И Руди улыбался ей и строил вместе с ней планы на будущее – и не знал, не желал знать, что готовит ему судьба.
Глава 25
В Комитете по борьбе со злоупотреблением наркотическими веществами решалась судьба закона, ограничивающего экспорт химикатов. Председатель зачитывал текст закона. Александер Грант сидел на своем месте рядом со Льюисом Бассетом и внимательно слушал.
Текст был невероятно длинен, но смысл закона прост и всем понятен: правительство Соединенных Штатов запрещает экспорт ряда химикатов в Южную Америку. Никто не сомневался, что закон пройдет через комитет и продолжит свое триумфальное шествие дальше. Настал черный день для химических магнатов – и для Эрика Кочрана, предчувствующего, что предательство «Рэдисон» будет стоить Александеру карьеры. Сенатор Грант поддерживает свою партию, но никакая партия не поможет ему выиграть выборы. Обеспечить победу могут только деньги. Большие деньги. Эрик сидел на балконе: подперев ладонью подбородок, он смотрел, как Александер переговаривается о чем-то с Бассетом; тот довольно жмурится, словно раскормленный кот. Сейчас начнется голосование – и можно будет прыгать с балкона вниз головой.
Один за другим сенаторы поднимали руки и голосовали за принятие закона. Позади Эрика, скучая, переговаривались репортеры: они не ожидали от голосования никаких сенсаций. Однако, когда очередь дошла до Александера, наступила пауза. Он медлил.
Эрик привстал. Сердце его пропустило такт, затем забилось так, словно хотело выскочить из груди. Позади вскочили несколько журналистов. Александер терпеливо улыбался, словно ждал, пока все взоры обратятся на него. Наконец Льюис Бассет повернул к нему тяжелую седую голову.
– Чего ты ждешь, мой мальчик?
Под столом он толкнул Александера ногой. Александер обернулся: в его ледяных глазах ясно читалось презрительное торжество. Бассет побагровел и согнулся над столом, словно младший коллега его ударил.
– Если это шутка, Александер, то шутка несмешная, – зарычал он хриплым шепотом. – Мы ждем твоего голоса, а ты ждешь победы на завтрашних предварительных выборах. Так что голосуй. Время пришло.
– Да, время пришло, – со злой усмешкой ответил Александер и, отвернувшись от Льюиса, громко произнес: – Джентльмены, как бы ни хотелось мне последовать за уважаемыми коллегами, несомненно, имеющими гораздо больше опыта, боюсь, совесть не позволяет мне согласиться с большинством. Я не предлагаю отказаться от принятия закона – предлагаю лишь отложить решение до тех пор, пока я с помощью своей команды не вникну в суть дела более тщательно.
Воцарилось молчание. В глубокой тишине Александер решительно поднялся с места, потрепал по плечу Льюиса Бассета и вышел.
– Поступило предложение отложить решение… – заговорил председатель, но шум взволнованных голосов перекрыл его слова.
Репортеры вскочили с мест и бросились вслед за молодым сенатором из Калифорнии, в одночасье ставшим знаменитостью. Эрик выскользнул из зала и поспешил в офис: он был уверен, что Александер там.
Льюис Бассет вышел из зала заседаний последним, уверившись, что совершенно овладел собой. У дверей офиса ему пришлось прокладывать путь через толпу репортеров: они окружили Эрика и забрасывали его вопросами. Однако Эрик заметил Бассета и преградил ему путь.
– Сенатор! – негромко окликнул он, вытянув шею к старику. – Сенатор Грант просил, чтобы его не беспокоили.
Льюис Бассет уставился на него бешеными, налитыми кровью глазами. В глазах его Эрик прочел все. Он понял, что Бассет всей душой ненавидит Александера – и не только за то, что тот провалил принятие закона. Нет, за то, что Александер молод, красив и хитер – так же, как сам Бассет много лет назад, и за то, что он обманул Бассета так же, как сам Льюис много лет назад обманывал стариков, презирая их и смеясь над ними. А теперь настал его черед. Бассет отодвинул Эрика плечом и вошел в кабинет, где за столом сидел Александер. Он ждал этого визита.
– Перехитрил меня и радуешься? – тихо, почти шепотом спросил Льюис. Он много раз бывал в этом кабинете, но теперь ему казалось, что полутемная комната стала как-то больше, чем при Маргарет. Да нет, это обман зрения. Больше стал хозяин кабинета. Выше, шире в плечах и неизмеримо подлее.
Александер засмеялся. Льюис рванулся вперед, выставив перед собой руки, как слепой, и почти упал на край стола. Он мог вытерпеть все; но когда над ним смеялись…
– Я задал тебе вопрос, мой мальчик, – прорычал он.
– Я вам не мальчик, сенатор. Я никогда не был у вас на побегушках. До сих пор не перестаю удивляться, как легко проникнуть к вам в доверие. Все, что нужно, – сидеть у ваших ног и улыбаться на каждую вашу милую шуточку. – Александер вышел из-за стола и поднял с пола портфель. – И вы решили, что я ваш навеки. А я взял у вас все, что мне было нужно, сказал спасибо и удалился. Когда вы умрете или уйдете на покой, о вас будут вспоминать как о сильном политике. Но ваша сила иллюзорна. Вы сами-то это понимаете, Льюис? Многие хотят бросить вызов вашей власти, ибо эта власть дряхла и немощна. Так всегда бывает в истории. То же будет и со мной, когда я состарюсь.
– Ты идиот, Грант. – Льюис слышал, как дрожит его голос. Он понимал, что должен взять себя в руки и собраться с мыслями. Но у него не было сил остановиться. – Не знаю, кто заплатил тебе за этот трюк – должно быть, какая-то крупная шишка. Ты знаешь, что значит «отложить решение»? Этот закон никогда не ляжет на стол президента. Ты погубил его ради своей выгоды. Ради чего, Грант? Ради кого?
– Не хотите же вы сказать, что я подкуплен! – Александер схватился за сердце в комическом негодовании, не скрывая издевки над Льюисом. – Я поражен, что вы бездоказательно выдвигаете подобные предположения…
– Черта с два ты поражен! Хорошо, мне плевать, кто тебя купил. Ты прекрасно знаешь, что мне плевать и на сам закон. Но учти, сынок, тебе придется плохо. – Старик понимал, как жалок и смешон он со своими угрозами, но не мог остановиться. – Ты нажил себе двух врагов. Во-первых, избирателей – им не понравится, что ты не хочешь бороться с наркотиками. А во-вторых, меня. Подумай о выборах, мой мальчик. – Старик выдавил из себя короткий злой смешок. – Да. Так я и поступлю. Считай, что ты уже политический труп, сынок. Я выступлю против тебя, и ты сюда больше не вернешься. Так я поступаю с теми, кто меня предает.
Александер удивленно покачал головой, застегивая портфель. Он не ожидал от Бассета таких бурных эмоций. Старик, распаленный собственным гневом, приплясывал перед столом, словно злобный гном; речь его вновь приобрела техасский акцент – на этот раз естественный. Александер обогнул стол и встал лицом к лицу с Бассетом. – Сенатор, о проваленном законе не упомянет ни одна крупная газета. Это не горячая новость. Газетчиков интересуют скандалы с «клубничкой», но никак не бесславный конец еще одного билля против наркотиков. А те, кто об этом узнает, вряд ли поймут, за что я проголосовал и почему. Они уверены, что обитатели Холма и вправду заботятся о благе страны и народа. Они никогда не узнают, что мы пришли сюда ради власти и остаемся здесь с помощью кабинетных интриг.
Хотите сорвать мне выборы? Ну, сенатор, это просто смешно. Смешно и жалко. – Александер подошел ближе. – Вы не сможете навредить мне, не навредив при этом и себе. Разве вы забыли, как любезно помогли мне снять рекламный фильм? Забыли свою роль в этом фильме? Выступив против меня, вы выставите себя на посмешище. Короткая же у него память, скажут люди. Умные политики так не поступают. Или, может, признаетесь, что я провел вас как последнего кретина? Что вы меня убить готовы – и не из-за этого несчастного закона, а из-за того, что я осмелился сказать вам «нет»?
Александер взял портфель и повернулся к дверям. Сейчас он впервые как следует разглядел Бассета. Перед ним стоял старик в старомодном пиджаке, с лысиной и обвислым морщинистым лицом. Не всесильный политик – одряхлевший игрок. Александер взялся за дверную ручку.
– Мне пора, Льюис. Пора на выборы. Опросы показывают, что победа за мной. И ничто меня не остановит. Вы могли бы, но я вас обезоружил. Отправляйтесь домой, Льюис. Выпейте и ложитесь спать со своей верной супругой. Вам надо отдохнуть.
Александер вышел из офиса. Льюис слышал, как набросились на него репортеры; видел, как почтительно метнулся в сторону и стушевался в толпе Эрик, как Александер подождал секунду и двинулся вперед, а восхищенная толпа устремилась за ним. Льюис Бассет подождал, пока стихнет гул за дверью и опустеет коридор, и вышел. Один. Совсем один.
Глава 26
– Все собрала? Вечером у нас не будет времени.
Сирина подняла голову и взглянула на Руди. Он завязал галстук и теперь прихорашивался перед зеркалом, оглядывая себя с разных сторон. Многие считают, что для мужчины смешно так заботиться о внешности. Но Сирина знала, что это неправда: ведь сейчас этим занимался Руди, а все, что делает Руди, – прекрасно. И разве удивительно, что он любуется собой? Ведь она тоже глаз от него отвести не может.
Руди умел носить хорошие вещи. Богатство было ему к лицу; рядом с ним и Сирина не так стеснялась своих новых дорогих нарядов.
– Если хочешь стать моделью, ты должна и одеваться как модель, – весело объявила Дейни и повела Сирину в магазин. Она сама выбирала платья, говорила: «Померяй это», «Надень», «Сними», – и Сирина покорно надевала и снимала, и не чаяла дождаться, когда же кончится эта пытка. Зато теперь исполнилась ее давняя мечта: Сирина выглядела почти как Дейни Кортленд. Только почему-то счастливее она от этого не стала.
– Солнышко! – Руди положил ей руки на плечи и нежно притянул к себе. – Ты меня слышишь?
– Слышу, – прошептала Сирина и положила голову ему на плечо. Зачем все это? – думала она. К чему наряды, богатство, успех, когда есть Руди и его любовь? Если вся эта мишура вдруг исчезнет, она и глазом не моргнет. Если исчезнет Руди – ей незачем станет жить. – Я все собрала.
Руди повернул ее лицом к себе.
– Ты о чем-то задумалась?
– Да.
– Мечтаешь о Мексике?
Сирина покачала головой. Чистый лоб ее перерезала морщинка.
– Нет. Совсем нет.
– Сирина! – Руди приподнял ей подбородок и заботливо вгляделся в лицо. – Ты на меня сердишься?
– Нет, что ты! – почти с ужасом ответила Сирина – она такого и вообразить не могла.
– Тебе не нравится то, что делают Блейк и Дейни? Скажи мне, милая, и мы все исправим.
– А как? – улыбнулась Сирина, но улыбка вышла робкой и неуверенной. И Блейк, и Дейни, и Руди – все говорили, что Сирина великолепна, что она совершенно естественно держится перед камерой. А она перед каждыми съемками умирала от страха и стыда.
– Скажи мне, в чем дело, – настаивал он. – Тебе не нравится зеленый пляжный халат? Купим розовый. Гардеробная на колесах маловата? Сделаем побольше. Я готов на все, чтобы моя звездочка засияла еще ярче. – Невольный вздох вырвался из груди Руди; он сжал ее в объятиях, словно испугался, что она исчезнет. – Ты так прекрасна, Сирина. Так прекрасна. Я горжусь тем, что ты меня любишь. И боюсь… – Руди запнулся. Ему нелегко было признаться в любви и еще труднее – в страхе. – Сирина, ты ведь не бросишь меня, когда прославишься на весь мир? Понимаешь, я все время боюсь, что ты куда-нибудь денешься…
Он сбился и замолчал, прижавшись щекой к ее щеке. Сирина тоже молчала, переполненная радостью и тревогой. Он гордится ее любовью! Он боится ее потерять!.. А разве сама она не боится потерять себя? Разве не чувствует, что с каждым днем от нее все дальше уходит что-то важное?
Несколько минут они стояли, тесно обнявшись, словно слились воедино. Наконец Руди опомнился и осторожно отстранил Сирину.
– Осторожней, помнешь новое платье.
– Да. Я только…
– Что? Чего ты хочешь, Сирина? Мы позвоним Блейку и Дейни, и к нашему приезду они все устроят. Как в сказке. – Он со смехом прищелкнул пальцами. – Приказывай, принцесса, я все исполню.
Сирина покачала головой.
– Ничего. – Она улыбнулась, от души надеясь, что улыбка получилась искренняя. – Ничего.
Она отвернулась от Руди и принялась застегивать чемодан.
– Ты не слышал новостей? – спросила она так весело и беззаботно, как только могла. – Результатов выборов еще не объявляли? Я надеюсь, сенатор Грант победит.
– Слышал. – Руди вернулся к зеркалу. Все пылинки с темно-синего пиджака он уже стряхнул и теперь наводил глянец на ботинки. – Он лидирует. Вечером будем праздновать победу. А завтра – снова за работу.
Сирина захлопнула чемодан и повернулась к Руди. Надежда вновь затеплилась в ее сердце.
– Знаешь, если бы мы могли уехать на несколько недель… Одни. Или давай останемся здесь. Только не будем думать ни о сенаторе Гранте, ни об «Эшли Косметикс». Забудем о работе. Станем, как раньше, просто Руди и Сирина. Хорошо?
– Отлично придумано, – рассмеялся Руди и взял Сирину за руки. Руки ее были холодны как лед. – Только не сейчас. Когда все будет позади. Подождем, пока сенатор победит на выборах, выйдет в свет кампания «Эшли» и весь мир увидит твое прекрасное личико. И когда все это кончится, мы уедем куда-нибудь вдвоем. Обещаю. Съездим в Париж. Или запремся здесь. Останемся одни, как Адам и Ева в раю. Обещаю, Сирина. Как только все кончится.
– Милый, тебе не кажется, что пора спускаться к гостям?
Полли просунула голову в дверь. Но Александер не замечал ни ее роскошного наряда, ни вымученной улыбки: он не отрывал взгляда от телеэкрана.
Шли десятичасовые новости. Противник Александера явно проигрывал. Не оставалось сомнений, что сенатором от штата Калифорния станет кандидат от демократической партии Александер Грант. Привет мамочке. Видишь, Маргарет, твой сын – не такое ничтожество, как ты думала.
Александер повернулся к зеркалу и начал завязывать галстук. В зеркале отражался телевизор, и сенатор не боялся что-то пропустить. На экране замелькали знакомые кадры.
Со счастливой улыбкой Александер повернулся к телевизору. Он смотрел свой рекламный ролик: слышал, как Полли произносит перед школьниками взволнованную речь, видел себя самого, пожимающего руки старшеклассникам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40