— Гляди-ка, — сказал Ники, читавший вчерашний выпуск «Дейли телеграф», — Нэстасе выбили из первого же круга.
— Будь я трижды проклят! — вдруг сказал Матт, и все огляделись. — Сюда направляются миссис «Положи-свой-зуб-на-Эджуорта» и перспективный кандидат в парламент.
Ивонн с достоинством пробиралась через лабиринты спутанных коричневых тел. Вслед за ней, качаясь, шел нагруженный полотенцами, надувными матрасами, масками для подводного плаванья, походными корзинками, большим зонтом и чемоданчиком Ивонн для косметики Джеймс, умудрявшийся при всем том бросать возбужденные взгляды на лежавшие кругом обнаженные груди.
— Они как будто в сафари отправились, — сказала Кейбл. — Шорты у Джеймса какие-то доисторические.
— Он похож на альпиниста, — сострил Ники.
— Сколько народу! — вздохнула Ивонн. — А на Багамах такие симпатичные безлюдные пляжи. Нет, постели здесь, Джамбо, и сверху положи полотенце. Я не хочу потеть. И поставь зонт так, чтобы солнце не попадало мне на лицо. Ты не подвинешься на какую-нибудь долю дюйма, Имоджин? Да, так отлично. Джеймс, когда закончишь, загляни в кафе и принеси мне апельсиновый напиток. Только что произошел забавный случай, — сообщила она, обращаясь к Кейбл. — Ко мне подошла французская девочка и попросила автограф. Она видела одну из моих реклам, когда была в Англии.
Матт, смотревший на нее с явным неудовольствием, собирался было что-то сказать, но перевернулся и опять заснул.
Имоджин, хотя и обливалась потом, до того стыдилась своего белого тела, что пошла купаться только когда Кейбл и Ники были уже в море. В воде было приятно и легко. Через зеленый слой воды она разглядела спинку медленно двигавшейся рыбы. Вдруг кто-то схватил ее за щиколотку, и она ушла под воду. Ей показалось, что она проглотила половину моря. Давясь, она всплыла и увидела Ники, который отплывал от нее стремительным кролем. Потом он и Кейбл явно напоказ играли с желтым пляжным мячом.
— Это лихо, доложу я вам, — сказал Джеймс, завороженно глядя на девушку, бикини которой было практически без задней части.
— Не знаю, зачем ей понадобилось вообще что-то на себя надевать, — проворчала Ивонн.
— Почему ты не носишь бикини? — спросила она Имоджин. — Я бы тебе одно одолжила, но не думаю, что оно на тебя налезет. Я считаю, что тебе надо все-таки что-то делать с бедрами.
— Самое лучшее — упражнения, — сказала Кейбл, плюхнувшись на матрас. — Сэлли Четуинд сбросила пять дюймов, каждый вечер крутя педали.
Имоджин покраснела, как ее купальник. Если бы тут был Матт, она уверена, что они не посмели бы так нагло с ней разговаривать. Как только он вернулся, они заткнулись.
Она смотрела, как он намазывает Кейбл. Его руки уверенно двигались по ее гибкому загорелому телу. Это были большие, опытные руки, умелые и в любовных делах и в том, чтобы справиться с большим автомобилем на извилистой дороге и предельной скорости.
Она вдруг почувствовала себя страшно одинокой. Кожа ее становилась уже розовой и пятнистой, как цветок наперстянки. Вот бы быть такой красивой, как Кейбл, и любимой таким мужчиной, как Матт.
Ее беспокоило еще и то, что, хотя она и обыскана вдоль и поперек всю комнату, таблеток найти так и не смогла. Что скажет Ники, когда узнает, что она их потеряла? Может быть, ей удастся раздобыть их в аптеке? «Avez-vous la pitute pour arreter les bebes?» А что если во Франции, как стране католической, эти таблетки вообще запрещены? Жаль, что нельзя спросить об этом Ивонн или Кейбл.
— Конечно, «Вог» платит гроши, всего двадцать пять фунтов в день, — говорила Ивонн.
— За двадцать пять фунтов в день я не стала бы делать себе лицо, — заявила Кейбл.
Матт вздохнул и углубился в замусоленные страницы «Брайдсхед ривизитид».
Когда перед обедом Имоджин посмотрела на себя в зеркало, она обнаружила, что стала вся красная. У нее болели голова и глаза, она явно перегрелась на солнце. Волосы у нее стали жесткими от масла, песка и морской воды. Песок проник, казалось, всюду: в полотенце, белье, сумку, одежду. Пол в комнате стал похож на пустыню Гоби. Имоджин легла на кровать и стала думать, что будет меньшим злом — ее мешковатые брюки или другой халат. Она решила в пользу брюк, в которых по крайней мере можно было спрятать ноги. Одевшись, она еще раз и вновь безуспешно попыталась разыскать свои таблетки. Потом зашла в номер Кейбл, застав ее за расчесыванием только что вымытых эбенового цвета кудрей.
— Боже, какая ты красная, — заметила Кейбл. — Хорошо, что ты как следует смазалась маслом. Попробуй-ка какую-нибудь из моих пудр зеленого оттенка. Угадай, что тут было. Только что ко мне подкатывал Джеймс Эджуорт. А все потому, что Ивонн так гадко с ним накануне обращалась. Не знаю, что мне в ней понравилось тогда в Лондоне. А ты знаешь, она ведь в четырнадцать лет стала королевой карнавала в Перли. Джеймс просил меня никому про это не говорить!
К вечеру лицо Имоджин несмотря на зеленую пудру горело, как раскаленная плита. Пообедав, они отправились в ночной клуб. Ее поразило, до чего восхитительны были там девушки с их гладкими бесстрастными лицами и длинными ногами. И как красиво они танцевали. Их руки и ноги были словно растоплены солнцем, размягчены. Ники, хвативший лишнего, почти весь вечер увивался вокруг Кейбл. Матт, не обращая на них внимания, увлеченно болтал с хозяином ночного клуба. Время от времени он ободряюще улыбайся Имоджин сквозь дымный полумрак.
Потом, вернувшись к себе в номер, она подумала, что, быть может, никогда не была так несчастна, как теперь. Вот она на Ривьере с самым красивым в мире мужчиной. Это как сон, ставший реальностью. И ей ненавистна каждая минута этого сна. Забираясь в постель, она вздрагивала от боли, вызванной солнечными ожогами. О, Господи, сделай так, чтобы он был ко мне внимательным этой ночью!
Ники появился нескоро. Он был одет не в тот лиловый халат, на который ее чуть было не вырвало прошлой ночью, а в черный. Его ослепительная красота, подчеркнутая свежим загаром, ошеломила ее. После большой выпивки он слегка косил глазами и был похож на голодного и опасного сиамского кота. Этой ночью он явно не намерен был мириться с каким бы то ни было ее капризом. От страха у нее напрягся живот.
— Чувствуем себя невестой, дорогая? — вкрадчиво произнес он и, крепко ухватив ее за руки, потянул ее к себе, — пора кончать игры.
Поцелуи его были крепкими и грубыми и удовольствия ей не доставили. Она едва не задохнулась при этом от запаха духов Кейбл.
— Нет, нет, Ники, я не хочу!
— На этот раз, малышка, тебе придется захотеть.
— Но ведь ты меня не любишь, — вздохнула она. — Ни капли не любишь. С тех пор, как мы уехали из Англии, ты на меня внимания не обращаешь.
— Вздор. Разве прошлой ночью я мало старался?
— Я не могла удержаться. Ники, пожалуйста, не надо. Я никак не найду свои таблетки.
— Что? — это было как пистолетный выстрел.
— Я все обыскала. Наверное, я оставила их в той гостинице.
Глаза у него вытянулись в нитку.
— Господи, ты хоть что-нибудь можешь сделать как следует? Я не верю, что они вообще у тебя были.
— Были, были, — со страхом выпалила она, — поверь мне.
— Чепуха. Ты только делала вид, что принимаешь их. Разве мы можем чем-нибудь расстроить папу!
— Они были у меня, — сказала Имоджин, заливаясь слезами. — Ну почему ты мне не веришь?
Ники, ослабевший от выпитого, гонялся за ней, как кот за мышью, называл ее всеми прозвищами, какие приходили в голову, пока кто-то не постучал в стену и по-немецки не велел им заткнуться. Ники ответил немецким же ругательством и толкнул Имоджин на подушку.
— П-п-прости, Ники, — всхлипывая протянула она. — Я люблю тебя.
— А я тебя — нет! — прорычал он. — Говорю тебе прямо. И еще я не люблю девчонок, которые привязываются к мужчинам только для того, чтобы провести отпуск где-нибудь в солнечном месте.
И он кинулся прочь из ее комнаты, напоследок хлопнув дверью.
В Пор-ле-Пэн было четыре церкви, и всю ночь Имоджин считала звоны их колоколов каждые четверть часа, пока крики петухов не возвестили о восходе солнца, лучи которого стали пробиваться сквозь жалюзи.
Когда утром она, прикрыв заплаканные глаза темными очками, направилась вниз, из двери спальни Кейбл высунулась ее голова.
— Я только что нашла это в одной из своих комнатных туфель. Надеюсь, ты их не искала. — И она со смехом сунула в руку Имоджин лиловую коробочку с таблетками.
Смех, подумала Имоджин, — это самый коварный звук на свете. Кейбл и Ники лежали на пляже на некотором отдалении от остальной компании. Разговора их не было слышно, руки их были сплетены, они смеялись и что-то тихо и ласково говорили друг другу.
Солнце жгло так же сильно, как и накануне. Но на этот раз еще свирепствовал ветер. Он вырывал из земли зонты, бил в лицо песком, ерошил зеленые перья пальм на набережной.
— Это называется мистраль, — объяснял Матт Имоджин. — Он всех выводит из себя. Ты заметила, как приятнейшие люди превращаются в настоящих чудовищ, когда у них слишком много свободного времени?
Ивонн высказывала какие-то жалобы Джеймсу, который прятал свое обожженное докрасна тело в огромное зеленое полотенце. Кейбл обходилась с Маттом подчеркнуто резко, а Ники не замечал существования Имоджин.
Мимо них пробежал, расшвыривая песок, черный пудель с красным ошейником. Джеймс свистнул и щелкнул пальцами.
— Не подзывай незнакомых собак, Джамбо, — одернула его Ивонн, — Они запросто могут оказаться бешеными.
Кейбл в своем изумрудно-зеленом бикини и такого же цвета тюрбане, предохраняющем волосы от песка, была соблазнительна как никогда. Матт отвлекся чтением журнала «Пари Матч». Ивонн для предохранения носа от солнца надела на него подобие картонного клюва, отчего стала похожей на какую-то злобную птицу. Джеймс вытащил камеру и отдался фотозабаве, состоявшей преимущественно в выходах на крупных дам. Ники пошел брать напрокат водный велосипед.
Трое французов приятной наружности, перебрасывавших мяч, расположились поблизости от Кейбл. Один из них нарочно выронил мяч, и тот упал к ее ногам. Все они побежали его подбирать, громким смехом и многословными извинениями выказывая свой интерес к Кейбл. Она одарила их теплым взглядом. Они ответили восхищенной улыбкой. Тут же они снова уронили мяч, он приземлился на ее полотенце и был поднят, и вновь это сопровождалось шквалом извинений. Кейбл самодовольно ухмылялась. Матт, не обращая внимания, продолжал читать. Имоджин вдруг подумала, как, наверное, злит Кейбл такое отсутствие признаков ревности с его стороны. Возможно, оба они вели тонкую игру. Она взяла отложенный Кейбл в сторону номер журнала «Элль», где возвещалось, что этой осенью должна быть в моде «une vrai beaute sauvage». Эффектно растрепанная грива фотомодели на обложке не допускала никакого сравнения с ужасными космами на голове Имоджин, которые торчали «toutes directions». Жара была страшная. У Имоджин жгло кожу, и она стала наносить на лицо лосьон от солнечных ожогов.
Ивонн издала вопль негодования и вырвала тюбик из рук Имоджин.
— Как ты посмела использовать мой особый крем!
— Перестань скулить, — резко сказал Матт, — Что одна мазь, что другая — никакой разницы.
— Эта сделана специально для моей чувствительной кожи по очень дорогостоящему рецепту, — заявила Ивонн. — Поскольку я фотомодель, то абсолютно недопустимо, чтобы у меня зашелушилась кожа. Этот состав…
Матт встал и пошел к воде, не дослушав, что она скажет дальше.
— Самый грубый мужчина, какого я встречала в жизни, — свирепо объявила Ивонн, поправляя свой картонный клюв. — Не знаю, Кейбл, зачем ты с ним связалась.
Кейбл перевернулась и посмотрела на Ивонн, сверкнув зелеными глазами.
— Затем, — протянула она, — что в постели он — гений.
— Какие отвратительные вещи ты говорить! — возмутилась Ивонн, сделавшись похожей на разгневанную свеклу.
— Стоит один раз попробовать с Маттом, — заверила ее Кейбл, — и потом уже никого не захочешь.
— Поэтому ты так шалишь с Ники Бересфордом?
У Имоджин перехватило дыхание. Кейбл неприятно осклабилась.
— Потому, что Ники — милашка, а мне надо держать Матта в напряжении, в струне.
— Ты избрала неверный путь, — заметила Ивонн. — Тебе следует время от времени пришивать ему на рубашке пуговицу или что-нибудь стряпать. Быть фотомоделыо, знаешь ли, занятие не очень надежное.
— Как и замужество, — парировала Кейбл, — Прошлой ночью твой муж подъезжал ко мне с самыми гнусными предложениями.
И, поднявшись одним гибким движением, она направилась к морю, чтобы покататься с Ники на водном велосипеде.
Ивонн переключилась на Имоджин, единственную оставшуюся мишень.
— Не понимаю, почему ты, приехав сюда с Ники, позволяешь ему вот так отчаливать в сторону, — выпалила она и, брызгая от ярости слюной, отправилась на поиски Джеймса.
Имоджин достала из сумки несколько почтовых открыток. Она купила их, чтобы послать домой и сослуживцам, но что она могла им сообшить? Они были все так взволнованы ее отъездом. Как она могла сказать им правду?
«Здравствуйте, мои дорогие, — крупно написала она, — Как вы там? Я доехала благополучно. Все сады здесь хуже наших». Вдруг ей представился дом викария в Пайкли. Джульетта и мальчики теперь, должно быть, в школе, мать готовится идти за покупками, хлопочет и заглядывает в список, а Гомер, поджидая ее, нетерпеливо таскает туда-сюда свою цепь. На таком расстоянии даже отец казался не очень грозным. Ее охватила сильная тоска по дому.
Из воды лениво выходил Матт. С его огромных плеч скатывались капли, глаза с тяжелыми веками щурились на солнце. Перед ним была малышка Имоджин в этом жутком купальнике, окруженная чужими вещами. Никогда ему не приходилось видеть такого удрученного создания. Покрасневшие глаза, на теле синяки. Должно быть, прошлой ночью Ники послал ее к черту. Эти бледнокожие английские девушки всегда первые несколько дней скверно смотрятся на юге Франции. Наряды у нее ужасные, на голове — сущее бедствие. Но вот когда она загорит, у нее могут появиться кое-какие возможности. Я смогу ее научить двум-трем вещам, подумал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29