Она отсалютовала ему полупустой бутылкой бренди и, неуверенно шагнув вперед, повисла у него на шее. Весила она, казалось, не меньше тонны, а пахла, как целый винокуренный завод. Сумка с покупками оказалась зажата между ними; что-то хрустнуло – бедная музыкальная шкатулка!
– С Рождеством, босс!
– И тебя тоже, Лора! – с трудом произнес Руди. Он не сердился на нее – он сейчас ни на кого не мог сердиться. Осторожно, как только мог, он оторвал ее от себя и поставил на ноги. Лора, должно быть, дожидалась его не один час: она дрожала от холода, и даже бренди не мог ее согреть.
Следом из лифта вышла Сирина. Лора, увидев ее, открыла рот, да так и осталась. Сирина-секретарша? Да, это она, удивительно похорошевшая без очков и уродливого «хвостика», стоит рядом с Руди, словно ей здесь самое место. Лора попятилась и схватилась за стену. Бутылка выпала из ее дрожащих рук. Сирина подбежала к ней.
– Здравствуйте, мисс Принс, – приветливо поздоровалась она и поддержала Лору под локоть – так же, как много раз поддерживала пьяную мать.
Лора выпрямилась и уставилась на Сирину. Надо бы сказать спасибо, думала она, но язык ей не повиновался. Сирина улыбалась ей, и улыбка ее была прекрасна. Все в ней было прекрасно – волосы, кожа, глаза… Лора беспомощно взглянула на Руди. Неужели он не понимает, как противны ей прикосновения этой наглой девчонки? Но на лице Руди отражались лишь досада и раздражение. «Ты мне больше не нужна», – говорил его взгляд. С ним она работала, с ним спала, много лет была рядом, а теперь он не хочет даже притвориться, что рад ее видеть! Предана! Все ее предают. Сначала Дейни, теперь эта серая мышка-секретарша… Что ж, мистер Руди Грин может катиться к чертовой матери. Лора повернулась на каблуках. Он ей больше не нужен.
Александер провел ночь с Корал за два дня до Рождества. Они занимались любовью под музыку Эрика Клэптона с альбома «Перекрестки»: начали под «Хочу любить тебя», продолжили под «Полночь» и вкусили блаженный отдых под «Кокаин». Оба знали, что это прощание. Корал предстоял отпуск на Карибских островах, а Александеру – возвращение к жене Полли.
Полли. Двадцать лет понадобилось Александеру, чтобы понять: ее беззаветная любовь для него всего лишь возмещала недостаток любви материнской. Когда он это понял, Маргарет уже не было на свете, а супружеское ложе покрылось толстым слоем пыли. Милая глупенькая женушка со своим обожанием изрядно ему надоела. Он повзрослел и избавился от иллюзий: воображаемому уюту домашнего очага он предпочитал яростное в своей реальности физическое наслаждение. Так он начал обманывать Полли. Он был хорошим актером: она ничего не замечала.
Решение мужа развестись с ней грянуло словно гром с ясного неба. Она умоляла и угрожала: она устраивала сцены ревности и пыталась удержать его ласками. В горе, в потрясении она стала почти красива, а в борьбе за мужа – почти сексуальна. Александер едва не изменил своего решения. Но все-таки настоял на своем – и не жалел об этом.
Но сегодня все изменится. Он стоит у дверей Полли; в руках у него рождественский подарок. Сейчас он войдет и начнет унижаться перед ней, вымаливая прощение, упрашивая, чтобы она разрешила ему вернуться. Оказывается, не так просто на это решиться.
– …Полли, у тебя прекрасная елка! – Он приблизился к лохматому чудовищу, увешанному игрушками. Лучше уж смотреть на елку, чем в страдальческое лицо жены. – Право, не знаю, как тебе это удается. Год от года – все лучше и лучше. А эта – красивей всех.
– У меня много свободного времени. Я ведь не работаю, как другие женщины. И у меня нет…
Полли вовремя прикусила язык. Чуть было не сказала, что у нее нет мужа, а дочь живет своей жизнью. Не на кого готовить, стирать, убирать… Но психоаналитик однажды сказал ей, что Александер не из тех, кого можно растрогать жалобами. И Полли с этим согласилась. Она улыбнулась – широко, но не слишком весело, затем, не зная, куда девать глаза, уставилась в чашку, словно хотела прочесть свою судьбу по кофейной гуще, и наконец сделала то, на что и во время их семейной жизни решалась нечасто, – взглянула Александеру в лицо.
– Александер, не надо со мной играть. Ты же знаешь, ради тебя я готова мир перевернуть. Я не могу тебя ненавидеть. Я тебя люблю. Всегда любила и всегда буду любить. А теперь скажи, зачем ты пришел.
Александер прикрыл глаза тяжелыми веками, чтобы Полли не заметила сверкнувшего в них циничного удовлетворения. Бедняжка Полли! Знала бы она, в какие игры он играет! Но Полли никогда не поймет его целей. И притворяться она не умеет. Чтобы безукоризненно сыграть свою роль, она должна верить в его искренность. Александер поднял глаза: в них не отражалось ничего, кроме любви и преданности. Такой язык Полли поймет.
– Хорошо, Полли. Не буду тянуть и мучить тебя. – Он засунул руки в карманы и ровно в три больших шага очутился возле нее. – Я пришел сказать тебе, что не хочу развода. Я знаю, что поступил с тобой жестоко. Знаю, что ты винишь в этом себя, но это неправда. Ты ни в чем не виновата и не заслужила такого обращения.
Александер отвернулся, словно стыдясь той боли, которую ей причинил. На самом-то деле он уже лет пятнадцать вовсе не думал о чувствах жены. Он подошел к камину; там висели чулки, приготовленные для Санта-Клауса. Александер нежно погладил чулок. Хороший жест, подумал он. Надо запомнить.
– Знаешь, это приходит с возрастом. Чувствуешь, что жизнь твоя перевалила за половину, и в голову закрадывается мысль: что, если не все еще потеряно? Что, если расправить крылья и начать заново – да так, чтоб никто не путался под ногами? А потом приходит отрезвление…
Александер повернулся к елке, словно пытался разглядеть в лабиринте пушистых ветвей свой путь домой. На самом деле он смотрел на свое отражение в золотистом шаре. Отличное лицо. Полная искренность. Александер вздохнул. Все слишком просто – даже неинтересно.
– Думаю, все мужчины через это проходят.
Александер покачал головой и невесело рассмеялся. Уголком глаза он заметил, что Полли сидит, насупившись, повесив голову. Настало время решающего удара. Он склонился над ней и прошептал то, что она так хотела услышать:
– Я знаю, мне нет прощения. Если бы я мог вернуть время назад… – Он тоже опустил голову – гордый человек, признающий свою ошибку. – Прости меня, Полли. Мне так совестно… так жаль…
Наступило молчание – только в углу старомодный проигрыватель терзал «Колокольный звон». Наконец иголка соскочила с бороздки. Полли встала, выключила проигрыватель, выпавший из жизни, как и его хозяйка, и вернулась к мужу.
Она подошла совсем близко и заглянула ему в лицо. Но поняла, что совершила ошибку: ее победа – его поражение, и не стоит усугублять его муки. Ему поможет только доброта. Доброта и терпение. Ему есть чего стыдиться, но она никогда ничего не поставит ему в укор. Полли Грант лучше своего мужа – добрее, благороднее; значит, он без нее пропадет. Всю его вину, и боль, и стыд она примет на себя. Полли Грант думала о том, сколько ей пришлось вынести, и сердце ее радостно билось. Она живет ради него. Ради него она готова страдать.
– Не мучай себя, Александер, – произнесла она – в голосе ее звучали слезы. – Теперь ты дома. Я никуда больше никогда тебя не отпущу…
Александер бросился перед ней на колени и зарылся лицом в ее ладони. Пошлый жест, но для нее сойдет. Полли почувствовала, как он дрожит, и сама вздрогнула и гордо подняла подбородок, радуясь, что мужа до сих пор волнует ее прикосновение.
– Возвращайся домой, – произнесла она. – Возвращайся домой. Мы забудем обо всем…
– Но столько изменилось, Полли! Я стал сенатором. Мне придется уезжать надолго. Ты не представляешь, как тяжело… как одиноко…
– Александер! – Полли подняла голову мужа и пристально взглянула ему в глаза: – Ты хочешь вернуться, потому что тоскуешь обо мне – или…
Вздох вырвался из груди Александера – вздох облегчения. Он прижал руки к груди и, глядя ей в глаза, ответил со всей искренностью, на какую был способен:
– Клянусь, Полли, я вернулся, потому что ты нужна мне. Ты не представляешь, как ты мне нужна…
– Не выключай мотор. Я вернусь через минуту.
– Поторопись, Сэм! Через десять минут мы должны быть у мамы, а я не хочу опаздывать.
Девушка откинулась на сиденье, переключила коробку скоростей на нейтральную передачу и на полную громкость врубила магнитофон. Сэм уже пересек стоянку и подбежал к стеклянным дверям здания 1800 по Восточной Парковой. Внутри, за столом он увидел полусонного толстяка-охранника. Сэм постучал и, состроив несчастную физиономию, ждал, пока вахтер откроет дверь.
– Извините, не хотелось бы вас беспокоить, – быстро заговорил он, – дело в том, что я забыл у себя на столе рождественский подарок. Я быстренько за ним забегу и вернусь.
– В каком офисе? – подозрительно поинтересовался охранник. По его разумению, ни один добропорядочный гражданин не стал бы ломиться в казенное место в такой вечер.
– Агентство Грина. Четырнадцатый этаж. Ну пожалуйста, старик, будь другом…
– Ключ есть? Сам я с тобой наверх не пойду. Я должен дежурить у дверей.
– Есть, есть ключ, сейчас вернусь, – заторопился Сэм, поспешно расписался в вахтенном журнале и бросился к лифту.
– Сколько народу дурью мается, один я при деле, – проворчал ему вслед грозный страж.
Сэм нажал кнопку и топнул ногой, словно надеялся, что лифт, испугавшись, приедет быстрее. Его подружка, наверно, уже рвет и мечет. Она терпеть не может ждать – ни минуты. Ничего, увидев эту цепочку, сразу забудет о ссоре. Нет, надо же быть таким болваном – оставить подарок в кабинете!
Пять минут спустя Сэм уже стоял в полутемном кабинете. Слава Богу, крошечная серебряная шкатулочка была на месте. Сэм уже вышел в коридор – но тут какая-то неведомая сила потянула его к кабинету Дейни. Там лежали материалы, готовые для презентации. Ни одной своей работой он так не гордился, как этой. И подумать только, что его на презентацию не возьмут… Нет, он должен взглянуть еще раз…
Несколько секунд спустя Сэм забыл и о презентации, и о гордости творца, и о девушке, ждущей в машине. Дрожащими от волнения руками он набирал номер Руди.
Дейни накинула, не застегивая, рубашку Блейка и проходила так весь день. За окном клубился туман, в природе царила промозглая сырость: но Дейни не было холодно, ведь она провела Рождество на кухне и в спальне. И сейчас, пока Блейк мылся под душем, она сидела на кухне, с вожделением поглядывая на рождественский ужин. Надо бы подождать Блейка, но очень уж хочется попробовать! Она сунула палец в компот и облизала, затем съела веточку сельдерея и совсем было собралась выяснить, хорошо ли прожарились цыплячьи грудки… когда зазвонил телефон.
Дейни не обращала внимания на звонок: она как раз вынимала из духовки цыплят, украшенных паприкой. На четвертом звонке заработал автоответчик.
– Вы дозвонились Блейку Синклеру, – заговорил магнитофон голосом Блейка, – потрясающему любовнику, сказочному работнику, мужчине среди мужчин…
Дейни улыбнулась. Но в следующую минуту улыбка ее погасла, и она со всех ног бросилась к телефону, молясь об одном: чтобы Блейк еще несколько минут не выключал душ. До нее донесся голос, который она совсем не ожидала здесь услышать.
– Дейни, это Руди. У нас неприятности с презентацией «Апач»…
Мысленно желая Руди провалиться сквозь землю, Дейни схватила трубку.
– Боже мой, Руди! Откуда ты узнал этот номер? Ты соображаешь, что делаешь?..
– Заткнись, Дейни, и прекрати читать мне мораль. По крайней мере, сначала поздоровайся. Дело серьезное. Пропали три документа из папки презентации.
– Не смеши меня, – сердито перебила его Дейни. – Я собрала их все в папку, папку положила на стол в своем кабинете и ушла.
– Как бы там ни было, их нет. Если только Сэм не ослеп. Пропал образец рекламного плаката и две диаграммы.
– Что за чушь, Руди! Не могли же бумаги взять и уйти! Если не… – Дейни запнулась. Ее поразила ужасная мысль. – Руди, ты не думаешь, что это Лора? Может быть, она хочет сорвать презентацию?
– Господи помилуй, Дейни, зачем ей?
– Не знаю, но, по-моему, она может…
– Да брось! – оборвал ее Руди, хотя отнюдь не был так уверен в Лоре. В конце концов, именно Лора с самого начала была против презентации… Черт бы ее побрал! Что важнее: защитить Лору или выяснить, что случилось с бумагами? – Господи! Да нет, не может быть! У нее нет никаких причин…
– Черт! – Дейни закусила губу, уставившись на дверь ванной. Вот-вот смолкнет шум воды… Мысли ее лихорадочно метались. – Ладно, ладно, – быстро заговорила она. – Извини. Но не могли же они просто взять и уйти! Я хочу знать, куда они делись! И выясню это, как только вернусь!
– Гениально, Шерлок, – фыркнул Руди. – И что же нам теперь делать?
– Во-первых, не паниковать! Никакой паники. Никаких истерик. Прежде всего – обыскать весь офис. И если вы их куда-нибудь засунули… – злобно прошипела Дейни.
– Сэм все обыскал, – немедленно ответил Руди. – Из-за этого с девушкой поссорился…
– Ясно. – Дейни машинально прикусила ноготь – в минуты волнения к ней возвращалась детская привычка. – Значит, так. У всех бумаг есть копии. Часть – у Сэма, часть, отпечатанная на машинке, – у Сирины.
– А плакат…
– Знаю. Это уже хуже. Все закрыто, до цветных принтеров не доберешься. Но у меня есть идея. Я знаю, где взять принтер. А вы приготовьте к моему возвращению все остальное… Господи! Просто поверить не могу!
– Не ты одна, – буркнул Руди.
– Знаю, – хриплым шепотом ответила Дейни. Она поплотнее закуталась в рубашку и упала в кресло. Ну почему, тоскливо думала она, почему у нее все не как у людей? Уже полгода, чтобы она ни делала – ничего не выходит. Теперь-то, казалось ей, все наладилось – нет, опять! Дейни глубоко вздохнула, стараясь успокоиться. – Слушай внимательно, у нас мало времени, Блейк сейчас выйдет из ванной. Главное – восстанови диаграммы, а с плакатом я что-нибудь придумаю. У нас еще шесть дней. Копии пришлешь мне по факсу. Я позвоню завтра откуда-нибудь, и мы все обсудим.
– Ладно, – проворчал Руди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40