, что ее с нетерпением ждут на Земле.
Поняла ли она? Всем почему-то казалось, что да, поняла. Но внешне отнеслась равнодушно.
Сообщение о том, что ей надо вылететь на Землю, загадочная пришелица встретила так же равнодушно.
Объяснения давал Вестон. На специально для этого вычерченной звездной карте он указал Гианэе на кружок, изображавший Гермес, потом на Землю. Она явно поняла его жесты. Потом инженер начертил стрелу – знак, который трудно было не понять любому мыслящему существу, тем более астролетчику. Острие стрелы упиралось в Землю.
Гианэя посмотрела на Легерье, стоявшего рядом. А затем она сделала рукой плавный жест, очень выразительный, могущий означать только одно: «Летим туда!». В значении этого жеста нельзя было ошибиться.
Каждая мелочь в поведении гостьи вызывала пристальное внимание. Все заметили, что, хотя пояснения давал Вестон, Гианэя «обращалась» исключительно к Легерье. Неужели она догадалась, что именно он является здесь старшим? В поведении начальника экспедиции не было ничего, что выделяло бы его среди других. Казалось, что ничто не могло навести Гианэю на правильную догадку.
И все же она явно догадалась.
После разговора с Легерье Муратов вспомнил об этом странном факте. Поведение Гианэи как будто подтверждало слова французского ученого. Гостья вынуждена была к кому-то обращаться, и она выбрала начальника экспедиции, игнорируя остальных.
«Но как могла она догадаться, что Легерье начальник?» – думал Муратов.
Роальда Янсена – астронома, медика и биолога, исполнявшего на Гермесе обязанности врача, очень беспокоил предстоявший Гианэе перелет на Землю.
– Здесь, – говорил он, – воздух чист. В нем нет ни одного микроба. А ведь на Земле они есть. Как подействует это на организм Гианэи? Не заболеет ли она сразу по прилете?
На эту тему состоялся специальный разговор с Землей. Там разделяли опасения Янсена.
Гианэе некуда было деваться. Оставить ее на Гермесе было невозможно. Не оставалось другого выхода, кроме отправки на Землю.
Казалось бы – о чем думать?
Но никому не хотелось действовать без ведома Гианэи. Она согласилась лететь, но надо объяснить ей грозящую опасность. Может быть, она не знает о ней, не подозревает, что, ступив на Землю, подвергнет себя большому риску.
Было решено во что бы то ни стало попытаться узнать мнение гостьи.
Но как это сделать?
– У нас нет иного пути, – сказал Янсен, – как только объяснить ей все с помощью рисунков, схем и биологических таблиц – обмена веществ, дыхания и так далее. Если она знакома с биологией, то поймет. Если не знакома, – не поймет ничего. Товарищ Вестон прекрасно рисует. Я попрошу его изготовить несколько рисунков по моему указанию. А затем попробуем.
– Думаю, что это объяснение должны давать двое, – сказал Легерье, – я и Янсен. Остальных прошу не присутствовать. Надо учитывать возможность, что Гианэя не поймет, и пощадить ее самолюбие.
Опыт произвели накануне отлета.
– А что будем делать, если Гианэя поймет и откажется лететь на Землю?
– спросил Муратов в самый последний момент, когда Легерье и Янсен готовились пойти к гостье.
Гианэе отдали каюту одного из астрономов, и она почти безотлучно находилась там.
– Сообщим на Землю, – ответил Легерье. – Но я думаю, что она не может отказаться. Она должна понимать, что у нас нет другого выхода.
– Может случиться и так, – добавил Янсен, – что Гианэе придется на Земле ходить в скафандре. А жить она будет в специальном помещении с дистиллированным воздухом.
Муратов покачал головой.
– На это она не согласится.
– К чему гадать? – сказал Легерье. – Согласится, йе согласится. Увидим! Пойдем, Янсен!

Опыт прошел удачно. Гианэя, очевидно, хорошо поняла графический язык биолога. Но ответных жестов гостьи не поняли ни Янсен, ни Легерье. Согласна она лететь на Землю после их объяснения или не согласна?
Чтобы выяснить этот вопрос, перед Гианэей снова положили карту Вестона. Она улыбнулась и повторила тот же плавный жест, который все понимали, как «летим!».
Мы сделали, что могли, – сказал Легерье. – Везите ее на Землю. Очевидно, она не боится никакого заражения. Я пошлю подробную радиограмму, и там решат, что надо делать дальше. Не теряйте времени.
– Похоже, что они знают нашу планету еще лучше, чем мы думали, – заметил Муратов.
– Да, видимо, так.
У Гианэи не было никаких вещей. Она явилась на Гермес, к людям Земли, в чуждый ей мир, одетой так легко, словно находилась не в космосе, а у себя дома. Точно зашла в гости на короткое время, с тем, чтобы вскоре вернуться обратно. Это более чем странное обстоятельство не переставало удивлять всех на Гермесе и на Земле. Трудно было даже предположить, что могло побудить ее на такой поступок. Не могла же она быть одетой таким образом на космическом корабле. А объяснение Легерье всем казалось чересчур фантастичным. Здесь крылась тайна, разгадку которой можно было надеяться получить только впоследствии.
Обращало на себя внимание, что маленькие, очень изящные «золотые» туфли Гианэи снабжены магнитными подошвами. Это говорило за то, что обувь, выглядевшая нелепой в космическом полете, была предназначена именно для условий невесомости, то есть для космоса.
Причудливо выглядела эта высокая девушка, вся в золоте, среди космолетчиков, одетых в темные комбинезоны. Ростом она была выше всех, кроме одного Муратова. Стройная, с чисто кошачьей ловкостью и гибкостью движений, Гианэя, казалось, не шла, а скользила по полу. Ее необычайно густые волосы с сине-зеленым отливом тяжелой массой спускались ниже пояса, а у затылка были перехвачены пряжкой в форме какого-то листка или ветки растения, не известного на Земле. Такие же «листки» прикрывали ее колени, не закрытые коротким платьем.
Воздух обсерватории был нагрет до восемнадцати градусов по Цельсию, но, судя по всему, Гианэе не было холодно. От предложенного ей комбинезона гостья отказалась.
Янсену очень хотелось измерить температуру ее тела, но Гианэя отклонила попытку врача, отклонила резко и, с земной точки зрения, невежливо, оттолкнув его руку с термометром.
Она не позволяла даже притронуться к себе. Рукопожатие, видимо, не было принято на ее родине. Если кто-нибудь при встрече протягивал ей руку, Гианэя делала шаг назад и поднимала руку к плечу открытой ладонью вперед – жест, которым она приветствовала людей при первом знакомстве с ними.
«Это гордость и высокомерие», – говорил Легерье. «Это обычаи ее родины», – возражал Муратов. Кто из них был прав, покажет будущее. Скафандр, в котором Гианэя высадилась с своего звездолета, был тщательно осмотрен. Он был очень легок, из тонкого и гибкого металла голубого цвета. Шлем, квадратной, вернее кубической, формы не имел внутри никаких акустических или радиотехнических устройств. Напротив глаз помещалась прозрачная пластинка, очень узкая, дымчато-серая, пропускавшая мало света. И, что было удивительнее всего, не было никаких резервуаров или баллонов с воздухом. Ни внутри, ни снаружи. Даже при очень осторожном, «экономном», дыхании, почти не двигаясь, в подобном скафандре можно было находиться никак не больше десяти-двенадцати минут.
– Это отчасти объясняет ее нетерпеливый стук, – заметил Вестон. – Ей грозило удушье. Но как могли решиться выпустить ее из корабля без запаса воздуха?
Новая труднообъяснимая загадка!
– По-моему, – сказал Муратов, – это доказывает, что они знали о том, что обсерватория населена. Иначе она шла на самоубийство.
– Да, очень темная история, – заметил Легерье. – Чем больше я об этом думаю, тем вероятнее мне кажется, что Гианэя просто убежала из корабля. Эта версия многое проясняет. В спешке она забыла про запас воздуха.
– Но ведь корабль остановился у самой поверхности Гермеса. Как же это согласовать с вашей версией? Выходит, что ее бегству помогал экипаж звездолета.
– Они могли заметить на астероиде искусственное сооружение и подлетели, чтобы узнать, что это такое. А она могла воспользоваться неожиданной остановкой.
– Тогда почему они остановились только на минуту?
Легерье пожал плечами.
– Темная история! – повторил он.
Скафандр был устроен так, что человек мог без посторонней помощи снять его с себя. Но не надеть. Это выяснилось, когда пришло время перевести Гианэю на флагманский звездолет эскадрильи.
Пришлось поломать голову, чтобы разобраться в незнакомой конструкции.
С земной точки зрения, пустолазный костюм Гианэи был очень неудобен. Его нельзя было надеть на себя, в него надо было «войти». И, пожалуй, никто из людей Земли не смог бы это сделать, разве что особо гибкий акробат.
Гианэя с легкостью выполнила эту трудную задачу. Она скользнула, именно скользнула в скафандр с непостижимой быстротой и ловкостью.
Но ведь не мог же этот скафандр быть изготовленным специально для нее. Он, очевидно, был таким же, как и остальные скафандры на корабле гостей. Значит, Гианэя не являлась исключением среди своего народа. Они все были так же гибки и ловки, как она.
Теперь надо было герметизировать скафандр. А Гианэя ни единым жестом не попыталась помочь людям. Она стояла и ждала. Словно ей было безразлично, лететь на Землю или оставаться на Гермесе.
– Упрямое существо! – проворчал Вестон, внимательно рассматривая длинные полосы, висящие по краям разрезов скафандра. – Вся беда в том, что проделать это надо как можно быстрее. Иначе она задохнется раньше, чем дойдет до корабля. Неужели она этого не понимает?
– Может быть, она просто сама не знает, как обращаться со скафандром, – предположил Муратов.
– Да, еще бы! Отлично знает, но не хочет помочь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53