Тем временем Кейбл выводила из себя Матта. Листая красный путеводитель Мишлен, она каждый раз при въезде в какой-нибудь городок говорила: «Тут есть один бесподобный ресторан. Было бы куда приятнее остановиться здесь, чем устраивать проклятый пикник».
— И в пять раз дороже, — пресек эти разговоры Матт. — Пусть меня повесят, если я еще раз выложу сто франков за то, от чего потом ты будешь воротить нос. Я сыт по горло прокормом ресторанных котов по всей Англии и Франции твоими дорогостоящими объедками.
— Заткнись, — сказала Кейбл.
Наконец они остановились в горах, где перед ними расстилалась зеленая долина, густо усеянная золотистыми стадами коров и красно-коричневыми крышами ферм. Несмотря на высоту, было страшно жарко. Над скалами волновалась знойная дымка. Сыр, паштет и чесночная колбаса быстро запотели и стали таять под палящим солнцем, листки окорока темнели и коробились, кислое красное вино нагрелось, как чай.
Ивонн, устроившись на краю скалы и продолжая выглядеть так, словно ее только что вынули из бумажной упаковки, розовой пластиковой ложкой изысканно ела прессованный творог и ворчала на насекомых.
— Не напоминает ли тебе эта глупая телка мисс Маффит? — спросил у Имоджин Матт. — Скатился бы сейчас на нее какой-нибудь крупный паук и напугал бы ее до смерти…
Ники, проглотив пару кусков хлеба с паштетом, присвоил себе бутылку вина и продолжил истязание Имоджин суетой вокруг Кейбл. Лежа рядом с ней на траве, он вливал в нее из своего бумажного стаканчика вино, а потом кидал ей в рот зеленые виноградины. Время от времени Кейбл после ядовитых взглядов в сторону Матта шептала что-то на ухо Ники, после чего они оба заходились в припадке хохота.
Ивонн всем видом демонстрировала свое неодобрение. Она достала еще один полиэтиленовый пакет — с морковными палочками. Не обращая ни на кого внимания, Матт растянулся и заснул среди диких цветов, как Фердинанд Булль. Имоджин, не способная на подобное хладнокровие, тоскливо съела пять ломтиков хлеба с чесночной колбасой и почувствовала себя нехорошо.
Вдруг на дороге выше них остановилась машина, из нее вышли три француза и, безо всякого стеснения расстегнув брюки, облегчились на девственную траву.
— Как отвратительно! — прошипела Ивонн, сделавшись от возмущения пунцовой.
— Как мило н непосредственно! — сказала Кейбл, беря в рот сигарету.
В одно мгновение Джеймс вытащил зажигалку, и тут же вспыхнул огонек, который едва не обжег волосы и ресницы Кейбл.
— Усерден сверх меры, как хозяйка, — многозначительно заметил Ники.
Джеймс слегка покраснел и подлил себе и Имоджин вина.
— Джамбо, тебе хватит, — резко сказала Ивонн, — Ты же знаешь, что я думаю про выпивших водителей.
Поднявшись, она стала очищать место после пикника. Успевшие забраться в паштет муравьи исторгли у нее громкое восклицание. Аккуратно собрав мусор в полиэтиленовый пакет, она положила его в багажник.
— Не надо так стараться, — лениво сказала Кейбл, — а то мы чувствуем себя виноватыми.
— Кто-то должен это делать, — заметила Ивонн. — Я, например, люблю, чтобы все было в полном порядке.
Имоджин вернулась в машину и вздрогнула, прикоснувшись к раскаленному от солнца сиденью.
Уже приближался вечер. Имоджин сидела сзади и чувствовала себя скверно. Ей захотелось домой, казалось, что ее держат взаперти и неизвестно, что с ней будет дальше. После долгих часов в дороге она чувствовала себя вялой и отяжелевшей, так, словно, весь хлеб, который она съела за последние сутки, свинцовым комком лег в ее желудке.
Тени на дороге удлинялись. Машину снова вел Матт, на его рубашке темнели пятна пота, голову прикрывала старая панама, чтобы грива не опускалась на глаза. Все окна были открыты, жар накатывал волнами. Ветровое стекло облепили расплющенные мухи.
Дорога петляла теперь по сосновому лесу между огненно-красными скалами, громко трещали сверчки, воздух становился все прозрачнее. Поворот за поворотом они поднимались все выше и выше, пока не стало казаться, что машина вот-вот достигнет неба. И тогда в лучах вечернего солнца внезапно засверкало Средиземное море, похожее на металлический лист.
У Имоджин перехватило дыхание. Кейбл достала свой чемоданчик с косметикой. Имоджин пожалела, что у нее нет такой очищающей подушечки, какими Кейбл и Ивонн то и дело протирали себе лицо. Даже ее фланелевая салфетка лежала в чемодане в багажнике.
— Это Пор-ле-Пэн, — сказал Матт.
Имоджин вытянула шею. Внизу под ними склоны были усеяны небольшими белыми виллами с красными крышами и зелеными ставнями. Магазины, кафе, казино и светлые, пастелевые дома теснились вдоль береговой линии. В гавани качались на воде рыбачьи лодки и яхты. Какая-то рыбацкая деревушка, подумала Имоджин.
Ее ожидало еще одно потрясение. Она всегда считала, что французы — некрасивое коренастое племя. Но когда они ехали вдоль набережной, она не могла припомнить, чтобы где-нибудь прежде видела столько красивых девиц с волосами по пояс, длинными конечностями и загорелыми лицами. Они возвращались с пляжа. Неудивительно, что Кейбл потратила три четверти часа на свое лицо. Неудивительно, что Ники был похож на мальчишку, которого пустили похозяйничать в кондитерской лавке.
Их гостиница «Реконнесанс» находилась в конце набережной. С каждого балкона свисали сохнущие купальные костюмы и полотенца. Толстая мадам в сопровождении еще более толстого пуделя вперевалку двинулась навстречу Матту и, что-то бормоча, поцеловала его в обе шеки. Имоджин с облегчением узнала, что у нее и у Ники будет по отдельному номеру.
— Мадам сочетает респектабельность с жадностью, — по-английски объяснил ей Матт, когда они поднимались по красной кафельной лестнице. — За два одноместных номера она берет больше денег, чем за один двухместный, но коль скоро приличия соблюдены, она не обращает внимания на то, кто к кому проскользнул в номер, когда погашен свет.
Комната Имоджин была совсем крохотная с большой односпальной кроватью, без мыла, без комода и вешалок для одежды. За картинкой на стене был заложен пластиковый цветок. Рядом с кроватью в вазе стояли пять стеблей камыша. Выглянув из окна, можно было увидеть море.
Она села, захваченная новой волной отчаянной тоски по дому. Волосы у нее были жесткие и пыльные, в теле чувствовалась ломота от долгой неподвижности. За дверью Ивонн громко жаловалась на то, что один прием ванной стоит десять франков, а Кейбл выгоняла Матта вниз, чтобы не торопясь переодеться. Я должна собраться, подумала Имоджин. В конце концов, у нее отпуск, и надо попробовать развлечься. Она как следует умылась в ледяной воде, надела один из своих новых просторных халатов и туфли на высоких каблуках, чтобы выглядеть повыше и постройнее. Она немало поработала со своим лицом прежде чем присоединиться к остальным в баре.
Там она сразу же поняла, что оделась не так. Большинство было в брюках и рубашках приглушенных светлых тонов. Девушки, которые были в платьях, носили их плотно облегающими или туго затянутыми в поясе. На ногах у них были греческие сандалии на босу ногу. Она видела, как все эти загорелые лица смотрят на нее со смехом. Ники посмотрел на ее халат с плохо скрываемым неодобрением.
— Ждем ребенка, дорогая? — холодно и отчетливо спросила Кейбл.
— Она выглядит прекрасно, — сказал Матт, заполнявший гостиничные анкеты.
Указав на стоящее рядом кресло, он сказал:
— Садись сюда, малыш, я впишу твои данные. Как твоя комната?
— О, все отлично, — сказала она с благодарностью.
— А у нас нет, — сказала Ивонн. — У меня нет лампы рядом с кроватью.
— Ты ешь так много сырой моркови, что я бы предположил, что ты можешь видеть в темноте, — сказал Матт.
— Это какая-то старая развалюха, — заявила Ивонн. — Я ожидала чего-нибудь получше, например, что-нибудь вроде этого. — И она махнула рукой в сторону отеля «Плаза», который возвышался над заливом со своими красными и белыми тентами.
— Можешь там остановиться, если готова совсем не есть или отправиться восвояси завтра же, — сказал Матт. — Одна ночь в «Плазе» стоит столько же, сколько две недели в «Реконнесансе».
— Ну, может быть, и не «Плаза», — уступила Ивонн. — но все-таки что-нибудь не такое убогое.
Матт продолжил заполнение анкеты Имоджин. Род ее занятий он обозначил словом «библиотекарь», что звучало очень внушительно.
— В старые времена мадам была очень добра к Матту, — вступилась за него Кейбл.
— Когда я был студентом, она позволяла мне останавливаться здесь практически даром, — сказал Матт. — Она когда-то участвовала в Сопротивлении. Я уверен, что она может одолжить свой револьвер, если придется отстреливаться от тараканов.
Имоджин смотрела на прусскую синь моря, сверкавшего в закатных лучах.
— Как по-французски фотомодель? — спросил Джеймс, стараясь как-то заполнить возникшую неловкую тишину и одновременно анкету Ивонн.
— Catin. — сказал Матт.
Кейбл хихикнула, а Джеймс торжественно вписал это слово в анкету.
Компания немцев села за соседний стол и начала стучать, призывая официанток.
— Здесь ужасно много туристов, — проворчала Ивонн.
— Но ты ведь тоже туристка, — сказал Матт.
Мимо прошла стройная брюнетка в кружевной рубашке с концами, завязанными под грудью так, чтобы был виден красивый загорелый торс.
— В этом году, похоже, все это носят, — сказала Кейбл. — Мне тоже надо прикупить.
— Что на самом деле значит catin? — спросила Имоджин у Ники, когда они уже прогуливались по набережной.
— Проститутка, — сказал Ники.
Они ужинали в ресторане, обвешенном стеблями виноградной лозы. Море лежало под ними синей тенью с огнями рыбацких катеров, отправлявшихся на ночную ловлю. Все проголодались и ели рыбный суп с чесноком и рагу. Вино разливалось в изобилии. Даже Ивонн выглядела повеселевшей и неожиданно обратилась к Матту, изобразив свою улыбку волка из «Красной Шапочки»:
— Может быть, вам с Кейбл самое время назвать день?
Все примолкли. Матт в упор посмотрел на Ивонн и спросил:
— Какой день?
Она игриво погрозила ему пальцем.
— Не притворяйся. Вы с Кейбл встречаетесь вот уже скоро два года. Я про то, что пора сделать из нее порядочную женщину.
Кейбл покраснела от гнева.
— Это не твое собачье дело, Ивонн.
— Дорогая, я ведь для твоей же пользы.
Матт взял Кейбл за руку и пожал ее. Потом обернулся к Ивонн и тихо сказал:
— Позволь прямо сказать тебе три вещи. Во-первых, я очень близко к сердцу принимаю «пользу» Кейбл. Во-вторых, я с ней согласен, что это не твое собачье дело. И в-третьих, у тебя на подбородке масло.
Сначала настало гробовое молчание, а потом взрыв общего хохота. Не засмеялась только Ивонн, которая от злости стала красной, как ее волосы.
Ники зевнул.
— Бог мой, я так устал, что мог бы заснуть на бельевой веревке.
Матт нежно потрепал Кейбл по щеке.
— Думаю, надо пораньше в постель, ты как, дорогая?
Она благодарно кивнула. Он хороший человек, подумала Имоджин, действительно, хороший. Она почувствовала, что ей становится не по себе. Может быть, не стоило есть этот суп с чесноком. Ники глазел на величественную блондинку за соседним столом.
— Не забудь лечь на правильной стороне постели, — насмешливо сказала Кейбл, когда Имоджин взбиралась по лестнице, направляясь к себе в номер. Ей становилось все хуже и хуже. Она посмотрела на себя в зеркало: белое лицо, белое тело. Толстая, белая женщина, которую никто не любит, с досадой подумала она про себя, надев ночную сорочку и забравшись в постель.
В дверь постучали. Это был Ники в фиолетовом халате на голом теле. Черные кудри, на груди золотые медальоны, запах лосьона после бритья смешивался со сладким ароматом дезодоранта. У Имоджин зашлось сердце. Она никогда не видела такого красивого мужчину. Только бы он не ходил вокруг да около.
— Привет, дорогая, — хрипло сказал он, садясь на постель. — Слава Богу, мы наконец вдвоем. Я не мог спать прошлой ночью, все про тебя думал.
«Или про котов и часы», — подумала Имоджин. Он уже целовал ее, и его руки начали скользить по ее телу. Он забрался кончиком языка ей в ухо, и она, не сумев вспомнить, мыла ли уши этим утром, вывернулась, симулируя неконтролируемую страсть.
— В тихом омуте черти водятся, — засмеялся Ники.
На нее волнами накатывала тошнота.
— Слушай, сними эту дурацкую ночную сорочку.
— Ники, мне плохо, — сказала она и, вскочив с кровати, кинулась к биде.
— Здесь тебе не может быть плохо, — в ужасе сказал Ники.
— Не может? — сказала она, и ее вырвало.
Всю ночь она носилась по коридору к адской черной дыре туалета.
Ники, не добившись своего и на этот раз, вернулся к себе в номер в отвратительном настроении.
Глава девятая
На следующее утро бледная и ослабевшая Имоджин, шатаясь, побрела на пляж. Море было голубым и сверкающим, золотой песок горячим. На полмили вдоль берега плотными рядами выстроились зонты. На каждый акр песка приходилось по несколько сот распростертых тел, которые смазывали себя маслом и поворачивались, как цыплята на вертеле.
К своему ужасу, Имоджин увидела, что почти все были в купальниках без верха. На Кейбл, такой же загорелой, как и все прочие, трусики были в половину самого узкого бикини — два треугольника шафранового цвета на шнурке. Ее небольшие безупречной формы груди блестели маслом. Черные сверкающие волосы лежали на краю пляжного полотенца. Рядом с ней околачивался стройный, гибкий и грозный Ники. Когда подошла Имоджин, он не обратил на нее никакого внимания. Матт лежал на спине с закрытыми глазами, его мощная грудная клетка как арка возвышалась над плоским мускулистым животом. Его смуглая кожа быстро набирала цвет.
Лениво открыв один глаз, он улыбнулся Имоджин.
— Присоединяйся к угнетенному белому меньшинству.
Надев красный купальник леди Джасинты, она пыталась прикрыться небольшим полотенцем для лица.
— На моем полотенце сколько угодно места, — сказал Матт, наблюдавший за ее стараниями с нескрываемым интересом. Он перевернулся на живот и вновь заснул. Имоджин молча легла, стыдясь своей белизны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29