Не успели мы оглянуться, как из-за сугробов вынырнула деревня. С мохнатыми снежными крышами, она была совсем не похожа на ту, из которой мы уезжали осенью. Узнали мы только школу да избушку деда Савельича.
- Смотри! - закричал Ленька, показывая на нее пальцем.
Я обернулась и увидела, что над снежной крышей возвышается труба, а из нее идет дым. Оставив нас у тети Маши, отец уехал по своим делам и сказал, что заедет за нами вечером.
Тетя Маша жила одна. В доме у нее был такой же порядок, как и на ферме. Она накормила нас гречневой кашей с молоком и тоже собралась уходить.
- Сидите тут, я скоро вернусь, - сказала она.
Мы так и просидели до ее прихода. Ленька все собирался сходить в деревню, но я не хотела оставаться одна и поэтому не пускала его. В деревне мне делать было нечего. И у тети Маши в доме тоже было скучно. Кругом такая чистота, что игры никакой не затеешь. А со стены вдобавок прямо на нас смотрит незнакомый мужчина с длиннющими черными усами.
Вернувшись домой и взглянув на наши грустные лица, тетя Маша рассмеялась:
- Что же вы, так и сидите?
Она снова принялась нас кормить, а потом, повздыхав немного, полезла в сундук и достала оттуда голубой узелок.
- Вот, играйте. Только потом все обратно сложите, - сказала она.
В узелке оказалась маленькая резиновая кукла и много разных нарядов для нее. Я в недоумении уставилась на тетю Машу - откуда у нее все это?
- От дочки осталось, - сказала она. - Десять лет было, когда умерла. А это муж, - кивнула она на усатый портрет. - Погиб... Кулаки убили...
Мы стояли и молча смотрели на тетю Машу. А она вдруг улыбнулась сквозь слезы и, погладив Леньку по голове, сказала:
- Ну, чего носы повесили? Играйте, а я пойду. Коров доить пора...
Я принялась разбирать узелок. Там были платья, вышитые салфеточки, вязаные платки и даже пальто с меховым воротником. Тети-Машина дочка, видно, умела шить, не то что я...
Только мы разыгрались, как за нами пришел отец, а с ним и тетя Маша. Она смотрела на нас и чему-то улыбалась. У отца тоже был довольный и веселый вид.
- Ну, команда, поехали домой, - сказал он, - у вас там сегодня появилась маленькая сестренка. Ждет вас...
Мы с Ленькой завизжали от радости и сразу же засыпали отца вопросами:
- А какая она?
- Как ее зовут?
- Какие у нее глаза?
- Я и сам еще не знаю, - смеясь сказал отец. - Там, на месте, все выясним...
Тетя Маша суетливо помогала нам одеваться. Я собрала игрушки, связала в узелок и протянула ей. Она, сияя глазами, вдруг сказала:
- Возьми себе.
- Тетя Маша!.. - прошептала я, не веря такому счастью.
- Бери, бери, - сказала она, - чего им зря лежать. Я вот только одну салфеточку возьму... на память.
Она выбрала одну вышитую салфеточку, а остальное подала мне.
Прижимая к груди драгоценный узелок, я уселась в сани. Мы поехали, и малиновая заря поплыла нам навстречу. Березовая роща стояла притихшая, вся запорошенная пушистым снежком. Она просвечивалась насквозь. Казалось, там, за нею, укладывается спать зимнее солнце.
Нам с Ленькой не терпелось скорее увидеть нашу маленькую сестричку. Ленька наклонился ко мне и сказал:
- Если она еще не умеет ходить, так мы будем водить ее за ручки.
- А я отдам ей свою куклу, какую она захочет, - сказала я.
Но дома нас ждало разочарование. Оказалось, что наша сестричка совсем крошечная и не умеет ни ходить, ни играть в куклы. Она лежала на полатях вся закутанная, и нам даже не сразу разрешили к ней подойти. Сначала мы отогрелись, и только тогда бабушка позволила на нее взглянуть. Нам с Ленькой она нисколько не понравилась. Отчего все были так довольны - просто непонятно.
НЯНЬКИ НЕСЧАСТНЫЕ
Нашу сестру зовут Лиля, и она такая крикливая, что хоть из дому беги. Кричит она и днем и ночью, и, главное, никто не знает, что ей нужно, даже мама. Мы с Ленькой предлагали ей мою куклу, чайный сервиз, показывали Рыску, но она знать ничего не хочет и все орет и орет, как заводная. Мы уже ума не приложим, куда от нее деваться. На улице холодно, носа не высунешь. И в другой половине у нас тоже холодно, как на улице. Ее пока закрыли и не топят. Там поселился мороз.
Печь у нас очень высокая и большая, с деревянными полатями. Чтобы на нее забраться, нужно лезть по лесенке. Но теперь там, на полатях, лежит Лиля. С нею лучше не связываться. От нее всем достается, и мама с ней просто измучилась. А тут еще заболела бабушка, и ее отвезли в больницу. У нее на ноге "рожа". Когда ей делали перевязку, мы с Ленькой смотрели во все глаза, но никакой рожи не увидели. Просто у бабушки нога распухла и покраснела. Уезжая, бабушка велела нам помогать маме. Мы, конечно, помогаем, но мама все недовольна. Я хотела было постирать пеленки, намоченные в корыте, так она меня прогнала и сказала, что я только залью пол, а толку от моей стирки ни на грош. Ленька носил дрова и натаскал в дом снегу, больше, чем дров. Мама сказала:
- Смотрите лучше Лилечку... А я пойду немного снег разгребу вокруг дома.
Мы сидим на печке и смотрим, вернее, слушаем, как Лилька орет.
Ленька вдруг говорит:
- Знаешь, Оля, а если ее распеленать? Скрутили бы так нас с тобой, мы бы тоже заорали.
Мы подтягиваем сестричку поближе прямо с подушкой, на которой она лежит. Ленька нечаянно задевает ногой лестницу, и та с грохотом падает. Лиля вздрагивает и орет еще громче. И тут мы решаемся. Я разворачиваю пеленки, и, к нашему восторгу, Лиля перестает кричать.
- Пусть она, может, немножко походит? - говорит Ленька. Он берет Лилю обеими руками и приподымает.
- Пусти! - испуганно кричу я, пытаясь отнять ее у Леньки. Мы сталкиваемся, и вдруг... наша Лилька летит вниз. С перепугу я зажмуриваюсь и лишь через несколько секунд, раскрыв глаза, вижу, что она лежит на бабушкиной кровати и орет во все горло. На наше счастье, когда стало холодно, бабушка придвинула свою кровать к печке.
Мы мечемся по печке, пытаясь слезть вниз, но без лестницы это не так-то просто.
- Что же теперь делать? - говорю я, чуть не плача.
- Я прыгну, - решается Ленька.
- С ума сошел! А если на нее?
Мы свешиваемся вниз и начинаем уговаривать сестричку:
- Лилечка, маленькая, ты хорошая девочка, не кричи так громко, пожалуйста... а то мама услышит...
Ленька строит ей разные смешные гримасы, но она не обращает на них ровно никакого внимания. Распашонка у нее задралась до шеи, и она отчаянно колотит пятками по суконному одеялу.
- Ленька, - говорю я. - Она сейчас шлепнется на пол...
- Ну, это не страшно, - успокаивает он, прикинув на глаз расстояние с кровати до пола. - Там уже меньше осталось...
Но шлепнуться Лиля не успевает. В комнату входит отец. Взглянув на наши растерянные лица, он вдруг спрашивает:
- Что это она у вас здесь делает?
- Ле-лежит.
- Простудится... - как-то рассеянно говорит отец. - А где мать?
- Во дворе.
Отец берет с веревки теплую пеленку, заворачивает в нее Лилю и, прижимая к себе, носит по комнате. Лиля умолкает. Мы только переглядываемся и сидим тихонько, как мыши.
Вечером отец с матерью о чем-то вполголоса разговаривают за столом. Мы с Ленькой, боясь, как бы он не рассказал маме лишнего, навострив уши, прислушиваемся к разговору. Отец говорит очень тихо, но кое-что можно разобрать:
- ...Луна уже вышла, и я вижу - тень... Прямо на дорогу, от рощи... Показывая, отец ставит на столе ладонь ребром. - Я - туда. Не успел только сучья затрещали. Драпанул, проклятый... Ну, куда за ним гнаться? Я все равно его не вижу, а он из-за любого дерева может пальнуть...
У мамы перепуганное лицо.
- Ой, Саша, разве можно так? Убьют они тебя... - шепчет она побелевшими губами.
- Ничего, - спокойно говорит отец. - Они думают, что у меня оружие... Не знают, что вот, только и всего, - показывает он крепкий смуглый кулак. Только бы узнать, кто это, - задумчиво говорит он.
Несколько дней мы наблюдаем за отцом, стараясь разгадать всю эту историю. Когда его поздно нет, мы сидим притихшие и с тревогой прислушиваемся к каждому шороху. Но отец по-прежнему весел, шутит с нами, как будто ничего не случилось, и нам с Ленькой тоже начинает казаться, что вовсе и не было этого тревожного разговора за столом.
Однажды, придя домой пораньше, отец весело говорит:
- Ну, ребята, сегодня мы с вами будем нянчить Лилю, а маме дадим выспаться. Замучилась она у нас. Согласны?
Мы, конечно, согласны.
Мама укачивает Лилю и кладет ее на полатях.
- В ту половину мне пойти, что ли? - говорит она нерешительно. - Она как заплачет, я тут все равно проснусь...
- Правильно, - говорит отец, - укройся потеплее, не замерзнешь. В холоде даже лучше спится...
Мама идет в холодную половину и укладывается спать. Мы укрываем ее двумя одеялами и еще сверху папиной шубой. Она закутывается с головой и блаженно бормочет:
- Согрелась уже... сейчас усну. Смотрите там хорошенько...
- Не беспокойся, все будет в порядке, - заверяет отец.
Лиля молчит, в доме тишина. Мы сидим и отчаянно боремся со сном, но глаза, как назло, слипаются все сильнее и сильнее. Заметив это, отец говорит:
- Ложитесь спать. Я сам справлюсь.
Мы с Ленькой пытаемся возражать, но языки у нас едва ворочаются, и мы тут же засыпаем.
Просыпаемся от маминого сердитого голоса:
- Доверила им ребенка, так они его чуть не угробили...
Вскочив, мы испуганно оглядываемся. Отец сладко спит, раскинувшись на кровати.
- Ребенок выкатился на горячую печку, надрывается, а ему хоть бы что! - бранится мама. - Я за стенкой услышала, а он тут храпит, заливается...
Мы с Ленькой хлопаем глазами и молчим. Отец вскакивает, старается сообразить, что произошло.
- Ты, Леночка, спи, не беспокойся, - бормочет он и трясет головой, прогоняя сон.
Мама, укачивая Лилю, даже не отвечает. Взглянув на нас, отец разводит руками и сокрушенно вздыхает.
Лица у нас у всех расстроенные.
- Эх вы, няньки несчастные! - говорит мама.
ГОСТЬ
С крыши прозрачной гирляндой свисают сосульки. Днем, когда пригревает солнце, с них падают звонкие капли. Снег покрывается тонкой корочкой. Она золотится на солнце так, что на нее больно смотреть. За ночь она подмерзает и становится твердой. Возле дома, по обе стороны дорожки, снег лежит выше головы. Мы проделываем в сугробе ступеньки и лезем наверх, в сад. Яблони тоже в снегу. Стволы замело, сучья почти лежат на снегу. Между ними петляют заячьи следы.
- Вот бы поймать хоть одного зайца! - говорит Ленька. И вдруг мы видим, что от деревни прямо через поле движется какая-то темная точка. Она приближается, а мы с Ленькой стоим и гадаем, что бы это могло быть.
- Может, заяц? - говорю я.
- Зайцы черные не бывают, - отвечает Ленька. - И бегают они быстрее.
Точка все увеличивается.
И вдруг я, всмотревшись внимательней, радостно кричу:
- Павлик! Ленька, это же Павлик!..
Мы бросаемся навстречу. Павлик улыбается и молчит, а мы с Ленькой трещим, как сороки. Схватив его за руки, бежим к дому.
- Бабушка, посмотри, кто к нам пришел! - кричу я.
Взглянув на Павликово пальтишко, застегнутое на одну пуговицу, и дырявые валенки, бабушка велит нам всем немедленно лезть на печь.
Мы забираемся в самый угол и, перебивая друг дружку, рассказываем Павлику о своих делах.
В этот день у нас весело.
Бабушка угощает нас свежими картофельными оладьями, а потом мы за печкой лакомимся бумажными блинчиками. Я "пеку" их очень быстро. Нарезав из бумаги кружочков, начиняю их опилками, которые Ленька трясет из куклиного живота. Кукла становится совсем тощей и дряхлой, но для дорогого гостя мне ничего не жалко.
Потом Ленька предлагает сходить к сараям и посмотреть, что там делается. Мы давно собирались туда, да одним как-то было страшновато. С Павликом мы идем смело.
Сараи занесло снегом, и они выглядят еще таинственнее. Открыть дверь нам не удается. Заглядываем в щель. В полумраке ничего нельзя рассмотреть, только в углу, куда сквозь дырявую крышу проникает свет, белеет горка снега. Вдруг я замечаю два зеленых огонька.
- Смотрите, что это? - шепчу я испуганно.
- Где? - спрашивает Павлик.
- Вон, видишь, огоньки... Может, там зверь какой?..
Ленька ничего не видит и, смеясь, говорит:
- Может, волк. Смотри не суй нос, а то он ка-а-к хватит!
- Рысь, наверно... - говорит Павлик.
Ленька долго всматривается в щель и вдруг, ничего не говоря, поворачивается и бежит прочь. Я - за ним. Оглянувшись, я вижу, что Павлик стоит и с недоумением смотрит на нас.
- Чего стоишь? Удирай! - кричу я.
Павлик не спеша направляется вслед за нами.
Не успеваем мы добежать до дома, как из сарая показывается наша Рыска. Она щурится на свет и, мягко ступая лапками, идет к бане.
- Вот вам и рысь, - хохочу я. - Не рысь, а Рыска...
Ленька смущенно оправдывается:
- Я... только за палкой побежал...
Я молчу. Что говорить, когда сама удирала.
Павлик над нами не смеется. Он вообще очень серьезный, этот Павлик, серьезный и чуткий.
Как бы не замечая нашего смущения, он вдруг вытаскивает из кармана что-то интересное и непонятное.
Присмотревшись, мы видим, что это обыкновенная картофелина, в которую воткнуто рыжее куриное перо, а с другой стороны - гвоздик. Павлик размахивается и запускает картофелину вверх.
Она вертится в воздухе волчком и опускается, втыкаясь гвоздиком в снег.
Мы с Ленькой в восторге и по очереди запускаем хвостатую картофелину. Она неизменно падает гвоздиком вниз.
- Вот здорово! - восхищается Ленька. - Мне бы такую...
- Бери, - говорит Павлик. - Это я тебе нес, да боялся, что не понравится.
За игрой мы не заметили, как снег начал голубеть и из рощи поползли сумерки. Выйдя на крыльцо, бабушка сказала, что Павлику пора домой, а то стемнеет. Мы идем провожать его. Я на ходу запускаю новую игрушку, подаренную Павликом. Рыжее перышко вертится в воздухе, напоминая яркую птичку. Вот картофелина падает на снег, я нагибаюсь, чтобы поднять ее, и вдруг в ужасе замираю. Из-за бани прямо на меня смотрит остроносая волчья морда.
Не успеваю я ничего сообразить, как ко мне подбегает Ленька.
- Дай я разок... - и тут же, увидев зверя, он умолкает.
- Бежим, - шепчу я, пятясь назад.
Но Ленька, вероятно, вспомнив свой постыдный побег от Рыски, стоит как вкопанный.
- Ну что ты стоишь, как столб? Он же нас сейчас съест... - говорю я.
- Ну и пусть ест, - чуть слышно лепечет Ленька.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25