Она стояла перед огромным зеркалом, а обе хозяйки, Илана и Тамар, вдвоем подносили ей шмотку за шмоткой. Сашка мерила все подряд, крутила головой, когда подавали уж явную дрянь, но много замечательных вещей — маечки «Save the Queen», прелестные корсеты «Love, Sex, Money» и обтягивающие кофточки Ферре, — откладывалось в кучу, которая постепенно все росла.
— А вот этот корсаж, Александра, — пихала ей в руку что-то черное с блестками Тамар. — Я его позавчера получила из Лондона. Только что вынула из коробки! Попробуй! А эти джинсы, — Тамар вертела ими так, чтобы в глаза бросались большие «DG», - уценены до восьмисот! А были: — Тамар выдержала драматическую паузу, а потом поднесла бирку к Сашкиным глазам, и обе оцепенело уставились на цену — 3600 шекелей! Выше сил человеческих было упустить эти джинсы.
Пока Александра мерила, Тамар шумно восторгалась, подзывала Илану, они вместе вплескивали руками, а все прочие покупательницы в магазине недоброжелательно-зависливо косились на возню вокруг Сашки. Именно так Александра и любила покупать шмотки. Муркино угрюмое: «Спасибо, помощи не надо, я только смотрю!» было Александре совершенно непонятно. И как раз когда ажиотаж достиг апогея, на пороге магазина появился Максим.
— Ну, Максим, что скажете? — Сашка, полуодетая, повертелась перед ним.
— Ошеломлен и ошарашен. А где кинокамеры? И операторы и фотографы? Неужели это не съемки? — дурачился Максим.
— Максим, пожалуйста, мне нужен совет мужчины. Хорошо, или нет?
— Саша, вам когда-нибудь какой-нибудь мужчина отвечал на этот вопрос отрицательно?
— Нет, — вздохнула Александра. — В том-то и беда, что когда все сидит хорошо, очень трудно выбрать.
— Берите все.
— Максим, — Сашка ласково дотронулась до его руки, — между нами начинает образовываться взаимопонимание!
В конце концов Тамар и Илана запихали весь громадный ворох одежды в два гигантских пакета, составили инвентарный список, и отдали все это Александре, с тем, чтобы она спокойно отобрала дома то, что ей из этого понравится. Забракованные шмотки, если такие окажутся, она обещалась привезти обратно через два дня, когда должен был состояться следующий раунд переговоров в «Энигме». Мысленно Александра похвалила себя за благоразумие: «Возможно тогда буду знать точнее насчет контракта, и если все будет хорошо, действительно все себе оставлю! Имею я право раз в жизни купить без оглядки все, что мне понравилось, или нет?!» Как-то так получалось, что каждый раз речь шла об одной отдельно взятой элементарной необходимости — «Что, я уже не могу себе позволить лечебный массаж?», «Неужели я должна отказать себе даже в красивом белье?!», «Ботокс в моей профессии не роскошь, а профессиональный долг!» — но все вместе вырастало в лавину расходов, поражавших не только саму бесшабашную Сашку, но даже банковского Таля.
Максим джентельменски подхватил узлы и поволок их к своей машине, стоявшей рядом с магазином на тротуаре.
— Максим, куда мы поедем? — спросила Александра, чувствуя, что вполне заслужила, чтобы о ней, наконец, позаботились и поухаживали.
— Н-ну, я вот на Ибн-Гвироль знаю одно очень симпатичное кафе…
— А как насчет «Рошфельда»? В Бейт-Голда? Там потрясающая гусиная печенка!
Максиму оставалось только кивнуть, в глубине души надеясь, что красавица не является столь же тонкой ценительницей икры и шампанского. Они выбрали столик у окна, и долго сидели, болтая и смеясь. Максим забавлял Сашку своими рассказами о Москве, в которую он наезжал в последние годы довольно часто, и совершенно очаровал ее своей космополитностью, юмором, интеллигентностью и умением себя держать. В Москве он знал всех и вся, и Сашке было лестно внимание такого человека. Она была совершенно счастлива. Но после того как они вышли из ресторана, не вполне было ясно, что делать. Свидание началось слишком рано, сейчас было только пять часов вечера — недостаточно поздно для решительного наступления на Сашкину добродетель, а других совместных планов на остаток дня у Максима не было. Поэтому когда девушка взглянула на часы и заявила, что страшно опаздывает на деловую встречу в Иерусалиме, Максим решил, что на первый раз достигнуто вполне достаточно, и с облегчением подвез Александру к ее машине. Сашка переволокла к себе в кабину все барахло, они расцеловались и распрощались, договорившись встретиться снова в ближайшем будущем.
По дороге в Иерусалим Александра позвонила Мурке.
— Мурочка, как ты поживаешь? Вадим появился, серьёзно? Ну, я очень рада, а то ты столько мучилась! Я так и знала, что все кончится хорошо. Где он еще найдет себе такую, как ты? — Мурка знала, конечно, что Сашка имела в виду только самое лучшее, и Муркины комплексы были тому виной, что она почему-то почувствовала себя дурой. — А я в «Энигме» встречалась с представителями банка а-Поалим, — продолжала Александра. — Нет, ну конечно, они меня хотят, я тебе объективно скажу: во всем Израиле нет второй настолько подходящей кандидатуры на эту роль, как я, но там еще много частностей надо утрясать. Теперь все зависит от того, что они мне предложат. Потом я заехала в «Ноэлу», и Тамар всучила мне кучу тряпок, и ты обязательно должна все это просмотреть, и посоветовать мне, что оставить, а что вернуть. А то они там так орали: «Ах, как потрясающе, ах, как великолепно!», что я из-за их дежурных восторгов совершенно потеряла всякую способность соображать, что великолепно, а что и в самом деле можно носить. А потом… — Сашка выдержала паузу. — А потом, — продолжала она хитрым голосом, — то, о чем так давно говорили большевики, наконец-то свершилось: Максим повел меня в ресторан. Нет! Нет!! Ты что!!! Мы только что вышли из ресторана, и я сразу поехала домой. Но он мне очень-очень понравился! Он такой столичный, и интеллигентный, и с юмором, и вообще… — Сашка поискала определение: — светский молодой человек. Просто было одно удовольствие провести с ним время! Мне кажется, что он знает многих людей, с которыми мне бы очень хотелось познакомиться. Можно, я приеду прямо к тебе, и мы сразу посмотрим, что я купила, и ты мне подробно расскажешь, что ты про Максима знаешь, и что у вас было. Нет, нет, я знаю, да, да, ага, «ничего особенного», но я вообще все хочу знать, а вот это «ничего особенного» в особенности!
И конечно еще до того, как Александра подъехала к Муриному дому, Мурка уже позвонила Максиму.
— Так, — вздохнул Максим. — Я вижу, что тебе уже доложили о состоявшейся встрече в верхах.
— Да, но я хочу все знать от тебя.
— Мура, Александра чудесная роскошная женщина. Но она не для государственного чиновника. Она просто мне не по карману. Она потащила меня в «Рошфельд», забывая о том, что я не Ротшильд.
— Максим, пусть тебе будет стыдно за банальные каламбуры. Ты же ее не покупаешь!
— Мурочка, я ее даже арендовать не могу себе позволить.
— А ты ей так понравился! — из лучших побуждений решилась Мурка на крошечное предательство.
— Ну, это вполне обоюдно! Если бы я был автозаводчиком, или, на худой конец, импортером «Тойоты», я бы непременно положил свою жизнь к ее ногам. Но в качестве малоимущего представителя развивающегося государства… Не представляю себе, что я могу ей предложить.
— Ум, светскость, обаяние, чувство юмора, социальную престижность. Нужные связи. Все вполне может быть оценено. К тому же, дела ее сейчас так хороши, что еще неизвестно, не может ли она тебя купить.
— Ну что же, — Максим явно был польщен, — если мои скромные качества так высоко ценятся, и Александра может все это себе позволить, то я ей точно готов продаться!
— Максим, я уверена, что вы просто созданы друг для друга! — и Мурка закончила разговор, услышав Сашкин звонок в дверь.
* * *
Для обеих подруг лето началось замечательно. Это было беспечное счастливое время, когда полстраны, как всегда, разъехалось по заграницам, а оставшаяся половина заполняла кафе, рестораны и пляжи. От политиков до комментаторов, от простых людей до руководства страны никто не знал, что принесет с собой будущее, но теперь, после ухода Израиля из Ливана, в период завершения мирных переговоров, все уповали на лучшее. Самые убежденные оптимисты вели переговоры в Кемп-Дэвиде.
Мура надеялась, что ее отношения с Вадимом наконец-то устаканились, а роман Максима с Александрой находился в самой чудесной стадии — первичного взаимного очарования и обольщения. Газета, занятая очередными решениями судьбы нации, не требовала сейчас, в период отпусков и парламентских каникул, слишком многого от своего ленивого корреспондента, а Банк а-Поалим, если и затруднялся уверовать в то, что одно лишь Сашкино появление в его рекламе побудит всех новых репатриантов тут же доверить ему все свои сбережения, все же начинал склоняться к мысли, что ее самоотверженный пример побудит русскую общину задолжать банку по самую завязку. И может быть, это было именно то, чего банк и хотел.
* * *
В одно прекрасное утро, только самую малость подпорченное для Мурки вынужденной отсидкой в редакции, она обнаружила в недрах электронной почты сообщение от Сергея, с которым в последнее время обменивалась маленькими смешными записочками, о том, что он смог освободиться на работе, заказал билет и прилетит в Израиль 23 числа на 6 дней. Он выражал надежду, что какую-то часть этого времени Мура будет свободной и сможет провести с ним.
За месяц, прошедший со времени их встречи в Минске, у Мурки стерлись те чувства, которые Сергей смог возбудить в ней. Она, конечно, помнила все конкретные события и их беседы, но тогдашние эмоции успели остыть: слишком близко теперь был Вадим, и она была погружена в отношения с ним. Но деваться было некуда, и Мура ответила Сергею, что, конечно, встретит его в аэропорту и с удовольствием покажет ему Иерусалим.
Вечером накануне приезда американского знакомого она позвонила Вадиму, и договорилась о свидании. Во-первых, в ближайшее время требовалось быть свободной, но, главным образом, хотелось укрепиться в своих намерениях неколебимой верности. После работы прямо из редакции Мура пошла пешком к особнячку Вадима. Он сидел у себя в палисаднике и курил.
— Хочешь кофе?
Вадим встал и пошел священнодействовать с джезвой и турецким кофе с кардамоном. Он покупал его в каком-то специальном месте, которое держал в секрете. На вкус Мурки кофе выходил довольно горький, но было так приятно, что любимый мужчина сам ей что-то готовит, что Мура была бы готова хлебать и просто кипяток.
Наступало томительное, любимое время суток — на Иерусалим спускались сумерки. Солнечные лучи становились все более золотыми и более косыми, воздух — более туманным, а звуки начинали разноситься все дальше, и вся душа Муры наполнялась невыносимо сладкой тоской и нестерпимой, и при этом приятной умильной печалью от того, что жизнь так прекрасна, и так коротка, и «ни съесть, ни выпить, ни поцеловать» этот момент. Хотелось бросить свое обыденное прозябание и уехать куда-нибудь далеко, далеко. Но если невозможно уйти за закатом, то тогда неплохо и просто сидеть у зарослей душистого жасмина, и терзаться голосом Таниты Тикарам и любоваться Вадимом, сидящим напротив с сигаретой в руке. Но сегодня он опять занят своими мыслями, молчалив и замкнут. Мурка принялась рассказывать что-то из событий дня, но разговор не клеился. Её в который раз охватила усталость от тех усилий, которых требовала от нее эта любовь. Вновь стало казаться, что их роман поддерживается только напряжением ее воли, постоянно судорожно сконцентрированной на том, чтобы не дать чуду прекратиться, чтобы Вадим не разгипнотизировался, не отряхнулся от ее чар и не перестал быть ей покорен. А когда, как сегодня, возлюбленный пребывал в мрачном настроении, у нее не хватало сил волочь тяжкий груз их отношений одной. Ей стало обидно за себя, за свою любовь, за испорченный прекрасный миг бытия. Устраивать сцену показалось не только унизительным, но и бессмысленным. Вдруг всплыла ключевая непереводимая фраза из своего любимого «Sex in the citу»: «He is just not so much into you», которая жестоким, но правдивым приговором экономила многим женщинам кучу тщетных усилий. К черту весь психоанализ, к черту все изощренные приемы соблазна, вникание в мужскую психологию, самобичевание, самоусовершенствование и дешевые хитрости женской тактики и стратегии. Он просто недостаточно любит ее, и ничего тут не поделаешь. И ей вдруг захотелось отпустить Вадима, не мучить своей привязанностью. Повинуясь этому великодушному порыву, Мура использовала первый же звонок мобильника, чтобы сделать вид, что ее призывают срочные обязанности журналиста, постоянно находящегося в боевой готовности, которого в любой момент, даже с любовного свидания может утащить право общественности на информацию. Вадим предложил подвезти ее, но она отказалась, вдруг ужасно захотелось остаться одной. И Мура пошла, не торопясь, пешком через все сгущающиеся сумерки по маленьким улицам Рехавии. Она подумала, что даже если это еще не было их последним свиданием, все же к прежним отношениям, надеждам и чувствам возврат невозможен, но ее все равно не оставляло какое-то приятное томление, и казалось, что самое прекрасное в жизни как раз впереди.
На следующий день Мура опять, второй раз за последние два месяца, стояла в гуще встречающих в аэропорту, и волновалась, что не узнает Сергея. Но как только он вышел, и остановился растерянно, разглядывая гигантскую толпу встречающих, она сразу его узнала, и ее удивило, что он выглядел гораздо симпатичнее, чем ей помнилось. А когда Сергей ее наконец увидел, все его лицо осветилось такой замечательной радостной улыбкой, что Мурка с облегчением обрадовалась его приезду.
Они вышли из зала встречающих на солнцепек стоянки такси. Между ними еще царило смущение мало знакомых людей, и они беседовали о том, как прошел полет и о погоде, но Мура заметила, что тяжкий груз отношений с Вадимом спал с ее души, и ей стало хорошо, весело и свободно. Она решила посвятить Сергею все свободное время предстоящего уикенда.
Оказалось, что он остановился в «Кинг-Дэвиде».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46