Джо вдруг осознал, что за всю свою жизнь не встречал такой прекрасной женщины, как эта Лили Паскаль Монтини… Светлые волосы до плеч, нежные черты лица, холодные серые глаза, королевская осанка.
– Какая девочка, – пробормотал он, лениво проглядывая фотографии и текст: «художественный директор… коллекционер… организатор художественной выставки и аукциона на празднестве в Истхэмптоне… жена миллиардера, торговца недвижимостью Джерри Монтини…»
– Что за черт! – вырвалось у Джо, он почти рассмеялся, что было на него совсем не похоже. Он рассматривал фотографию, сделанную в огромной, уставленной цветами квартире на Пятой Авеню. Лили с мужем; он – в безупречно сшитом итальянском костюме, напротив камина; над камином – живописное полотно Кунинга. Человек на фотографии, хотя и был одет лучше, чем когда Джо знал его, без сомнения, был тот самый Джерри Монтини, который жил в соседнем доме, когда они были детьми. Просто невозможно было представить себе этого плотного юнца, сына Пэтси Монтини, женатым на такой богине и вращающимся в высших кругах. Джо знал, что Джерри добился успеха в торговле недвижимостью, он видел его на поминках Пэтси, но никогда его богатое воображение не могло поставить Джерри рядом с такой женщиной. В статье говорилось, что Марси, эта Лили и рыженькая дружат уже почти двадцать лет… Может быть, Марси их познакомила? Как еще эти двое могли встретиться? Они как будто с разных планет.
– Иисус-Мария, – пробормотал он в салфетку, вытирая губы.
– Что-нибудь еще, Джо? – поинтересовался Доминик.
– Только кофе, – попросил он, пока Доминик убирал посуду и менял скатерть.
Джо лениво перевернул страницу. Хорошенькая, зеленоглазая, рыжая улыбалась ему. Она чем-то отличалась от двух других… Менее напористая, чем Марси с ее темными волосами и оливковой кожей, не такая далекая, как фарфоровая блондинка Лили. Тоже восхитительна, но как-то более непосредственна, доступна. Что-то есть в этих кудрях, безрассудно спадающих на глаза, что заставляет его улыбаться. Он рассеянно взглянул на подписи, потягивая горький кофе: «Кэлли Мартин Лэттимор… присуждена режиссерская премия… политический и общественный деятель, защитник бездомных, член правления комитета по льготам для излечившихся от наркомании…» Снята в богато обставленной квартире на Парк-авеню, на кортах в Дель-Рива, в загородном доме в Бэдфорде – сидящая рядом с мужем, худощавым, с сединой на висках, в очках в роговой оправе и мягком твидовом жакете. Джо пристально взглянул на последнюю фотографию. СЕНАТОР ЛЭТТИМОР, гласила подпись, ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОМИССИИ ПО ОРГАНИЗОВАННОЙ ПРЕСТУПНОСТИ.
– Что за черт, – пробормотал он.
– Джо! – Джимми Хук подошел к столику и пристроил свое объемистое тело на пластмассовой табуретке напротив. – Слушай, побыстрее расправляйся со своим кофе. Есть дело. Огги хочет, чтобы ты участвовал с самого начала.
Джимми ухмыльнулся. Ему было приятно, что дошла очередь и до Джо.
Комизм момента не ускользнул от Джо. Здесь, на чистой скатерти ресторана «Голубой фонарь» с глянцевых страниц журнала на него смотрели три красивые женщины, три очаровательные бабочки, чья шикарная жизнь так далека от его собственной, как только возможно. В этот момент он знал, что в ближайшем будущем их жизни не только переплетутся, но что они почти наверняка будут держать его судьбу в своих нежных наманикюренных ручках.
ЧАСТЬ 1
1
Питсбург, 1943.
Тонкое засаленное стеганое одеяло ничуть не защитило ее спину от металлических выступов на полу трайлера, когда Эдди Крочек грубо овладел ею.
– Полегче, милый, – Дорин сразу поняла, что прошептала это в глухое ухо.
Совсем не так было бы, если бы она сказала это в то ухо, которое слышит. Это манера Эдди. Грубо и небрежно. Ничего, что бы она ни сказала, не могло это изменить. По боли в левом бедре, когда он передвинул ее ногу в неудобное положение, она поняла, что ей придется запудривать синяк, оставленный его пальцами. Она рассеянно смотрела в потолок грузовика, напряженно стиснув зубы, ожидая, когда же он, наконец, взорвется внутри нее, застонав, как раненый зверь, и его длинное мускулистое тело опустится на нее. Ощутив на себе его потное тело, она повернула голову так, что ее подбородок лег на его левое плечо, поближе к здоровому уху.
– Милый, это было великолепно, – промурлыкала она. – Ты превзошел самого себя.
Он перекатился на спину, тонкие губы скривились в усмешке, и стал заметен багровый шрам на щеке.
– Правда, Дорин? – это было скорее утверждение, а не вопрос.
– Правда, – ответила она с жаром. – Милый, достань мне пива.
Не двигаясь с места, он потянулся и вытащил из ведра со льдом две бутылки. Дорин вдруг очень захотелось, чтобы здесь было окно, чтобы свежий холодный воздух выветрил этот острый запах пота, смешанный с запахом недавно разгруженного лука, который Эдди привез из Окалы.
Она одернула юбку, оперлась на стенку трайлера и сделала большой глоток. Прижала прохладную бутылку сначала к груди, а потом к щеке, достала из сумки мятую пачку сигарет и закурила.
– Сколько времени, милый? – спросила она, резко выдохнув дым на манер Бэтти Дэвис. Ей это нравилось.
– Господи, Дорин! Какого черта ты меня спрашиваешь? Ты же знаешь, я не слежу за временем.
– Я знаю, милый, но придется посмотреть. Я не могу опоздать на последний автобус. Если ты, конечно, не хочешь отвезти меня домой на машине, – сказала она скромно.
– Ты сошла с ума! На такой махине я не смогу въехать на эту чертову гору перед вашим домом. Там нет места, чтобы и нормальным двум машинам разъехаться! – он вытащил часы из кармана джинсов. – Десять пятнадцать.
– О Боже, мне надо спешить. У тебя есть что-нибудь типа полотенца?
– Ты что, вообразила, что в отеле «Риц»?
– Я знаю, милый, но мне надо немного привести себя в порядок, ты же понимаешь, что я имею в виду, – она застенчиво взглянула на партнера.
– Там где-то есть тряпки, – он показал рукой в угол.
Она встала, взяла грязную тряпку, прополоскала ее в ведре с растаявшим льдом и вытерла липкие ноги и внутреннюю сторону бедер. Потом прополоскала тряпку снова, и бросила обратно в угол.
– Мы увидимся завтра? – спросила она, застегивая блузку.
– Не знаю, – проговорил Эдди, закрыв глаза. – Я уезжаю послезавтра рано утром обратно во Флориду.
– Я устрою тебе грандиозные проводы! – Она улыбнулась.
– Ладно, тогда пока. – Он криво ухмыльнулся.
Ему пришлось встать, чтобы снять, тяжелую задвижку с дверей трайлера. Дорин поцеловала его в щеку. Он придержал ее за руку, помогая спрыгнуть на землю. Она побежала через автомобильную стоянку к автобусной остановке и из ночного холода еще раз обернулась и помахала ему рукой.
– Осторожней, Кэлли! Держись подальше от этой собаки! – закричала Дорин. Она сидела на цементных ступеньках крыльца дома своего брата, тщательно крася ногти ярким малиновым лаком.
– Пилигрим никогда не укусит девочку, Дорин, – крикнула Эдна Мак-Куад из соседнего двора. Она отчаянно сражалась с октябрьским ветром, пытаясь повесить на веревку мокрые простыни.
– Эдна, девочку зовут Каролина, а мы называем ее Кэлли.
Эдна называла своих детей просто «девочка» и «мальчик», но Дорин показалось неприличным, если она позволит Эдне называть ее дочь «девочкой».
– Когда ты вернулась, Дорин?
– Почти неделю назад. – Дорин произнесла это рассеянно, показывая, что она не намерена продолжать беседу. Она слишком занята своими ногтями, да и за ребенком надо смотреть, чтобы еще на что-то отвлекаться. Хочется, чтобы к сегодняшнему вечеру ее маникюр был безупречным.
– А где сейчас твой муж? – спросила Эдна.
– За границей. Кажется, во Франции. – «Вероятно, так и есть», подумала Дорин. Она слышала, что Фрэнк попал под призыв. У него ведь не какая-нибудь там особенная работа, дающая право на отсрочку. В конце концов, он простой буфетчик в Хэмпстеде. И пьет больше, чем может себе позволить, подумала она раздраженно. Она почти никогда не думала о Фрэнке. Единственное напоминание о нем – это копна рыжих кудряшек вокруг мордашки Кэлли. И ей совсем не хотелось думать о нем сейчас. Лучше сконцентрироваться на Эдди.
Эдна вытащила изо рта прищепку и пришпилила хлопающую простыню к веревке.
– Ты думаешь оставаться здесь, пока он не вернется?
– Не знаю. Я еще не решила окончательно, – ответила она и подумала про себя: «Боже упаси!»
– Пилигрим меня целует! – засмеялась Кэлли.
– Господи, Кэлли! Отойди сейчас же от собаки! Иди ко мне, милая, ну, давай. – Дорин протянула руку и тихонько потянула большим и указательным пальцами за конец косынки, прикрывающей рыжие кудряшки дочери.
Сняв косынку, она вытерла ею хихикающую мордашку Кэлли.
– Черт, – пробормотала она, увидев, что смазала лак. – Иди сюда, Кэлли. Пора обедать. Пойдем к тете Элен.
– Пока, Пилигрим! – закричала Кэлли.
– Увидимся, Дорин! – крикнула Эдна.
– Увидимся, – отозвалась Дорин безо всякого энтузиазма. Она взяла Кэлли за руку и помогла ей подняться по ступенькам. – Ведь это нехорошо, если мы не заглянем к ней, да, мой милый зайка? – прошептала она Кэлли. Открыв дверь в кухню, она подвела Кэлли к столу. Потом, придерживая ее коленками, сняла с нее шерстяную шапочку и свитер. Элен стояла у стойки с раковиной и терла морковь.
– Я совершенно не выношу эту Эдну Мак-Куад! – заявила Дорин. Она всюду сует свой нос!
– По-моему она безобидна.
– Не думаю, что она так уж безобидна. Спрашивает, где мой муж, хотя сама прекрасно знает, что у меня нет мужа.
– Дорин, не порть себе настроение. Не обращай на нее внимания и все.
– И все-таки она невыносима, – сказала Дорин, сажая Кэлли на специальный высокий стульчик. Элен поставила на поднос тертую морковь и курицу, а Дорин надела ребенку фартучек. Пока Элен кормила девочку, Дорин вытащила из пачки «Кэмела» последнюю сигарету, закурила и скомкала пачку.
– Фольга, – напомнила Элен.
– Ах, да.
По дороге в кабинет она сделала несколько глубоких затяжек. Потом достала небольшой рулончик фольги.
– Я забыла про молоко, Дорин. Может быть, ты вытащишь его из холодильника?
– Конечно, – она потушила сигарету в раковине, налила молоко в чашку и поставила ее на высокий стульчик. Потом присела, вытряхнула содержимое из сигаретной пачки и начала аккуратно отдирать фольгу от бумажной основы, гордясь тем, что ее длинные наманикюренные ногти могут отдирать большие куски, не то, что эти короткие и неровные, ими только клочки нарвешь. Она не представляла, каким образом эти жалкие маленькие кусочки фольги могут служить военным целям, но ее брат Джек утверждал, что служат, и что весь металлолом, включая фольгу, надо сохранять.
Она подтянула руками колени, оперлась на них подбородком и посмотрела на Элен. Эта женщина, которую она считала почти старухой, чьи ногти всегда были короткие и неровные, не то, что ее длинные и ухоженные; чья фигура расплылась за прошедшие годы, в отличие от ее собственных стройных форм; эта женщина знала много такого, что Дорин тоже не мешало бы знать. Элен знала, как обходиться с мужчиной. Дорин заметила, что ее брат Джек, казалось, был рад приходить вечером домой и проводить время только с Элен.
– Вы счастливы с Джеком, Элен? – спросила Дорин.
– Пожалуй, – этот вопрос удивил ее. – Мы прожили хорошую жизнь. «Хорошую жизнь», подумала Дорин. «В этом дерьмовом городишке!»
– Ты всегда, казалось, стараешься для него. Взять хотя бы крекеры с сыром, которые ты готовишь каждый вечер.
– Ах, это! – Элен рассмеялась. – Это началось давно. Я прочитала в журнале про канапе и стала готовить их каждый вечер. Ты и не представляешь, какие удивительные вещи я готовила! Подавала их с «Манхэттеном». Мне казалось, что это очень романтично. Но Джеку все-таки больше нравились крекеры с сыром. Так что теперь я подаю сыр, крекеры и пиво. Мы привыкли есть это по вечерам. Что-то типа режима, как ты думаешь?
– Это хорошо, – сказала Дорин. – Послушай, Элен, у тебя не найдется какой-нибудь пудры для ног? У меня совершенно нет ничего такого. Я собираюсь вечером к Эдди, ладно? Тебя не затруднит присмотреть за Кэлли?
– Конечно, нет. Кажется, ты проводишь с ним много времени с тех пор, как вернулась.
– Да, мы были очень близки, когда я училась в средней школе, ты же знаешь… Пока я не ушла от него к Фрэнку. На самом деле он так и не смог этого пережить. Сказал, что я разбила ему сердце. Боже, какая я была дура… Это самая большая ошибка в моей жизни. Фрэнк – это как проигрыш. А Эдди, он такой, ну, основательный, что ли. У него собственный грузовик. А еще – замечательные золотые часы. Тебе бы взглянуть на них! Короче говоря, он повезет груз во Флориду завтра утром и хочет увидеть меня перед отъездом.
– Конечно, Дорин. Иди и хорошо проведи вечер.
Завывал ветер, и мелкий дождь обжигал лицо. Дорин натянула шарф на голову, и поплотнее запахнула пальто. От дождя булыжник стал скользким, и ей пришлось осторожно спускаться на высоких каблуках с крутой горки. «Я могу опоздать на этот проклятый автобус,» – подумала она.
Дорин спустилась, наконец, с горы, перебежала улицу на красный свет к остановке и увидела огни приближающегося автобуса, расплывавшиеся в пелене дождя и тумана.
– Ну, слава Богу! – вслух произнесла она.
Дорин пробралась по проходу почти пустого автобуса, миновав молодую женщину с подростком и пожилую пару, разговаривавшую, как она предположила, по-польски, и выбрала себе место, освещенное маленькой лампочкой в потолке.
Она сняла шарф, и взгляд ее остановился на затылке водителя – розовая кожа с пучками седых кудрявых волос. «Старье,» – подумала она. – «Это все, что осталось в этом городе. А молодые либо женаты, либо покалечены». Ее захлестнуло желание, когда она представила себе Эдди, не молодого и не старого, а глухота, которая уберегла его от службы, совсем его не портила. По нынешним временам это была хорошая добыча. Она представила себе шрам, украшавший его щеку, – память о жестокой драке.
Отогнав от себя эти мысли, Дорин порылась в сумочке, ища расческу и помаду. Она протерла шарфом стекло, чтобы смотреться в него, как в зеркало, и, выжидая, когда будет поменьше трясти, нанесла на губы ярко-красный слой, затем с помощью расчески аккуратно уложила свои платиновые волосы так, чтобы они волной спадали на лоб.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31