душевая стойка с гидромассажем
Истощенный многодневным возлиянием организм требовал отдыха. Он так и спал трое суток. Иногда просыпался, отпивал глоток водки, вылезал из спальника, мочился в двух шагах от него, снова нащупывал свой теплый кокон, влезал в него и снова спал ни о чем не беспокоясь. Наблюдатели же хоть и привыкли к подобным реакциям, все-таки заволновались было, - не летаргический ли сон?.. Но сон был не летаргическим. Сон был самым необходимым лекарством истощенной алкоголем нервной системой.
Тайм-аут прошел. Петя выбрался из кокона, огляделся в кромешной тьме и словно сыч, сказал: - У.
- У-у-у. - глухо отдалось эхом.
Петя снова сказал: - У.
И долго ещё ошарашено укал в полой тишине. Потом ему стало все равно. Невероятное равнодушие окатило его душу и он понял, что давным-давно, ещё в той, предыдущей жизни, ему на самом деле было естественно ничего не переживать и быть равнодушным. Что к себе, что к каким-то там детям, женщинам... Мертвые символы, которые хоть как-то будоражили его сознание, являлись на самом деле оградой. Огромной, поросшей засохшими колючими розами, оградой от живого вечного трепета жизни. Да и была ли она?..
История человечества смешалась в нем с памятью фантазий. Он тщетно перебирал века, виденные им когда-то во сне и наяву местности, и, в конце концов, пришел к выводу, что он в Испании, во времена великой инквизиции. Посажен в каменный мешок за стихи, воспевающие женские прелести. Оставалось только вспомнить эти стихи. И он вспомнил их с невероятной ясностью, и громко прочитал, сопротивляясь религиозной косности человечества. Но ничто не откликнулось на его косвенный призыв к восстанию. Петр встал и пошел искать соратников.
Встал и тут же больно стукнулся о понижающийся потолок штрека. Вспышка в глазах, озарила его память. Он понял, что случайно переступил мистическую черту и попал в затерянный мир - в пещеру к первобытным людям. Его миссия быть Прометеем. Он зажег зажигалку. Но не смог долго удержать пламени. Обжег большой палец. Пока был свет, определил правую стену лабиринта и, слегка опираясь на неё рукой, пошел вперед. Повернул по ней на право. За поворотом наткнулся на ржавую железку. Прощупал её и понял, что там, наверху, сейчас идет война с фашистами. Расстреливают мирное население. А он спасся в одесских катакомбах. Теперь его задача найти отсюда выход. Он принюхался. И ему показалось, что учуял свежий ветерок.
Оставив стену, пошел на струйку свежего воздуха. Пошел и услышал со спины чьи-то шаги. По стене мелькнула вспышка света. Теперь Петр вспомнил, что зовут его Томом Сойером. А там, сзади беглый негр. Ему ничего не пришло в голову, как обернувшись, и сжав кулак, крикнуть:
- Рот Фронт! Своду Луису Корвалану!
Собственные слова повергли его в глубинное изумление. И он застыл, замолчав даже в мыслях своих.
Петр оказался одним из самых тяжелых клиентов. Сопровождавшие его спелеологи замучались двадцать дней подряд плутать за ним, терять его в подземных лабиринтах, находить, мелькая, словно приведения, подбрасывать ему еду, а когда он засыпал на камнях, запихивать его в спальник, так как неизменные плюс семь градусов в катакомбах, не предрасполагали к сну без одеяла. Когда на него вышел все-таки один из проводников, желая вывести, Петр, прошедший через звуковые и зрительные галлюцинации, разучившийся уже рассуждать в слух с самим собой, и решивший окончательно, что он давно умер, а так как умер в пьяном виде, то естественно заблудился в лабиринтах между раем и адом, с трудом складывая слова, как бы удивляясь собственному голосу, спросил пришельца возникшего в туманной дымке света на его пути:
- Ты тоже, что ль недавно умер? Пошли вмести искать, где здесь заседание страшного суда. Надоело так болтаться.
- Жить хочешь? - все понимая спросил Марлок.
Петр вспомнил всю свою жизнь с предельной ясностью. Жизнь от маленького мальчика, впервые разглядывавшего цветы мать-мачехи, до отца семейства... Надо же когда-то было такое, что не в нем, а при нем жил маленький мальчик! Натуральный, которого требовалось защищать, кормить, растить, опекать... Что же случилось потом?! Пьяный период ушел из его памяти, смешавшись с ощущениями снов.
- Он вернулся к нам так, словно и не отсутствовал десять лет! звонила Алине жена Пети. - Мы молчим. Мы ему придумываем новую память. Как вы думаете, я права?..
Но Алина не успела подумать над этим вопросом. Из приемной донесся возмущенный женский голос. В её кабинет вошла Надежда, плотно закрыв за собой дверь. В дверь кто-то бился.
- Вот и пришла расплата за услуги? - улыбнулась, уже давно готовая ко всему, Алина и, отключив трубку телефона, повернулась к подруге абсолютно спокойным лицом: - Я всегда знала, что когда-нибудь нас не поймут.
- Нет. Помнишь того мота? Он не вернулся.
- То есть как? Из несчастных случаев у нас были только ожог, перелом руки... Все покуда живы!
- Да, но этот тип... То есть наша схема на него не подействовала.
- Не перестал проматывать деньги?
- Не знаю я. Он вообще не вернулся к жене. А в Москву вернулся. Его сопровождали наши до вокзала. Там поймал такси и уехал. Но к жене не вернулся.
- Дай-ка мне его дело.
Надежда принесла дискету. Алина сунула её в компьютер и ужаснулась при шрифте десятого размера, оно занимало сто страниц - целый роман!
- Я сейчас его просмотрю, а ты напои её кофе, успокой... сама знаешь, - ответила Алина Надежде и принялась читать.
"Выбросили из джипа вблизи деревни Дрябловка. В костюме, с галстуком... - почему-то наблюдатель не забыл упомянуть именно эту деталь, отметила про себя Алина. И пробежав глазами по экрану, убедившись, что номер 108С был без денег, и словно лось одним махом преодолел десять километров петляющей полевой тропы, пролистнула страницу экрана.
"... добравшись до деревни без особого труда, почистил ботинки лопухами, причесался и вошел избу старух сестер Поликарповых с возгласом:
- Дамы и господа! Я, заседатель Государственной Думы, возмущен тем очковтирательством, которым занимаются местные депутаты! Каким образом оказалось, что вы до сих пор живете без водопровода и магистрального газа, когда в отчетах ваша деревня является образчиком цивилизации. И вот теперь я приехал разобраться на местах..."
Текст был списан с диктофона. Но даже если бы он передавался по памяти, Алина бы поверила, каждому слову. Она ойкнула и захохотала до слез. Перелистала пару страниц назад, до той, на которой были выходные данные объекта номер 108С. Конечно же - это был Кирилл! Другого такого быть не могло.
Его возили из деревни в деревню на телеге аборигены забытой богом местности. Они кормили и поили его, совали деньги, которых он принципиально не брал. Его политические речи перемежались чтением стихов. Старушки слушали его как завороженные. Даже скептические настроенные старики, да редкие мужики, среди которых косили под гостей деревни инструкторы прогона, считали за честь пригласить его в свой дом. Постоянно оправдываясь, что личный водитель его сбежал, или шельма, застрял в тотальном бездорожье, Кирилл ни разу не выказал желания вернуться в Москву. В конце концов, сопровождавшие его тайно наблюдатели, были замечены им, и без всяких вопросов, тут же вписались в великое дело глобального переустройства русской деревни, как личная команда заседателя государственной думы. В Дрябловке, лишь по мановению взмаха его руки, началась реставрация давно завалившейся баньки, так как вскорости туда должны были приехать иностранцы, которые и дадут деньги на водопровод, магистральный газ, и прочие блага необходимые для экзотического курорта. В Тигуново, жители, озабоченные прогнозом окончательной нерентабельности сельского хозяйства в средней полосе России, и тем, что время требует, их выхода на мировую арену с производством нечто более ценного, открыли цех по плетению сувенирных лаптей. Кирилл сам просчитал его рентабельность, с затратами на дорогу, пересылку во все страны мира, и пришел к выводу, что через четверть века эта деревня будет одной из процветающих.
- Дамы и господа! Вы думаете, что деревня обречена на вымирание, в то время как на самом деле деградирует и вымирает городская форма жизни. Все крупные миллионеры во всем мире бегут из городов. Благодаря свершившемуся плану ГОЭРЛО, стала возможна компьютеризация всей страны, отчего через интернет человек сможет чувствовать себя не выброшенным на задворки мира, как рыба на сушу из моря, находясь в самой глуши, но всегда только в центре! Из моря информации! А ведь человеческая сущность на 90% состоит из информации, как человеческое тело состоит из воды и прочих там всяких белков. И ему требуется обмен этой информации, как белковый обмен - не меньше. Это - некий неотъемлемый процесс жизни существа разумного, как непостижимый процесс фотосинтеза, которым нас мучили в школе ещё на уровне пятого класса! О нет! Мы теперь уже окончили ликбез. Хорошо ли плохо познать это можно - только войдя во взаимообмен понятиями со всем человечеством сразу! Ощущение собственной провинциальности или столичности теперь не зависит от места пребывания, но только от обладания определенным кругозором и количеством информации, которую вам и обеспечит сеть интернет. В Испании, солнечной стране, к 1986 году 96% процентов населения занималось сельским хозяйством. И что же?! Едва случилась у них та же перестройка, что и у нас - провели они её по уму и посчитали, что гораздо дешевле закупать у стран третьего мира сельхозпродукцию, чем биться за урожай даже в такой стране, с более мягкими климатическими условиями. Нечего держаться и гробить свои жизни на то, что просто отбирает силы и время, являясь абсолютно нерентабельным производством. Оглянитесь на мир. Пора мыслить в мировом контексте на исходе двадцатого столетия... Становиться производителем единственно-возможного продукта. Хотя бы чистого воздуха, так обильно оснащенного кислородом... Замки будут выситься среди этих лесов. Вертолетные площадки помогут плевать на бездорожье. Та же картошка, измучившая вас, сгнивающая наполовину ещё по дороге к рынку, будет доставляться авиацией из какой-нибудь Зимбамбу, и окажется дешевле, чем нашенская, родная вроде бы. Только стоит ли нам жизнь класть на её выращивание. Да вы посмотрите на себя со стороны, господа крестьяне! Разве ж вы работаете на полях?! Да вы ж костьми ложитесь! Костьми! В результате ежегодной бесчеловечно жестокой битвы за урожай! И никто!.. Никто ваших жертв не ценит. А оно вам нужно?..
В следующей деревне он не стал открывать конкурирующую фирму, а потребовав Алининых наблюдателей, ставших спонтанно его телохранителями, связаться по мобильному телефону с ведущими фармацевтическими фирмами, открыл цех по заготовке живицы, сосновой смолы, подсчитав, что не менее чем через год, каждый житель этой деревни сможет позволить себе иметь карманный телефон, а о пропитании вообще перестанет ломать голову. Открыв ещё фермы, которые должны будут заниматься разведением коллекционных бабочек, а так же полезных для сельского хозяйства божьих коровок и особо жирных дождевых червей, он оставил, как забыл навсегда затерянный мир в сорока верстах от города Старицы и отправился в Москву, якобы зарегистрировать свои новые предприятия. Команду, перекинувшуюся на его сторону, рассортировал покуда по деревням, исполнять роли его заместителей.
Вся эта прочитанная Алиной сквозь смех и слезы, повесть пестрела цитатами из любимых стихов и фразами Кирилла. Наблюдатель просто превратился в летописца, влюбившись в Кирилла, как в героя своего времени. Без копейки денег этот прохвост постоянно пребывал в застольях, банях, праздниках, отмечая великие исторические даты, коими не была обделена его память. Он умудрился восстановить традиции русских гуляний, объявив, что вернется с киносъемочной бригадой из Голливуда, заставил вспомнить, как водят хороводы, песни поют на завалинках. Провожая его на станцию, наблюдатели ждали, что он попросит денег на дорогу. Но не тут-то было. Он смело зашел в местное отделение милиции и, объявив о пропаже документов, билетов и кошелька Заседателя Государственной Думы тут же получил бесплатный билет до Москвы в депутатском купе. Билет на купе ему выделили, но подобных купе в поезде не было. Он попытался выгнать из одноместного купе проводницу, и когда ему это почти удалось, потерял интерес к цели, заставил работать закрывшийся вагон-ресторан и весьма весело провел ночь за накрытым столом, набирая членов в свою партию. Взяв с собою одного из наблюдателей - представлял его своей правой рукой. Но когда доверие и заинтересованность обслуживающего персонала достигло пика, неожиданно резко сошел с поезда и вместе с помощником сел в электричку. Посадив напротив себя приставленного Алиной наблюдателя, вдруг поклонился ему, сняв воображаемую шляпу: "Мое почтение вашей госпоже. Не думал, что сам попадусь на её удочку". Больше ни словом о том, что знаком с хозяйкой их оригинальной фирмы не обмолвился.
"Боже! Значит, он следил за мной!" - ужаснулась про себя Алина.
ГЛАВА 22.
Кирилл прибывал не в том возрасте, чтобы как шпана кидать таксистов. Он, конечно, мог внушить водителю уважение к себе, и попросив его подождать у подъезда, и честно вынести ему денег из дома, но... Но на гребне волны "Заседателя (а быть может завсегдатая) Государственной Думы" не мог он так сразу спуститься до примитивного. Узнав, что одному из приезжих, стоявших в очереди за такси нужен Ленинградский проспект, Кирилл договорился с ним, что едут вместе, поделив цену такси пополам, и сев в машину приказал своим не изменяющим его густым, вальяжным басом - Аэропорт. Печальный и бесперспективный, словно картофельный сухарь, коим оказался его попутчик, не вдаваясь в подробности, согласился. Водитель глянул на севшего рядом солидного пассажира и, не переспрашивая, рванул в Шереметьево.
Уже на выезде из Москвы, Кирилл очнулся, понял, что что-то не то. Затормозил машину и потребовал от водителя сатисфакции за то, что не туда завез, ибо аэропорт и аэровокзал не одно и тоже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Тайм-аут прошел. Петя выбрался из кокона, огляделся в кромешной тьме и словно сыч, сказал: - У.
- У-у-у. - глухо отдалось эхом.
Петя снова сказал: - У.
И долго ещё ошарашено укал в полой тишине. Потом ему стало все равно. Невероятное равнодушие окатило его душу и он понял, что давным-давно, ещё в той, предыдущей жизни, ему на самом деле было естественно ничего не переживать и быть равнодушным. Что к себе, что к каким-то там детям, женщинам... Мертвые символы, которые хоть как-то будоражили его сознание, являлись на самом деле оградой. Огромной, поросшей засохшими колючими розами, оградой от живого вечного трепета жизни. Да и была ли она?..
История человечества смешалась в нем с памятью фантазий. Он тщетно перебирал века, виденные им когда-то во сне и наяву местности, и, в конце концов, пришел к выводу, что он в Испании, во времена великой инквизиции. Посажен в каменный мешок за стихи, воспевающие женские прелести. Оставалось только вспомнить эти стихи. И он вспомнил их с невероятной ясностью, и громко прочитал, сопротивляясь религиозной косности человечества. Но ничто не откликнулось на его косвенный призыв к восстанию. Петр встал и пошел искать соратников.
Встал и тут же больно стукнулся о понижающийся потолок штрека. Вспышка в глазах, озарила его память. Он понял, что случайно переступил мистическую черту и попал в затерянный мир - в пещеру к первобытным людям. Его миссия быть Прометеем. Он зажег зажигалку. Но не смог долго удержать пламени. Обжег большой палец. Пока был свет, определил правую стену лабиринта и, слегка опираясь на неё рукой, пошел вперед. Повернул по ней на право. За поворотом наткнулся на ржавую железку. Прощупал её и понял, что там, наверху, сейчас идет война с фашистами. Расстреливают мирное население. А он спасся в одесских катакомбах. Теперь его задача найти отсюда выход. Он принюхался. И ему показалось, что учуял свежий ветерок.
Оставив стену, пошел на струйку свежего воздуха. Пошел и услышал со спины чьи-то шаги. По стене мелькнула вспышка света. Теперь Петр вспомнил, что зовут его Томом Сойером. А там, сзади беглый негр. Ему ничего не пришло в голову, как обернувшись, и сжав кулак, крикнуть:
- Рот Фронт! Своду Луису Корвалану!
Собственные слова повергли его в глубинное изумление. И он застыл, замолчав даже в мыслях своих.
Петр оказался одним из самых тяжелых клиентов. Сопровождавшие его спелеологи замучались двадцать дней подряд плутать за ним, терять его в подземных лабиринтах, находить, мелькая, словно приведения, подбрасывать ему еду, а когда он засыпал на камнях, запихивать его в спальник, так как неизменные плюс семь градусов в катакомбах, не предрасполагали к сну без одеяла. Когда на него вышел все-таки один из проводников, желая вывести, Петр, прошедший через звуковые и зрительные галлюцинации, разучившийся уже рассуждать в слух с самим собой, и решивший окончательно, что он давно умер, а так как умер в пьяном виде, то естественно заблудился в лабиринтах между раем и адом, с трудом складывая слова, как бы удивляясь собственному голосу, спросил пришельца возникшего в туманной дымке света на его пути:
- Ты тоже, что ль недавно умер? Пошли вмести искать, где здесь заседание страшного суда. Надоело так болтаться.
- Жить хочешь? - все понимая спросил Марлок.
Петр вспомнил всю свою жизнь с предельной ясностью. Жизнь от маленького мальчика, впервые разглядывавшего цветы мать-мачехи, до отца семейства... Надо же когда-то было такое, что не в нем, а при нем жил маленький мальчик! Натуральный, которого требовалось защищать, кормить, растить, опекать... Что же случилось потом?! Пьяный период ушел из его памяти, смешавшись с ощущениями снов.
- Он вернулся к нам так, словно и не отсутствовал десять лет! звонила Алине жена Пети. - Мы молчим. Мы ему придумываем новую память. Как вы думаете, я права?..
Но Алина не успела подумать над этим вопросом. Из приемной донесся возмущенный женский голос. В её кабинет вошла Надежда, плотно закрыв за собой дверь. В дверь кто-то бился.
- Вот и пришла расплата за услуги? - улыбнулась, уже давно готовая ко всему, Алина и, отключив трубку телефона, повернулась к подруге абсолютно спокойным лицом: - Я всегда знала, что когда-нибудь нас не поймут.
- Нет. Помнишь того мота? Он не вернулся.
- То есть как? Из несчастных случаев у нас были только ожог, перелом руки... Все покуда живы!
- Да, но этот тип... То есть наша схема на него не подействовала.
- Не перестал проматывать деньги?
- Не знаю я. Он вообще не вернулся к жене. А в Москву вернулся. Его сопровождали наши до вокзала. Там поймал такси и уехал. Но к жене не вернулся.
- Дай-ка мне его дело.
Надежда принесла дискету. Алина сунула её в компьютер и ужаснулась при шрифте десятого размера, оно занимало сто страниц - целый роман!
- Я сейчас его просмотрю, а ты напои её кофе, успокой... сама знаешь, - ответила Алина Надежде и принялась читать.
"Выбросили из джипа вблизи деревни Дрябловка. В костюме, с галстуком... - почему-то наблюдатель не забыл упомянуть именно эту деталь, отметила про себя Алина. И пробежав глазами по экрану, убедившись, что номер 108С был без денег, и словно лось одним махом преодолел десять километров петляющей полевой тропы, пролистнула страницу экрана.
"... добравшись до деревни без особого труда, почистил ботинки лопухами, причесался и вошел избу старух сестер Поликарповых с возгласом:
- Дамы и господа! Я, заседатель Государственной Думы, возмущен тем очковтирательством, которым занимаются местные депутаты! Каким образом оказалось, что вы до сих пор живете без водопровода и магистрального газа, когда в отчетах ваша деревня является образчиком цивилизации. И вот теперь я приехал разобраться на местах..."
Текст был списан с диктофона. Но даже если бы он передавался по памяти, Алина бы поверила, каждому слову. Она ойкнула и захохотала до слез. Перелистала пару страниц назад, до той, на которой были выходные данные объекта номер 108С. Конечно же - это был Кирилл! Другого такого быть не могло.
Его возили из деревни в деревню на телеге аборигены забытой богом местности. Они кормили и поили его, совали деньги, которых он принципиально не брал. Его политические речи перемежались чтением стихов. Старушки слушали его как завороженные. Даже скептические настроенные старики, да редкие мужики, среди которых косили под гостей деревни инструкторы прогона, считали за честь пригласить его в свой дом. Постоянно оправдываясь, что личный водитель его сбежал, или шельма, застрял в тотальном бездорожье, Кирилл ни разу не выказал желания вернуться в Москву. В конце концов, сопровождавшие его тайно наблюдатели, были замечены им, и без всяких вопросов, тут же вписались в великое дело глобального переустройства русской деревни, как личная команда заседателя государственной думы. В Дрябловке, лишь по мановению взмаха его руки, началась реставрация давно завалившейся баньки, так как вскорости туда должны были приехать иностранцы, которые и дадут деньги на водопровод, магистральный газ, и прочие блага необходимые для экзотического курорта. В Тигуново, жители, озабоченные прогнозом окончательной нерентабельности сельского хозяйства в средней полосе России, и тем, что время требует, их выхода на мировую арену с производством нечто более ценного, открыли цех по плетению сувенирных лаптей. Кирилл сам просчитал его рентабельность, с затратами на дорогу, пересылку во все страны мира, и пришел к выводу, что через четверть века эта деревня будет одной из процветающих.
- Дамы и господа! Вы думаете, что деревня обречена на вымирание, в то время как на самом деле деградирует и вымирает городская форма жизни. Все крупные миллионеры во всем мире бегут из городов. Благодаря свершившемуся плану ГОЭРЛО, стала возможна компьютеризация всей страны, отчего через интернет человек сможет чувствовать себя не выброшенным на задворки мира, как рыба на сушу из моря, находясь в самой глуши, но всегда только в центре! Из моря информации! А ведь человеческая сущность на 90% состоит из информации, как человеческое тело состоит из воды и прочих там всяких белков. И ему требуется обмен этой информации, как белковый обмен - не меньше. Это - некий неотъемлемый процесс жизни существа разумного, как непостижимый процесс фотосинтеза, которым нас мучили в школе ещё на уровне пятого класса! О нет! Мы теперь уже окончили ликбез. Хорошо ли плохо познать это можно - только войдя во взаимообмен понятиями со всем человечеством сразу! Ощущение собственной провинциальности или столичности теперь не зависит от места пребывания, но только от обладания определенным кругозором и количеством информации, которую вам и обеспечит сеть интернет. В Испании, солнечной стране, к 1986 году 96% процентов населения занималось сельским хозяйством. И что же?! Едва случилась у них та же перестройка, что и у нас - провели они её по уму и посчитали, что гораздо дешевле закупать у стран третьего мира сельхозпродукцию, чем биться за урожай даже в такой стране, с более мягкими климатическими условиями. Нечего держаться и гробить свои жизни на то, что просто отбирает силы и время, являясь абсолютно нерентабельным производством. Оглянитесь на мир. Пора мыслить в мировом контексте на исходе двадцатого столетия... Становиться производителем единственно-возможного продукта. Хотя бы чистого воздуха, так обильно оснащенного кислородом... Замки будут выситься среди этих лесов. Вертолетные площадки помогут плевать на бездорожье. Та же картошка, измучившая вас, сгнивающая наполовину ещё по дороге к рынку, будет доставляться авиацией из какой-нибудь Зимбамбу, и окажется дешевле, чем нашенская, родная вроде бы. Только стоит ли нам жизнь класть на её выращивание. Да вы посмотрите на себя со стороны, господа крестьяне! Разве ж вы работаете на полях?! Да вы ж костьми ложитесь! Костьми! В результате ежегодной бесчеловечно жестокой битвы за урожай! И никто!.. Никто ваших жертв не ценит. А оно вам нужно?..
В следующей деревне он не стал открывать конкурирующую фирму, а потребовав Алининых наблюдателей, ставших спонтанно его телохранителями, связаться по мобильному телефону с ведущими фармацевтическими фирмами, открыл цех по заготовке живицы, сосновой смолы, подсчитав, что не менее чем через год, каждый житель этой деревни сможет позволить себе иметь карманный телефон, а о пропитании вообще перестанет ломать голову. Открыв ещё фермы, которые должны будут заниматься разведением коллекционных бабочек, а так же полезных для сельского хозяйства божьих коровок и особо жирных дождевых червей, он оставил, как забыл навсегда затерянный мир в сорока верстах от города Старицы и отправился в Москву, якобы зарегистрировать свои новые предприятия. Команду, перекинувшуюся на его сторону, рассортировал покуда по деревням, исполнять роли его заместителей.
Вся эта прочитанная Алиной сквозь смех и слезы, повесть пестрела цитатами из любимых стихов и фразами Кирилла. Наблюдатель просто превратился в летописца, влюбившись в Кирилла, как в героя своего времени. Без копейки денег этот прохвост постоянно пребывал в застольях, банях, праздниках, отмечая великие исторические даты, коими не была обделена его память. Он умудрился восстановить традиции русских гуляний, объявив, что вернется с киносъемочной бригадой из Голливуда, заставил вспомнить, как водят хороводы, песни поют на завалинках. Провожая его на станцию, наблюдатели ждали, что он попросит денег на дорогу. Но не тут-то было. Он смело зашел в местное отделение милиции и, объявив о пропаже документов, билетов и кошелька Заседателя Государственной Думы тут же получил бесплатный билет до Москвы в депутатском купе. Билет на купе ему выделили, но подобных купе в поезде не было. Он попытался выгнать из одноместного купе проводницу, и когда ему это почти удалось, потерял интерес к цели, заставил работать закрывшийся вагон-ресторан и весьма весело провел ночь за накрытым столом, набирая членов в свою партию. Взяв с собою одного из наблюдателей - представлял его своей правой рукой. Но когда доверие и заинтересованность обслуживающего персонала достигло пика, неожиданно резко сошел с поезда и вместе с помощником сел в электричку. Посадив напротив себя приставленного Алиной наблюдателя, вдруг поклонился ему, сняв воображаемую шляпу: "Мое почтение вашей госпоже. Не думал, что сам попадусь на её удочку". Больше ни словом о том, что знаком с хозяйкой их оригинальной фирмы не обмолвился.
"Боже! Значит, он следил за мной!" - ужаснулась про себя Алина.
ГЛАВА 22.
Кирилл прибывал не в том возрасте, чтобы как шпана кидать таксистов. Он, конечно, мог внушить водителю уважение к себе, и попросив его подождать у подъезда, и честно вынести ему денег из дома, но... Но на гребне волны "Заседателя (а быть может завсегдатая) Государственной Думы" не мог он так сразу спуститься до примитивного. Узнав, что одному из приезжих, стоявших в очереди за такси нужен Ленинградский проспект, Кирилл договорился с ним, что едут вместе, поделив цену такси пополам, и сев в машину приказал своим не изменяющим его густым, вальяжным басом - Аэропорт. Печальный и бесперспективный, словно картофельный сухарь, коим оказался его попутчик, не вдаваясь в подробности, согласился. Водитель глянул на севшего рядом солидного пассажира и, не переспрашивая, рванул в Шереметьево.
Уже на выезде из Москвы, Кирилл очнулся, понял, что что-то не то. Затормозил машину и потребовал от водителя сатисфакции за то, что не туда завез, ибо аэропорт и аэровокзал не одно и тоже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54