– Что ты… – Блейк оцепенел от такой наглости. Даже для Дейни это слишком!
– Не позволю, – повторила Дейни. Она запахнула просторный халат и откинула со лба высохшие волосы. Глаза ее горели благородным негодованием. – И вот что я тебе скажу, Блейк Синклер. Как, по-твоему, я могла выйти и все объяснить? Когда вы пришли, я принимала горячую ванну, потому что перед этим несколько часов проторчала на этом собачьем холоде у твоего крыльца и продрогла до костей. Я могла подцепить воспаление легких! Поэтому, открыв наконец дверь, я первым делом бросилась в ванную.
Дейни тряхнула головой, словно чистые волосы могли подтвердить ее правоту. Блейк отвернулся, но, и не видя Дейни, он чувствовал нежный запах мыла и шампуня. Он любил ее; он хотел ее убить. Только слушать не хотел, но, похоже, у него не было выбора.
– Я же не знала, что ты придешь не один. Может быть, я и была опрометчива: не подумала, что такое возможно. Но когда передо мной встал выбор: выйти и поставить вас обоих в неловкое положение или просидеть несколько часов в ванной, я выбрала второе. Я вовсе не хотела подводить тебя или, тем более, обижать эту твою крошку.
– Она не «моя крошка». Она прекрасная, честная, душевно чистая женщина – чего я не могу сказать о тебе. Чтобы загладить свою вину перед ней, мне придется завтра скупить целый цветочный магазин, да и то, боюсь, не простит. Дейни! Дейни… – Руки Блейка невольно потянулись к ней, и он замолк. Затем поднял глаза, словно взывая к небесам. – Дейни, спаси меня от себя самой. Ты так меня любишь, что не можешь со мной жить. Ты воруешь у меня деловую информацию. Когда я занимаюсь любовью с другой, ты сидишь у меня в ванной. Ты стараешься обыграть меня на каждом шагу. Ты уходишь тогда, когда больше всего нужна мне, а потом обижаешься, что я тебе не рад. Дейни, объясни же мне, что ты за человек!
Плечи Блейка беспомощно поникли. Исчез огонек в глазах, опали мощные мускулы. Он сломался. И сломала его эта сидящая на кровати женщина с белокурыми волосами и большими невинными глазами.
Он шагнул вперед и тяжело опустился рядом с ней. Дейни поняла, что победа за ней. Она обняла его за плечи и прижалась лицом к его спине; и Блейк ей не противился.
– Я пришла извиниться за «Апач», – прошептала она, целуя его во впадинку за ухом. – Я не знала, что для тебя это так важно. – Блейк попытался оттолкнуть ее, но Дейни только крепче сжала объятия. – Хорошо. Буду честной до конца. Я понимала, что для тебя это очень важно. Но мне так понравилась эта мысль, а когда я поняла, что поступаю нечестно, было уже поздно. Блейк, ты же всегда принимал меня такой, какая я есть. Ты никогда не сердился на меня за маленькие хитрости. Тебе это даже нравилось, помнишь?
– Но ты никогда не хитрила со мной, Дейни. Никогда не играла против меня.
– Знаю, – признала она, целуя его в шею. – Прости меня. Когда я поняла, что делаю, было уже поздно. Я не могла выйти из игры. – Дейни терпеть не могла признавать свои ошибки. Вот и сейчас, едва коснувшись этой неприятной темы, она поспешно перешла к следующему пункту. – Но теперь все будет по-другому. Я изменилась. Я стала именно той, с кем ты хочешь провести всю жизнь. Я не хочу больше соперничать – ни с тобой и ни с кем другим. Боже, Блейк, у меня словно открылись глаза. Как ужасна была моя жизнь! Я поняла, что сама виновата во всех своих несчастьях. Я своими руками разрушила и свою карьеру, и наш брак. Все эти годы я мучила тебя и мучилась сама, а зачем? Ты мне нужен, Блейк. Я хочу быть с тобой, работать с тобой вместе. Только так мы станем счастливы.
– Не знаю, Дейни. Не знаю, хватит ли у меня сил, чтобы снова начать сначала.
Блейк со вздохом опустил голову. Дейни откинула вперед его черные волосы и начала ласкать его спину и шею. Блейк напряг мускулы, чтобы сбросить с себя ее руки, но хваленая сила его оставила.
– Конечно, хватит, – тихо сказала она, стараясь, чтобы он не заметил в ее голосе торжества. – Подумай, Блейк. Жить вместе, работать вместе, любить друг друга… Сколько лет мы потеряли – и все по моей вине. Но, Блейк, я умею учиться на своих ошибках. Я прошу у тебя прощения за все, что сделала. И я искуплю свою вину. Прямо сейчас. Я принесла тебе подарок.
Дейни распахнула халат и прижалась к Блейку обнаженной грудью. Он словно окаменел – даже перестал дышать. Дейни поняла, что им овладело желание. Но одной страсти ей было мало: она хотела, чтобы Блейк выслушал до конца.
– Хочешь знать какой? – спросила она, гладя его по плечам и моля Бога, чтобы Блейк дал ей еще несколько минут. Тогда она сумеет убедить его в своей искренности.
– А потом ты уйдешь? – Голос Блейка звучал тускло и безжизненно.
– Если хочешь. – Дейни прикрыла глаза и мысленно поблагодарила Бога. – Любовь моя, я принесла тебе эксклюзивный контракт с «Эшли Косметикс». Ты можешь делать с ним все, что хочешь.
Глава 20
– Думаю, миссис Грант, вам пришлось нелегко. Едва вы успели вкусить независимости, как ваша жизнь вновь перевернулась вверх дном.
– Напротив. Воссоединившись с мужем, я словно начала новую жизнь. Я глубоко предана Александеру Гранту не только как мужу, но и как кандидату, наиболее достойному служить народу и стране в сенате. Он – цельный и искренний человек, честь для него превыше всего. Взгляните ему в лицо, в глаза – и вы увидите, как он предан делу. Нам нужны люди, которые думают, прежде чем говорить, которые видят все достоинства и недостатки каждого своего решения. Такие люди, как Александер Грант…
– Что ж, миссис Грант, я вижу, что вы очень преданы мужу, но, боюсь, наше время истекает… Вы смотрите ток-шоу…
Ведущий повернулся к камере, грянула музыка, прервав страстную речь Полли в поддержку мужа. Полли выключила телевизор и задумалась.
Относя чайную чашку на кухню, она думала, что хорошо ответила этому журналисту. Он-то думал, она станет оплакивать утраченную свободу, а она… Александеру понравится, когда он увидит. Если увидит.
Полли вымыла чашку и поставила ее в буфет. Странно, почему она совершенно не чувствует себя счастливой? Наверно, все из-за дочери. Моника говорит об отце ужасные вещи. Что ему вовсе не нужна семья. Что все это, как она говорит, «предвыборный спектакль». Ну, тут уж Полли попросила ее замолчать. Конечно, дочке уже восемнадцать, но все-таки Александер ее отец, а дети должны уважать родителей.
Полли вернулась в комнату и начала читать сценарий предвыборного ролика, но неприятные мысли не давали ей сосредоточиться. А вдруг Моника права? Может быть, у Полли и вправду нет настоящей семьи? В семье муж и жена разговаривают друг с другом, спрашивают, как прошел день, делятся всеми своими радостями и заботами. А она все время одна. Даже Моника не хочет ее слушать. Ей не с кем посоветоваться… А впрочем, зачем просить совета? Почему бы не расправить крылья и не принять решение самой?
Полли села на кушетку и начала читать сценарий, делая пометки. В конце концов, она – жена сенатора. Ей не нужны чужие советы и указания… или все-таки нужны?
Неужели она чего-то стоит? Неужели кому-то нужна? Александер говорит, что да.
Эрик устало брел по длинным коридорам. Сгущались сумерки. Кое-где горел свет, но в большинстве помещений сената было темно.
Эрик был на ногах с шести утра. Обед подкрепил его силы и помог дожить до четырех; в пять Эрик снова начал клевать носом. Он уже собирался прилечь на кушетке в офисе, как вдруг произошел один неприятный сюрприз. И теперь Эрик спешил на заседание подкомитета, чтобы перехватить Александера и предупредить его.
Эрик проскользнул в кабинет, присел на свободное место рядом с Александером и прошептал что-то ему на ухо. Александер вздрогнул, но тут же овладел собой.
– Приду, как только смогу. Позвони сенатору Джибсону. Скажи, что сегодня не смогу прийти на коктейль. Еще позвони Эллисон и предупреди, чтобы сегодня не приходила. Сегодня голосование. Думаю, результаты известны заранее.
– Должен вам сказать… – начал Эрик. Он знал, что Александер, чтобы исполнить обещание, данное Льюеллену, должен проголосовать против закона об экспорте.
Александер улыбнулся.
– Иди и делай то, что я сказал. Возвращайся, как только сможешь. Думаю, ты еще успеешь на голосование. И не беспокойся, Эрик.
– Хорошо. Вернусь через несколько минут.
Эрик вышел и исчез в переплетении коридоров. Через пятнадцать минут, сгорая от волнения и любопытства, он вновь проскользнул в зал.
Скучающие сенаторы один за другим отдавали голоса «за» или «против». Трое республиканцев проголосовали против ограничения экспорта и любых дальнейших мер по борьбе с наркобизнесом. Сенатор Бассет, довольный и уверенный в себе, отдал голос за передачу проекта закона в комитет и дальнейшую разработку. Вместе с ним проголосовали сенаторы-демократы Смитсон и Карлтон. Все взгляды обратились на младшего из сенаторов, Гранта. Эрик впился в него глазами. Сенатор Бассет побагровел.
Александер бросил взгляд на Эрика; тонкие губы его изогнулись в едва заметной улыбке.
– Джентльмены, я проголосую так же, как и мои уважаемые коллеги. Я хочу, чтобы проект закона был передан в комитет, прошел дальнейшую разработку и вступил в действие.
Эрик схватился за сердце. Едва держась на ногах, поднялся и вместе с Александером вышел из офиса. Что же наделал сенатор Александер Грант? Что теперь будет? Он продал душу черту и решил его перехитрить. В Калифорнии его ждет химический ад и жирный дьявол, окутанный клубами сигарного дыма.
– Милая! Какой сюрприз!
Александер стремительно вошел в офис и заключил Полли в объятия. Эрик тактично остался у дверей. Александер его удивил: не зная его, Эрик мог бы подумать, что сенатор искренне рад видеть жену.
– Александер! – прошептала Полли: ее смущало присутствие Эрика. – Я так рада, что ты не сердишься!
– Сержусь? Что ты! Я просто не ожидал. Я столько месяцев томился на заседаниях, что успел забыть, как красива моя любимая женушка. Тебя встретил Эрик?
Полли заглянула мужу через плечо.
– Да, он был так добр, что напоил меня кофе.
– Кофе? Мог бы дать тебе чего-нибудь посущественней. Готов поспорить, у тебя весь день ни крошки не было во рту. Я знаю тут неподалеку отличный ресторанчик – лучшая еда в Вашингтоне. Пойдем туда и отпразднуем твой приезд, а потом я покажу тебе свою квартирку.
– Да я не так уж хочу есть… – начала Полли. Она была счастлива оттого, что Александер не сердится. И еще оттого, что он работает, как ей и говорил.
– Ну пожалуйста, – мягко настаивал Александер. – Ко мне приехала жена, и я хочу отметить это событие. Ты, наверно, хочешь умыться с дороги. Ванная комната внизу, с той стороны прихожей. Я сделаю несколько звонков, и мы пойдем.
И Полли отправилась в ванную. Душа ее пела от счастья. Моника ошибается: Александер ее любит. Он так обрадовался, когда ее увидел! Он просто забыл позвонить ей и пригласить сюда. Неудивительно: ведь у него столько дел! Но на самом деле он добрый, нежный и любящий. Больше Полли в этом не сомневалась.
Александер и Эрик молча провожали Полли взглядами. Как только она скрылась, улыбки их погасли. Александер взял Эрика за руку; глаза его сделались стальными.
– У тебя есть ключ от моей квартиры?
Эрик кивнул.
– Отлично. Отправляйся туда немедленно. Эллисон оставила халат в ванной и кое-какие вещи в спальне, в третьем ящике гардероба. Убери розовый шампунь, лишнюю бритву и зубную щетку. Я приведу Полли домой в десять. До десяти все должно быть готово.
– Будет сделано. – Эрик снял с вешалки плащ и уже направился к лифту, как вдруг вспомнил, что так и не задал Александеру «вопроса дня».
– Александер!
– Да?
– Вы проголосовали за закон об ограничении?
– Совершенно верно, – с улыбкой ответил Александер.
– Хозяин «Рэдисон» будет недоволен, – заметил Эрик. Ему было не по себе. Он терпеть не мог чувствовать себя виноватым – особенно когда сам ни в чем виноват не был.
– Не припомню, Эрик, чтобы я просил тебя заботиться о хозяине «Рэдисон».
Несколько долгих секунд они смотрели друг другу в глаза. Наконец Эрик повернулся и почти бегом бросился к лифту. У Александера Гранта короткая память, думал он. Ничего, когда-нибудь он пожалеет, что так легко отказался от Эрика. Настанет день, когда он приползет к нему и будет умолять о помощи. Тогда-то Эрик на него посмотрит! Нет, он, конечно, поможет; но не забудет сказать при этом: «Я же вам говорил…»
– Что ты, Александер, здесь очень мило! Такая прелестная квартира! – восторженно восклицала Полли, осматривая квартиру Александера с двумя спальнями, которую он только что назвал «своим вашингтонским домом».
– Рад, что тебе нравится. Но, по-моему, здесь тесновато. И вообще, совсем не то, к чему мы с тобой привыкли.
– Но, Александер, разве наш дом не везде, где мы вместе? – напомнила Полли. – Разве не для этого мы помирились?
Александер хотел снять пальто, но Полли, зайдя к нему за спину, стянула пальто быстрее, чем сенатор успел возразить.
– Полли, я могу раздеться и без няньки, – проворчал он.
Он бросил пальто на софу и направился на кухню, просторную, словно рассчитанную на целую семью, но в то же время идеальную и для романтического ужина вдвоем. Сзади послышались неуверенные шажки Полли. Александер понял, что она больно задета его резкостью, но отвечать на удар не собирается – предпочитает вздыхать, хныкать и изображать из себя мученицу.
– Ты не рад, что я приехала. Ты на меня сердишься. – Полли еле слышно прошептала эти слова – беззвучный крик боли и одиночества. Александер возвел глаза к небу, затем обернулся и крепко обнял жену.
– Я не сержусь, – ответил он так ласково, как только мог. – Вовсе нет, Полли. Я просто устал. И не люблю сюрпризов. Помнишь, как я терпеть не мог Рождество?
– Да, я никогда тебя не понимала, – растерянно прошептала Полли.
– Ну, впрочем, это крайний пример. Думаю, дело в том, что я очень методичный человек. Я не люблю неожиданностей: боюсь оказаться не готовым и кого-нибудь разочаровать.
Александер лгал. Он не любил сюрпризов, потому что слишком часто разочаровывался сам. Лучше обойтись без подарков вообще, чем получить кукиш в яркой обертке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40