До этого момента он не думал о ней как о женщине, способной чувствовать и переживать. Она была врагом и теплым телом, о котором думалось долгими ночами.
– Видите ли, в этом все и дело. Я везде чужая, – тихо сказала она, как будто признавая свое поражение. Ее золотистые глаза, в которых застыло странное выражение отчаяния, казалось, пронзали его насквозь. И она стояла слишком близко. – Вы знаете, каково это – быть везде чужой?
У Тревиса сжалось сердце, и он медленно кивнул:
– Мне это чувство прекрасно знакомо.
– Тогда мы с вами более похожи, чем вы думаете.
Кто-то кашлянул, и Тревис с Брук отскочили друг от друга.
Сэм привел лошадей и развеял чары Брук.
Не говоря больше ни слова, Тревис подождал, пока Сэм подвел к ней лошадь, затем помог Брук сесть в дамское седло.
Обхватив руками ее тонкую талию, он поразился, какой узкой она была. Он мог бы соединить руки, обнимая ее талию, и не сомневался, что она не носила корсета. Только ткань амазонки отделяла его руки от ее теплой кожи. Стараясь дышать ровно, он медленно наклонился и, подняв ее, посадил в седло.
Ее аромат, казалось, обволакивал его, и реакция на него его тела привела Тревиса в изумление. Он резко отвернулся и пошел к своему коню. Будь он проклят, если позволит этой женщине заметить его все возраставшее влечение к ней.
Тревис сел на своего белого жеребца и взглянул на чистый профиль Брук. Она сидела в седле так грациозно и с таким достоинством, что выглядела опытной наездницей. Амазонка так плотно облегала ее тело, что он легко мог представить ее обнаженной. В его воображении неожиданно возник образ Брук: она лежала в постели, раскинув золотистые волосы по подушке.
Его тело откликнулось мгновенно и бурно, и Тревис обругал себя. Чтобы не оставаться здесь в плену ее чар, он тронул каблуками бока белого коня и выехал из конюшни. Ему необходимо держаться от Брук подальше.
Выехав, Тревис остановился и глубоко вдохнул свежий воздух, надеясь, что в голове прояснится, затем пришпорил коня и, зная, что этого не следует делать, погнал его вперед все быстрее и быстрее. Свежий воздух! Вот чего ему не хватало.
Только почувствовав себя в безопасности, он позволил коню замедлить бег. Тревис направил его вверх по (склону холма, возвышавшегося над рекой, и на вершине остановился.
Приближавшийся стук копыт другой лошади подсказал ему, что он недолго пробудет в одиночестве. Он не хотел, чтобы Брук поняла, что он сбежал от нее. Тревис сидел спокойно и ждал, когда она догонит его.
– Какая красивая лошадь, – сказала Брук, подъезжая к нему. – Как ее зовут? – Она протянула руку и похлопала кобылу по шее.
Серая повернула голову, пытаясь потереться о руку Брук. Предательница! Кто еще на плантации поддался чарам Брук?
Тревис взглянул на серую, в яблоках, кобылку. Ему всегда нравилась эта лошадь, она была необыкновенно спокойной и в то же время смелой, совсем не похожей на остальных лошадей его конюшни. Совсем как женщина, восседавшая на ней.
– Серая Дымка.
– Мне нравится это имя. У меня никогда не было собственной лошади. В Англии я всегда ездила на чужих.
Тревис не мог оторвать глаз от Брук. Что-то в ее голосе тронуло заветные струны его души, к которым он никому не позволял прикасаться.
– Она вам нравится?
Брук кивнула:
– Очень.
– Тогда она ваша.
Брук почувствовала, будто тысяча бабочек запорхала у нее в груди. Почему этот человек, наконец, так подобрел к ней? Она могла бы указать ему, что половина всего на плантации уже принадлежит ей, но боялась разрушить хрупкий мир, воцарившийся между ними.
– Спасибо.
Взглянув на расстилавшиеся внизу поля, Брук увидела то, что, как она предположила, было сахарным тростником. Он мало, чем отличался от высокой травы, вероятно, от четырех до двенадцати футов высотой, и был рассажен рядами в четырех футах друг от друга. Зеленые листья, качавшиеся от легкого ветерка, венчали каждый стебель.
На полях она увидела нескольких мужчин. Те, что находились ближе к ним, размахивали кривыми ножами, и стебли грудами валились на землю.
– Насколько я понимаю, – она кивнула в сторону поля, – это сахарный тростник?
– Правильное наблюдение, – снисходительно ответил Тревис. – Что вы знаете о такой жатве? Или вообще о сельском хозяйстве? Как я понимаю, вы выросли в городе?
Брук взглянула на Тревиса, который смотрел прямо перед собой, наблюдая за всем, что делалось в поле. Она решила не обращать внимания на его неожиданную грубость.
– Вы правы, я никогда раньше не была на плантации. Тем не менее, не считайте меня невеждой. Мне удалось прочитать все книги, какие только я могла найти, о хлопке, потому что думала, что именно его выращивают в «Старой роще».
– Вы думаете, можно научиться по книгам? – усмехнулся Тревис. – Как же вы неопытны! Однако я восхищаюсь вами, – кивнув, сказал он. – Не многие женщины стали бы утруждать себя такими вещами. Их больше интересуют деньги, получаемые за урожаи.
Брук невольно бросила быстрый взгляд на Тревиса, чтобы убедиться, не смеется ли он над ней снова.
– Я не похожа на большинство женщин.
– Это я заметил.
Глупое сердце Брук забилось при мысли, что такая властная личность отдает должное ее уму. Она понимала, что ее влечение к нему неразумно, но факт оставался фактом: Тревис не просто волновал ее. При каждом его движении она видела, как крепкие мускулы напрягаются под его рубашкой. Сейчас она хотела узнать… нет, ей было необходимо узнать как можно больше о плантации, поэтому она перевела разговор на дела:
– Почему сахарный тростник?
Тревис нетерпеливо пожал плечами:
– За ним будущее.
Тон Тревиса терял теплоту, становясь холодным. Но Брук радовалась и тому, что он вообще с ней разговаривает. Она решила проявить настойчивость, даже если ей придется вытягивать из него каждое слово клещами.
– Вы больше ничего не выращиваете?
– У нас есть пара полей, засаженных хлопком, но остальные – тростником. Большие деньги можно получить за хороший урожай, но и риска больше.
– Почему больше с тростником, чем с хлопком?
– Тарифы. И погода. Тарифы высоки на сахар, ввозимый из других стран. Мы можем производить его дешевле, и в Луизиане тростник растет быстрее. Он дает отростки. – Заметив ее недоумение, Тревис объяснил: – Тростник срезают у земли, так что корни остаются в почве. Следующей весной из них вырастает новое растение. Таким образом, я сэкономил труд, не сажая тростник три года.
– Определенно это было очень умно, но почему только три года?
– Спасибо. – Он улыбнулся и кивнул. – После снятия третьего урожая мы вскопали поле, выкопав корни, и оставили его под паром, чтобы восстановить плодородие почвы. Другими словами, земле дали отдохнуть.
Брук улыбнулась. Именно этим она и занималась последние два года, предоставляя телу отдых, чтобы обновиться к тому моменту, когда она найдет любовника или мужа. Дай Бог убедить Тревиса стать соучастником.
Она снова оглядела поле.
– Так расскажите мне… – она немного помолчала, – все.
Тревис поднял бровь. Он заколебался, смерив ее взглядом, прежде чем ответить.
– Вы уверены, что вам надо это знать?
– Конечно, – быстро ответила Брук.
Не слишком ли быстро? – подумал он. Но Брук, казалось, говорила искренне:
– Я хочу знать все о работе на плантации. Вы и представить не можете, каково все время сидеть взаперти в городе. Я уже полюбила эту страну с ее безграничными просторами и хочу узнать, как работают на плантации.
– Хорошо, – сказал Тревис. Он надеялся, что ей это быстро надоест. Возможно, как только она узнает, с какими трудами это связано, она откажется от мысли, что может управлять плантацией. Видит Бог, она была всего лишь женщиной. – Давайте спустимся вниз на поля, и вы все увидите собственными глазами. – Тревис направил коня вниз по насыпи. – Следуйте за мной.
– Поля, кажется, ниже насыпи, – заметила Брук.
Тревис невольно оценил ее наблюдательность. Сначала он думал, что она притворяется, изображая интерес, но для этого надо было быть великой актрисой. Возможно, эта женщина не была столь пустоголовой, как он сначала думал. Очередное открытие заинтриговало его.
– Вы правы, мадам. Здесь земли лежат ниже уровня моря от пяти до пятидесяти футов, и поэтому вы видите много дамб. Одна из самых главных задач для тех, кто живет вдоль дельты, – эго содержать в порядке систему дамб. Вы можете себе представить, что если одна из них разрушится, мы можем потерять все.
– Какая страшная мысль, – прошептала Брук. Перед одним из полей она придержала лошадь. – Он такой высокий, – сказала она, указывая на тростник.
– Добрых десять футов.
Брук показала на группу работников.
– Что делают эти люди? Конечно, я вижу, что они чем-то срезают стебли, но объясните, что происходит дальше? Расскажите, что это за процесс?
И снова она казалась абсолютно искренней, поэтому Тревис вопреки себе подчинился ей. Что-то в ее страстном желании все знать заинтриговало его. Это было так необычно для женщины.
Он указал на работников, согнувшихся в изнурительной работе. Некоторые из них сняли рубашки, их черная кожа блестела от пота.
– Эти люди срезают мачете тростник у корня. Они срежут несозревшие верхушки и засохшие листья. Затем тростник погрузят на телеги, запряженные мулами, – сказал он, показывая рукой. – Его отвезут на сахароварню, которую вы потом увидите. За день сделают много ездок. Очень важно доставить тростник туда как можно скорее, чтобы он не успел испортиться. И это еще одна причина считать тростник опасным делом.
Брук повернула лошадь так, чтобы лучше видеть Тревиса и слышать его объяснения. Она хотела слушать его, пока он был в хорошем настроении. Она не знала, как долго продлится это настроение, но таким он ей больше нравился.
– И чтобы вырасти, ему требуется пара лет?
Усмехнувшись, Тревис широко улыбнулся, и его зубы казались невероятно белыми на загорелом лице.
– Почти.
Брук чуть не задохнулась от изумления. Как изменила его внешность эта улыбка!
– В Луизиане мы срезаем тростник до его созревания. В этом году я посадил его рано, поэтому могу надеяться, что успею убрать урожай до заморозков. Однако холода наступили раньше, так что надо торопиться.
Брук кивнула.
– Я слышала, что заморозки вредят урожаю, но почему?
– Заморозки уничтожат сахар, содержащийся в тростнике. Мы даже не можем хранить стебли, потому что они портятся слишком быстро. Раз уж процесс начался, мы должны не прерывать его, пока он не закончится. Вы увидите, что в уборку работают на полях даже ночью, – объяснил Тревис.
– Что-то не в порядке, босс? – К ним подъехал высокий худой мужчина средних лет. К его седлу была привязана устрашающего вида плеть, и Брук подумала, не бьет ли он ею работников. Она наделась, что нет. Соломенная шляпа этого человека была надвинута на глаза, а рукава рубашки закатаны выше локтей.
– Все в порядке, Джеймс, – опершись на луку седла, сказал Тревис. – Как идет работа?
– Сегодня утром мы уже отправили в сахароварню десять телег. Похоже, будет добрый урожай.
– Надеюсь, – согласился Тревис, – но говорить об этом еще рано. Я вернусь, как только покажу миссис Хэммонд наш заводик.
Брук надоело их невнимание, и она сказала:
– Могли бы меня познакомить.
Тревис, подняв бровь, повернулся к ней. Он раздраженно вздохнул, но все же сказал:
– Миссис Хэммонд, это Джеймс, он надсмотрщик. – И повернувшись к нему: – Джеймс, это миссис Хэммонд, мой деловой партнер.
Брук могла поклясться, что последние слова он процедил сквозь зубы, но сдержала улыбку. По крайней мере, он объяснил ее присутствие на плантации. Маленький шаг вперед.
«Может быть, он все же получил какое-то воспитание».
Она заметила удивление на лице надсмотрщика, но оно быстро исчезло. Брук чувствовала себя неловко в присутствии этого человека, но не понимала почему. Может быть, из-за его темных глаз, слишком маленьких для лица, и непрерывно бегающего взгляда.
Наконец он приподнял шляпу.
– Мэм, – только и сказал он, затем направился в поле продолжать свою работу.
Тревис показал ей несколько полей, на которых росли хлопок и кукуруза, и Брук увидела, как много рабов там трудилось. Какой огромный груз нес Тревис на своих плечах! Неудивительно, что он такой раздражительный! Она бы, вероятно, тоже была такой. Однако казалось, он хорошо справлялся с работой, все обращались к нему за указаниями.
Полуденное, высоко стоявшее в небе солнце обжигало землю. Привыкшая к туманным дням Англии, Брук купалась в этом тепле. Здесь совсем не так, как дома, думала она.
Легкий ветерок шевелил ее волосы. Шпильки не держали их и выпадали одна задругой. Брук это не беспокоило. Как славно ехать на лошади, дыша свежим воздухом, по дикой стране, а не по надоевшему Гайд-парку, куда знать, приезжала лишь затем, чтобы посмотреть, кто как одет. Открывавшиеся перед ней виды превращали Лондон в туманное воспоминание. Брук нисколько не скучала по этому городу.
Они задержались на одном из хлопковых полей, казавшемся покрытым снегом.
– Я никогда не видела, как растет хлопок, – сказала Брук. – Удивительно, что ткань можно сделать из плодов какого-то растения.
Тревис кивнул, соглашаясь с ней.
– Сколько вам было лет, когда вы приехали в «Старую рощу»? – спросила она.
– Шестнадцать.
Брук покачала головой.
– Так молоды, чтобы взвалить на себя подобную ответственность.
– Иногда у человека нет выбора, Брук.
– Вот об этом мне говорить не надо, – вздохнула она. – Я не раз оказывалась в таком положении.
Брук чувствовала, что многое в Тревисе скрыто от посторонних глаз. Она, не подумав, дотронулась до его руки:
– Ваша семья должна гордиться вами.
Она не поняла, что отразилось в его глазах, это выражение мгновенно исчезло, и она догадалась, что переступила ту невидимую черту, которой Тревис отгородился от людей. Он снова скрылся в своей раковине.
– Поехали на сахароварню, у меня там дело, – резко сказал Тревис, развернул коня и тронулся с места.
Брук с досадой обнаружила, что краснеет. Она вздохнула и пробормотала себе под нос:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31