Все замечательно, приятный магазин 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Густой дым закрыл наступающую армию, и внезапно приветственные крики сменились воплями. Нормандские командиры использовали кавалерию и хорошо вооруженных солдат, чтобы остановить наступающих.Неожиданно та часть армии, которой командовал Уолтеф, была атакована мощным отрядом кавалерии. Хакон вскрикнул и оказался под копытами лошадей, его горло пронзило острое копье, удар которого мгновенно убил его. Рыцарь с трудом выдернул копье и повернулся к ужаснувшемуся увиденным Уолтефу.Разум отказал ему, руководили им только инстинкты. Взмахнув топором, он перерубил направленное на него копье у самого основания. Рыцарь схватился за меч, но Уолтеф опередил его. Лошадь свалилась вместе с всадником, рядом упал прибежавший на помощь пехотинец. Уолтеф облизал губы и почувствовал соленый привкус крови. Именно для этого он так долго упражнялся. Теперь это его развлечение, и, когда он закончит, в городе Йорке не останется ни одного нормандца.Утренний туман пробивался сквозь листья леса белыми прядями, борясь с первыми лучами солнца. Симон ехал вдоль опушки, радуясь, что надел теплый плащ, потому что с утра было еще свежо. Король решил посвятить день охоте, и свита энергично к ней готовилась.Симона тоже охватил азарт. После стольких дней заточения из-за сломанной ноги и последующих мучений и попыток снова вернуться к своим обязанностям, он научился ценить такие дни. Они давали ему возможность испытать себя, научиться бороться с болью и выполнять ту же работу, что и другие, иногда даже больше. Ему приходилось держать левую ногу в стремени под углом, но он приспособился. И хотя ему никогда уже не стать лихим наездником, будучи хрупким и легким, он вполне сможет выполнять обязанности разведчика.Он опустил поводья и позволил лошади самой выбирать себе путь среди редких деревьев на опушке, пока не наткнулся на тропинку, ведущую к охотничьему домику. Скоро он сможет понадобиться Вильгельму.Две женщины с корзинками, полными грибов, шли, болтая, по тропинке. Симон очень любил пироги с грибами, которые пек повар Вильгельма, когда была такая возможность. Ему казалось, что ничего вкуснее на свете нет.Вспомнив английский язык, которому его обучал Уолтеф, он вежливо поздоровался с женщинами на их языке.Они испуганно взглянули на него, пробормотали ответное приветствие, опустив голову, и поспешили прочь.Симон расстроился, но вовсе не удивился. Англичане признали Вильгельма своим королем, но сделали это неохотно, потому что их заставили. Они покорились с ненавистью в глазах, и одно вежливое приветствие ничего не могло изменить.Он направил свою лошадь вслед за женщинами. За его спиной послышался топот копыт, и мимо промчался посыльный на взмыленной лошади. Он заорал на женщин, требуя освободить ему путь, они, взвизгнув, отпрыгнули. Одна корзинка отлетела в сторону, и столь усердно собранные грибы рассыпались. Женщина погрозила кулаком вслед всаднику и выругалась. Затем увидела Симона и понизила голос. Симон ничего не мог сделать. Если он спешится и поможет собрать рассыпанные грибы, сразу будет видно, что он хромой, и большой пользы от него не будет. Кроме того, посыльный так торопился, что наверняка вез очень важные новости, и Симону хотелось поскорее узнать, в чем дело.Он резко повернул лошадь и галопом поскакал вслед за посыльным. Он почти физически чувствовал горящие взгляды женщин на своей спине и знал, что они называют его нормандским ублюдком.Посыльный спешился у охотничьего домика и упал на колени перед Вильгельмом. Подъехав, Симон увидел, что брови короля сдвинулись, а лицо приобрело бурый оттенок. За три года при дворе Симон ни разу не видел Вильгельма в ярости. Верно, порой он гневался, но это всегда был холодный гнев, который он контролировал. Теперь же Вильгельм весь кипел, лицо его стало пурпурным.– Это правда, сир, – говорил запыхавшийся посыльный. Со лба его тек пот. – Север поднялся против вашей власти. Датчане высадились в Хамбере и пошли маршем на Йорк. Господин Малет умоляет вас поторопиться.– Весь север? – переспросил Вильгельм хриплым голосом.– Маерсвейн, Госпатрик, Эдгар Ателинг, – продолжал посыльный, – и Уолтеф Хантингдонский. Именно он повел их на Йорк, и его люди нанесли самый большой урон.Сердце Симона замерло. Он так надеялся навестить Уолтефа в его владениях. Он думал, что Уолтеф любит нормандцев, но оказалось, что он вроде тех двух женщин с грибами, служит, потому что вынужден, а на самом деле ненавидит их.Глаза Вильгельма сузились при упоминании имени Уолтефа.– Милостивый Боже! – прохрипел он. – Я покажу англичанам, кто их король, преподам им такой урок, что они раз и навсегда перестанут в этом сомневаться!Охоту отменили. Гончих загнали на псарню, но лошади остались оседланными.Симон помог нагружать повозки, которые должны были следовать обозом вслед за кавалерией. Симону никто не давал никаких поблажек, и он таскал и грузил вещи наравне со всеми. Затем он помог грумам запрячь лошадей в повозки и погрузить поклажу на пони. Брали самое необходимое – еду, постель и королевский шатер. Нога болела чудовищно, но он старался превозмочь боль. Если он остановится, тогда всякие мысли полезут в голову. Работа помогала ему справиться с гневом и огорчением.Когда он пытался взвалить на пони мешок овса и уже думал, что ноги подогнутся и он свалится, мешок подхватили сильные руки.– Муравьи работают сообща, – эти слова произнес отец. – Почему ты все хочешь сделать сам?– Я справлюсь, – возразил Симон, но ноги его дрожали.– Мы все тоже, но небольшая помощь не помешает. Я наблюдал за тобой со стороны, ты работал как раб, над которым свистит кнут. – Он достал флягу и протянул сыну. Вино было прекрасным, густым, крепким, такого Симон никогда не пробовал, только наливал в королевские кубки. Сразу стало легче.– Что случилось? – с тревогой спросил де Рюль, кладя руку на плечо сына.Симон покачал головой.– Ничего.Отец не сводил с него глаз.– Это сеньор Уолтеф, верно?Симон почувствовал, как начинает жечь глаза. Он отвернулся и стал возиться с пряжкой у седла пони.– Я думал, что, когда король Вильгельм отказал ему в руке леди Джудит, он может пойти против нас, но он ничего не сделал… Просто уехал и стал жить в своих владениях. Я понадеялся, что все будет в порядке… что я смогу поехать и навестить его…Де Рюль вздохнул.– Если бы не датчане, возможно, все действительно было бы в порядке, – сказал он. – Даже если бы король отдал ему леди Джудит, я не уверен, что он остался бы ему верен. Ведь он наполовину датчанин, и его отец похоронен в Йорке.Симон покачал головой.– Теперь он наш враг.– Да, – кивнул отец, – боюсь, что так. Глава 10 Это был самый короткий и самый темный день в году. Низкие облака и сильный дождь плотной пеленой покрыли землю, и утреннюю зарю и ночь разделяли мрачные сумерки.В комнате, соседней с покоями королевы, Джудит велела горничной подбросить угля в огонь. Дождь колотил в ставни. Казалось, что это не капли, а маленькие камешки. На севере, наверное, идет снег, подумала она. До них доходили отрывистые сведения о кровавых стычках между войсками Вильгельма и английскими и датскими бунтовщиками. Говорили, что земли к северу от городка под названием Стаффорд лежали в дымящихся руинах, что ее дядя расправлялся с восставшими огнем и мечом. Доходили слухи и об Уолтефе. О том, как он в одиночку убил почти сотню нормандцев у Йорка. Она знала, что он был обижен, но глубина и сила его ярости пугали ее. Возможно, это и хорошо, что она не стала его женой.Из-за закрытых дверей главных покоев послышался сгон матери. Затем раздался успокаивающий голос повитухи, потом плеск воды.– Уж слишком долгие роды. – Ее сестра Адела отошла от окна, где она якобы пряла шерсть, хотя на веретене было не более двух ярдов. – Королева Матильда родила принца Анри очень быстро, но мама мучается уже вдвое дольше.Джудит пожала плечами.– Что я могу знать, – коротко ответила она, потому что волновалась. Младенец, которого ее мать пыталась родить, был зачат, с определенным умыслом, во время торжеств по поводу коронации. Аделаида, верная своим супружеским обязанностям, вынуждена была согласиться и на сорок первом году жизни, при двух взрослых дочерях, снова оказалась на сносях. Беременность она переносила очень тяжело. Джудит и Адела ухаживали за ней вместе со служанками, растирали ее распухшие ноги и кормили с ложки.– Вдруг она умрет? – Нижняя губа Аделы задрожала. Джудит потерла руки. Несмотря на пылающий огонь и два платья, надетых одно на другое поверх белья, ей было холодно.– Да не умрет она, – резко возразила она. – Если бы ей было так плохо, повитуха уже послала бы за священником, а Сибилла бы вышла к нам. Не смей трястись!– Я не трясусь, – шмыгнула носом Адела. Ветер внезапно перестал завывать, и они услышали тонкий плач ребенка.Девушки замерли и повернулись на звук. Дверь распахнулась, и вышла Сибилла с засученными рукавами и таким раскрасневшимся лицом, будто сама рожала.– У вас братик, – сообщила она улыбаясь, – Прекрасный мальчик. – Она отодвинулась, чтобы они могли войти в комнату.Аделаида полулежала на высоких подушках на огромной кровати. Волосы, обычно заплетенные в косы, рассыпались по плечам. В нише стояла статуэтка святой Маргарет, покровительницы рожениц, по бокам горели две свечи. В руках Аделаида держала спеленутого младенца со сморщенным личиком и пучком золотистых волос.Аделаида взглянула на дочерей. Под ее глазами были темные круги, на губах запеклась кровь. Она кусала их, чтобы сдержать крик боли. Но глаза ее горели радостью, триумфом и любовью, которых она никогда не испытывала, рожая дочерей. Заметив этот взгляд, Джудит почувствовала ревнивое раздражение. Ей потребовалась вся ее сила воли, чтобы заставить себя подойти к кровати и взглянуть на новорожденного.– Как его назовут? – спросила она.– Стефан – так часто называют мальчиков в роду Юдо, – ответила Аделаида. – Вели открыть бочки с лучшим вином, и пусть все выпьют в честь его рождения. Поручаю это тебе. – Ее взгляд быстро пробежал по дочери и снова опустился на новое сокровище – ее сына.– Я все сделаю немедленно, мама, – пообещала она сдавленным голосом и быстро ушла из комнаты, пока ее не стошнило от запаха.Уолтеф сидел на походном табурете, слушая печальные крики чаек и пытаясь получше укутаться в свой плащ на медвежьем меху, но это было бесполезно. Холод шел изнутри и не имел никакого отношения к январской погоде. Пламя битвы уже не грело его. Столкновение было слишком яростным, слишком жестоким, а Уолтеф не умел поддерживать пламя после первоначальной вспышки.Йорк пал. Это был момент славы, хотя он сам мало что помнил о самой битве. Говорили, что он сражался как герой, как будто сам лорд Сивард воскрес, чтобы отомстить нормандцам, которые посмели нарушить его покой. Торкел сочинил песнь в честь Уолтефа, и все мужчины, женщины и дети в восторге бросились громить оборонительные сооружения нормандцев. Это была победа. Нормандских оккупантов выбили из города. Уолтеф был так уверен, так воспламенен энтузиазмом. Теперь остался только пепел, уносимый ветром.Он встал и вышел в стылое утро. Шел дождь, такой холодный, что казался снегом, все вокруг затянуло серой пеленой. Им не следовало разрушать замки в Йорке, подумал он. Это было ошибкой. Теперь, когда взбешенный Вильгельм ринулся на север, у них не было оборонительных укреплений.Союзники растеклись, как масло с горячего хлеба. Шотландцы и нортумбрианцы, вволю награбив, скрылись. Датчане вернулись на свои корабли, унося с собой все, что можно было унести, не проявив никакого желания остаться и сражаться.Токи, слуга Уолтефа, принес ему чашу с горячим медом, он с благодарностью взял и выпил. Остановить Вильгельма не представлялось возможным. Его хорошо организованные, решительные и мощные войска устремились на север, сметая все на своем пути. Уолтефу все еще было стыдно, что пришлось отступить, но выбора у него не было. Крепость была сожжена, армия по собственной инициативе превратилась в мародеров. Все, что с ними случилось, было их собственной виной.До них доходили ужасные рассказы о гневе Вильгельма. Целые деревни были уничтожены, скот истреблен, молодые мужчины казнены, чтобы никогда впредь север уже не смог поднять восстание. К Рождеству Вильгельм послал за своими регалиями и на руинах Йорка провозгласил свою власть над городом.Слишком поздно Уолтеф понял, какой действительной властью обладает человек, которому он дал клятву верности, а потом нарушил ее. Твердая решимость и талант вождя, которыми обладал Вильгельм, не шли ни в какое сравнение с тем, что могли противопоставить восставшие. Что значит личная смелость против огромной мощи дисциплинированных войск нормандцев?Из тумана появилась фигура – граф Госпатрик, владетель земель на границе с Шотландией. Они с Уолтефом отступали вместе и теперь не знали, что им дальше делать.– Мы можем двинуться по направлению к Честеру, – предложил Уолтеф.– Можем, – ответил Госпатрик без энтузиазма и потер покрасневшие глаза.– Возможно, на время зимы мы будем в безопасности. Мне говорили, что там крепкие стены и надежные воины. – Честер был по другую сторону Пеннинских гор. Переход через горы в январе не привлекал ни Уолтефа, ни Госпатрика, но это стоило обдумать. В данный момент они были не в состоянии противостоять Вильгельму, разве что им удастся собрать свою рассеявшуюся армию. А на это было столько же надежды, как и на прекращение дождя назавтра.Уолтеф понимал, что им нужен человек, который бы сказал им, что делать, дал бы им уверенность, которая вела их на Йорк. У него такого таланта не было, равно как и у Госпатрика.Их печальные размышления прервал приезд одного из разведчиков, который должен был осмотреть позицию нормандцев. Теперь он предстал перед Уолтефом и Госпатриком. За ним с белым флагом ехали Ришар де Рюль и его два сына – Симон и Гарнье.Уолтеф вскочил и вышел вперед. Сердце бешено колотилось в груди.– Милорд, я приветствую вас, – вскричал он и велел солдату взять у них лошадей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49


А-П

П-Я