Он был уже пьян и не мог соображать. Но понимал, что, если пойдет против Вильгельма, Джудит будет для него навсегда потеряна. Только верность Вильгельму дает ему шанс, да и то мизерный.Он знал, что все любят его за хороший характер и способность посмеяться над собой. Он редко злился, был терпелив даже с надоедливыми детьми, злыми собаками и выжившими из ума стариками. Но сегодня, когда он прислушивался к пьяным разговорам, ему было не до смеха.– Я привез тебе подарок, – сказал Уолтеф.Симон увидел, как он достает из-под плаща трость. Очень красивую, резную, из ясеневого дерева. Они сидели на скамейке во дворе главного особняка в Фекаме, где шли приготовления короля Вильгельма к отплытию в Англию.Симон сразу возненавидел трость, но заставил себя улыбнуться.– Очень красивая, большое спасибо, милорд. – Вполне подойдет для старухи, но не десятилетнему мальчику, которому хотелось бежать через двор с легкостью молодого оленя.Каждый раз, когда он наступал на больную ногу, ее пронзала резкая боль. Кость неплохо срослась, если вспомнить о том, насколько серьезным был перелом, но нога осталась искривленной. Теперь он не шагал бездумно, а с трудом передвигался, припадая на больную ногу.Уолтеф хмуро наблюдал за ним.– Ты должен ходить каждый день, – наставлял он. – Все больше и больше. Только тогда сможешь окрепнуть.– Больно, – пожаловался Симон, не в силах скрыть своей тоски.– Знаю.– Но не чувствуете, – огрызнулся Симон. Он сжал трость в руке. Подавляя желание забросить ее куда подальше, он продолжал хромать по двору.– Верно, но я вижу, – возразил Уолтеф, идя рядом с ним. – Если не будешь бороться, парень, пропадешь.Симон промолчал, только сердито сжал губы.– Никогда не думал, что тебе недостает мужества, – посетовал Уолтеф. – Но пользы от мужества будет мало, если ты не перестанешь себя жалеть.Симон уже хотел остановиться, но Уолтеф заставил его дойти до середины двора.– Намного лучше. – Он хлопнул Симона по плечу, отчего тот едва не упал. – Весной ты будешь ходить в три раза быстрее и ездить верхом. Можешь мне поверить. Я не пытаюсь утешить инвалида, во всяком случае, я на это надеюсь.Симон сжал зубы. Слова Уолтефа задели его гордость. Пусть он умрет от боли, но никто не посмеет обвинить его в жалости к самому себе. Опираясь на здоровую ногу, он доковылял до скамейки. Уолтеф шел за ним. Здесь к ним подошел Ральф де Гал. Он был возбужден – так бывало всегда, когда у него имелись сплетни про запас.– Ты делаешь успехи, – сказал он, кивнув Симону. Симон мрачно кивнул в ответ. Он знал, что многим не нравился Ральф де Гал. Считали, что ему нельзя доверять. Но нормандцы часто не любили бретонцев. Симону Ральф нравился, он был остроумным и часто разговаривал с ним без покровительственной нотки в голосе. Кроме того, он был другом Уолтефа, что для Симона было очень важно.– Есть новости из Англии, – сообщил де Гал.– В самом деле? – настороженно спросил Уолтеф.– Беспорядки растут. В Эксетере восстание, на западе гоже. Мы отплываем завтра с приливом. Тебе не мешает наточить свой топор. – Взъерошив волосы Симону, он удалился.Уолтеф долго стоял, вглядываясь в туман, – туда, где находилась гавань.– Какая она – Англия? – спросил Симон.Хотя Уолтеф и улыбнулся, глаза его остались грустными.– Не уверен, что и сам это знаю, – сказал он и двинулся к дому. – Изменилась раз и навсегда. Никогда теперь не будет так, как было, как бы мы этого ни хотели.Симон, хромавший рядом, морщась от резкой боли, точно знал, что он имеет в виду.Джудит перекрестилась, поднялась с колен и, потупив взор и скромно сложив перед собой руки, вышла из церкви. Сибилла шла немного сзади.Краем глаза Джудит увидела, что Уолтеф тоже поднялся, перекрестился и пошел за ней следом.Она редко видела его после той встречи на лестнице. Вечно все подозревавшая мать не выпускала ее из дому. Обменяться несколькими словами они могли только в церкви и большом зале на глазах у многочисленных свидетелей. Он так и не обратился к ее дяде за разрешением взять ее в жены или хотя бы ухаживать за ней. Она бы знала. Возможно, ему не хватает смелости или силы воли, чтобы что-то предпринять. Возможно, у него и не было серьезного намерения, только пустые слова.Она искоса взглянула на него, понимая, что не должна с ним разговаривать.– Значит, вы будете сопровождать моего дядю?– У меня нет выбора, миледи, – ответил он. – Пока он меня не освободит, я должен следовать за ним повсюду.– И вы поможете ему подавить восстание ваших соотечественников? – с вызовом спросила она.– Я буду действовать так, как подскажет мне совесть, – уклончиво ответил он.– Если вы не союзник моего дяди, значит, вы его враг. Среднего пути нет.– Я предпочитаю дружить, а не враждовать, – тихо возразил Уолтеф.– В самом деле? – Будучи девушкой решительной, Джудит была нетерпелива. – Если вы не видите того, что находится перед вами, вы все равно что слепы.– Вы предлагаете мне спотыкаться в тумане. – Он улыбнулся.– Глупо быть таким легкомысленным. Мой дядя может помочь вам осуществить ваши планы, он же может сбросить вас в пропасть. Но путь вы должны выбрать сами.Уолтеф откашлялся и наклонился ближе к ней.– Джудит, вы сердитесь, что я не спешу обратиться с просьбой к вашему дяде?Она сжала губы.– Почему я должна сердиться?– Потому что вы считаете, что я передумал.– Я вообще об этом не думаю – Это была ложь. Поразмыслив, она согласилась с точкой зрения матери. – Я хоть и невинна, но знаю, что словами мужчины часто движет похоть.– Но не в моем случае! – оскорбился он.– Разве? – Она презрительно качнула головой. – А что вы говорите своей темноволосой шлюхе в борделе, которая выполняет все ваши желания за деньги?Она думала, он начнет возмущаться и все отрицать, но, хотя цвет его лица стал почти таким же, как цвет волос, голос его звучал спокойно:– В последнее время ничего. Я не видел ее много месяцев. Более того: сейчас она с Эдвином.– Эдвином? – удивилась Джудит.– Я был с ней всего два или три раза, так что ей пришлось искать другого клиента.Джудит едва не засмеялась, представив себе выражение лица Агаты, если бы та слышала его слова.– Мне сказали, что она ваша постоянная любовница.Он поморщился.– Нет. Я пошел к ней из похоти, но потом мне стало противно – ведь это были не вы.Джудит резко втянула воздух. Она была оскорблена, но в то же время его слова взбудоражили ее.– Я не хотел вас оскорбить, – быстро сказал Уолтеф. Он попытался взять ее за руку. – Я не ходил к вашему дяде за разрешением, потому что ждал удобного момента.– Похоже, вы из тех мужчин, кто ждет вечно. – Она вырвала руку, потому что они уже совсем близко подошли к главному зданию.– Не в этом дело… – Он закусил губу. – Я боялся, что он мне откажет… и на этом все закончится.– Если вы не спросите, – презрительно заметила Джудит, – то так и не узнаете, и он отдаст меня тому, у кого хватит смелости попросить у него моей руки.Он вздрогнул, как будто она его ударила.– У меня много недостатков, миледи, но среди них нет трусости.Она видела, что обидела его, но не сумела найти слова примирения. Развернувшись, она скрылась в особняке.– Вы были с ним слишком суровы, миледи, – заметила Сибилла.Джудит резко повернулась к ней.– Когда я захочу узнать твое мнение, я спрошу, – отрезала она. – Ты говоришь, сурова? Да ты и знать не можешь, что значит сурово!– Он тоже, миледи, – пробормотала Сибилла, ничуть не напуганная яростью своей госпожи. – Он человек мягкий, а такие мужчины дороже золота. Вам следует быть с ним ласковее.– Попридержи язык, или я тебя выгоню. Это приказ.– Да, миледи, – произнесла Сибилла тоном, который ясно дал понять Джудит, что ее горничная думает по этому поводу.Джудит повернулась и быстро вошла в зал. Уолтеф беспокоил ее. Ей хотелось положить голову ему на грудь и послушать, как бьется его сердце, и в то же время дать ему от ворот поворот. Так и не решив, как лучше поступить, она пришла к выводу, что его следует забыть. С этой мыслью она почувствовала облегчение, но почему-то пополам с непонятным желанием разрыдаться. Глава 6 Эксетер, зима 1067/68 года Уолтеф протянул Осрику Фейрлоксу чашу с медовым напитком.– Выпей, это согреет твою кровь.Юноша нерешительно взял чашу. Он был еще слишком молод, и его безбородое лицо было гладким и румяным, как у подростка. В глазах светился страх, хотя он делал все, чтобы скрыть это. Нынешним утром его и еще одиннадцать заложников доставили в лагерь нормандцев. Жители Эксетера пообещали, что признают Вильгельма королем и прекратят сопротивление.– Вильгельм суров, но он хорошо относится к заложникам, – заверил его Уолтеф. – Ты не будешь ни в чем нуждаться.– Кроме свободы, – заметил Осрик, при этом краснея.Уолтеф кивнул.– Ты все правильно понял. Такая уж у всех нас участь. Но если город завтра сдастся, ты сможешь вернуться к своим родным.Молодой человек внимательно посмотрел на него.– Разве вы можете поехать домой, милорд?Уолтеф пожал плечами и признался:– Пока нет, но скоро, надеюсь, смогу.Вильгельм перед всем двором во время рождественского пира восстановил его в правах на титул графа Хантингдонского и Нортгемптонского и подтвердил его право на эти земли. Но свободы, чтобы вступить во владение, он не получил. Мало того: Вильгельм потребовал, чтобы он присоединился к его военной кампании на западе. То же самое произошло с Эдвином и Моркаром. Эдгара Ателинга оставили в Лондоне под охраной, но у него не было земель, где бы он мог искать поддержки, да и сам он был еще очень молод.– Вы знаете, что мать короля Гарольда и его сыновья в городе? – спросил Осрик.– Слышал. Если у них хватит сообразительности, они покинут город еще до утра, когда откроются ворота.– А если не откроются?Уолтеф покачал головой.– Лучше тебе не знать, парень. Я никогда еще не встречал человека, так уверенного в себе, как Вильгельм, и такого безжалостного.– Мой отец и старейшины говорят, что мы должны открыть ворота и не ждать, когда город сожгут, но другие намерены оказать сопротивление.– Даже сознавая опасность, ты согласился стать заложником? – удивился Уолтеф.Осрик опустил глаза.– У меня не было выбора. Я первенец, это мой долг.Уолтеф промолчал, не хотел пугать подростка. Оставалось только надеяться, что голос разума победит и утром городские ворота откроются.Утром вся армия нормандцев в боевой готовности выстроилась у ворот города. Вильгельм потребовал, чтобы жители передали город в его руки. На стене, освещенной лучами восходящего солнца, один из солдат, задрав тунику, показал зад. Вильгельм сжал зубы. Через стену полетели капустные кочерыжки, куски навоза и камни. Лошади шарахались и вставали на дыбы.– Ат, ат, ат! – раздался со стен боевой клич англичан, который в последний раз можно было слышать во время битвы при Гастингсе.Уолтеф вместе с Эдвином и Моркаром наблюдал за происходящим со стороны. Он знал, что произойдет что-то очень скверное.– Жаль, что один из лучников не достал его, пока была такая возможность, – тихо произнес Моркар.– Молчи, дурак, – пробормотал Эдвин оглядываясь.– Тут некому слышать, кроме сочувствующих. Верно, Уолтеф?– Верно, я от души сочувствую жителям Эксетера, – мрачно откликнулся Уолтеф.Он отъехал, чтобы не мешать дюжине нормандцев, которые пробирались сквозь ряды. Через некоторое время они вернулись, ведя за собой заложников.– Милостивый Боже, – прошептал Уолтеф, перекрестился и собрался последовать за ними.– Нет, милорд. – Один из солдат схватил Уолтефа за руку. – Вам туда нельзя.Это был Пико – тот самый, которого он поборол в свой первый день в Руане. По его лицу было видно, что он доволен происходящим.– Но вы можете наблюдать, – лениво добавил Пико. – И учиться.Король Вильгельм безучастно смотрел на кучку заложников. Затем решительно показал на Осрика.– Отведите его под стены и выколите ему глаза.Два рыцаря из королевского эскорта схватили подростка и поволокли его к стенам города. Осрик был бледен от страха, но, не зная французского, он не понимал, какая участь его ждет.Пико схватил лошадь Уолтефа под уздцы, но не мог заткнуть ему рот.– Нет, милорд, умоляю вас, ради Бога, остановите их!Вильгельм обернулся и смерил Уолтефа невозмутимым вглядом. В нем не было ни жалости, ни гнева, ни раздражения.– Зря стараетесь, сеньор Уолтеф. Благодарите, что я не приказал ослепить всех.Осрик закричал, как попавший в ловушку заяц. Со стен Эксетера раздались гневные вопли, снова полетели камни. Нормандцы вложили свои окровавленные ножи в ножны и пошли назад, оставив парнишку извиваться и стонать в покрасневшей от крови траве.В лагере нормандцев стоны Осрика слышались до темноты, становясь все слабее по мере потери крови. Уолтеф провел это время на коленях, молясь за душу мальчика. Никто не посмел прийти ему на помощь. Любое нарушение приказа Вильгельма – и еще один заложник будет ослеплен. Уолтеф продолжал повторять молитву снова и снова, надеясь, что Господь услышит его, но небеса безмолвствовали.Снова наступило утро, а жители Эксетера продолжали сопротивляться нормандцам. Под покровом темноты они унесли тело подростка, остался только кровавый след на граве.Вильгельм призвал Уолтефа и вместе с ним подъехал к крепостной стене. Там работали взрывники, подкладывая пороховые заряды под часть стены. Лучники не давали защитникам поднять голову.– Они не открыли ворота, сир, – произнес Уолтеф, намекая на вчерашнюю жестокость. Он недоумевал, зачем потребовался Вильгельму.– Они упрямы, – сказал Вильгельм. – Это потому, что с ними остатки семьи Годвинссона. Они бы так не храбрились, если бы должны были защищать только свою шкуру. – Он искоса взглянул на Уолтефа. – Считаете, что я слишком жесток, господин Уолтеф?– Я бы так не поступил, сир. Меня бы замучила совесть.Вильгельм презрительно фыркнул.– Король не может позволить себе иметь совесть, когда его власти угрожают. Я уничтожил одного человека, чтобы спасти многих. Если бы жители открыли ворота вчера вечером, они бы избежали беды.Уолтеф невольно вздрогнул, представив себе, что должно произойти.– Что вы сделаете, сир, когда разрушите стену?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49