Нет, он не жаловался, но после двух месяцев брака Матильда стала лучше понимать язык его тела. Это было нелегко – слишком он был скрытен. Он либо шутил, либо молчал. Он контролировал себя не хуже ее матери, только не было в нем ее холодности.Она уже знала, что больше всего он не любит долго оставаться в одном помещении. Он отказывался лежать в постели дольше, чем требовалось для того, чтобы выспаться или заняться с ней любовью. Она уже привыкла, что случиться это может где угодно – в конюшне, под деревом в лесу, в ее саду, не только в постели.Сегодня скверная погода загнала их под крышу, и oна настояла на том, чтобы натереть ему ногу мазью, изготовленной из трав, растущих в ее саду.– Я должен быть на стене, – возражал он.Матильда подобрала юбки и забралась на постель, при этом продемонстрировав ему часть бедра.– Зачем? – спросила она. – Там больше никого нет. Да, люди работают и в дождь, но не в такой ледяной. Один день ничего не изменит.Он нахмурился.– Но один день может превратиться в два, потом в три, четыре. Я пообещал королю, что потороплюсь превратить это место в крепость для защиты города. Я хотел бы сообщить ему, что за неделю многое успел.– Так и будет, но не следует надрываться, ты можешь заболеть, тогда вообще не о чем будет сообщать. – Сев на него верхом, она принялась растирать ему ногу. На ней образовался уродливый нарост как раз в месте перелома. Она знала, что нога мучает его сильнее, чем он говорит. К вечеру особо хлопотного дня она замечала напряжение в его лице, походка его становилась более неровной и тяжелой. Предложив отдохнуть, она слышала в ответ, что он не инвалид. Если же она продолжала настаивать, он замыкался в себе и не разговаривал с ней.Она сильными движениями втирала мазь ему в ногу. Комнату наполнил аромат трав. Она почувствовала, как он расслабился. Веки его отяжелели, но глаза не закрылись.Сильный порыв ветра ударил в ставни. Он просунул руку ей под юбку и стал нежно гладить ее бедро. Матильда вздрогнула, когда рука поднялась выше.– Боюсь, – лениво пробормотал он, – что, пытаясь облегчить мне боль, ты делаешь только хуже.– В самом деле?– Правда, значительно хуже. – Он положил ладони ей на ягодицы и приподнялся, одновременно задирая свою тунику. – Теперь затвердело в другом месте, и если ты мне не поможешь, я сойду с ума.Она обнаружила, что он уже огромен, тверд и в полной готовности. Он заполнил ее таким жаром и силой, что ей показалось, она сидит на раскаленной головне. Мать пришла бы в ужас, узнай она об их занятии любовью средь бела дня, когда любой мог войти, но Матильде это было безразлично. День был не из числа тех, в которые священники запрещают плотские утехи, а если она и согрешила, то покается позже.Какое-то время в комнате не было слышно ничего, кроме их тяжелого дыхания. Затем Матильда откинула волосы с лица и хихикнула.– Ну, спасла я тебя от сумасшествия? – спросила она.Он хмыкнул.– Нет, я совсем потерял разум. – Он ласково провел рукой по ее телу.– Думаю, этого недостаточно, чтобы лишить тебя разума, – улыбнулась Матильда. – Скорее мне грозит такая опасность.Когда они отдышались, Матильда сказала:– Только представь себе, если бы ты женился на моей матери. – Эта мысль посещала ее в неподходящие моменты – обычно такие, как этот. Джудит удалилась в свой монастырь, и они редко говорили о ней, но ее тень все еще витала в Нортгемптоне.Он пригладил ей волосы и поцеловал в ямочку на горле, все еще в розовых пятнах от любовного экстаза.– Я об этом не задумываюсь, – тихо произнес он, – потому что женился на тебе. Честно скажу, что, как только я увидел тебя в саду, я только и думал, как бы затащить тебя и постель. Такого желания твоя мать у меня не вызвала.– Но если бы она согласилась, ты бы женился?– Да, женился. Сомневаюсь, что мы сделали бы друг друга счастливыми. Наверняка мы вскоре стали бы жить отдельно.– А я сделала тебя счастливым? – Она играла с завязками его туники.– Разве я тебе это не доказал? – спросил он и снова поцеловал ее.Это был ответ, но не прямой. Но она боялась настаивать. А вдруг его к ней привязывает только ее молодое тело? Но она имеет достаточно. Не надо быть жадной и требовать большего. С другой стороны, ей всегда было трудно справиться со своим аппетитом.На следующий день дождь прекратился, и можно было продолжать работы на стенах и в крепости Нортгемптона. Матильда отправилась вместе с Симоном, чтобы посмотреть, как продвигается дело. На строительной площадке теснились хижины рабочих и навесы; промокшую от дождей землю засыпали соломой. Небо было серым, с севера дул пронзительный ветер. Матильда дышала на замерзшие пальцы и смотрела, как Симон разговаривает с рабочими. Он умел это делать, быстро во всем разбирался, отбросив церемонии, забыв про боль в ноге. Она содрогнулась, когда он полез на леса вслед за каменщиком. Неудивительно, что нога постоянно болит, он ее совсем не бережет. Более того, казалось, что он стремится доказать, что у него больше выдержки, чем у любого из его людей.Интересно, что бы сказал отец, если бы узнал, что в Нортгемптоне строится нормандская цитадель, окруженная крепостной стеной. За десять лет вдовства матери город вырос благодаря частым визитам ее высокородной семьи – это привлекало торговцев. Он был куда меньше, когда ее отец был жив. Теперь здесь вырос замок. Симон сказал, что король приказал его построить, потому что не чувствовал себя спокойно на троне и хотел, чтобы все верные ему люди имели возможность защищать свои земли. По крайней мере, подумала она, Симон заплатил тем двадцати четырем жителям, чьи дома были снесены, чтобы освободить место под застройку. Она просила его это сделать, когда он колебался. Она взывала к его совести, заигрывала с ним в постели, а он в конце концов сказал с усмешкой, что она зря старалась, поскольку он изначально собирался заплатить этим людям.Матильда позвала грума, который помог ей спешиться. Подобрав юбки, она отправилась бродить по грязи среди рабочих, одним глазом следя за своим мужем-смельчаком. Она наткнулась на группку жен каменщиков, стоящих вокруг костра, на огне которого кипел котел. От запаха готовящейся пищи в желудке у Матильды заурчало. Одна из женщин неуверенно предложила ей печенье и, казалось, удивилась и обрадовалась, когда Матильда с благодарностью взяла его.Сначала Матильду озадачило отношение женщины, но потом она сообразила, что до нынешнего времени ее мать была здесь высшей властью и никогда не соизволяла слезть с лошади, не говоря уже о том, чтобы присоединиться к женщинам, греющимся у костра. Матильда же обожала такие сборища. Все теплые чувства, которые ей довелось испытать в жизни, исходили от людей ниже по положению, чем ее экзальтированная мать, и ее инстинктивно тянуло к ним.– Строительство идет быстро, миледи, – рискнула подать голос одна из женщин, жена землекопа. Она говорила по-английски, но Матильда ее хорошо понимала, потому что унаследовала у отца его способности к языкам, и, хотя мать не одобряла, когда она говорила по-английски, Матильда понимала полезность знания этого языка.– Да, правда, – согласилась она, с удовольствием хрустя печеньем.– Ваша мать была справедливой госпожой, надо отдать ей должное, – заметила женщина, протягивая руки к огню, чтобы согреться. – Брала все ей положенное до последнего пенни, но мы могли рассчитывать на правый суд. – Она наклонила голову и взглянула на Матильду покрасневшими глазами. – Но любили мы вашего отца, да упокоит Господь его страдающую душу. – Она перекрестилась. – И раз вы его дочь, мы любим вас тоже.При упоминании об отце Матильда тоже перекрестилась. Теперь же она почувствовала, как на глаза набежали слезы.– Вы мой народ. Я сделаю для вас все, что смогу… И господин Симон тоже.Женщина поджала губы.– Он постарается для себя, – отважно произнесла она. – Но мы ценим, что рядом с ним женщина с английской кровью в жилах, которая может смягчить его. Некоторые говорят, что вы слишком для этого молоды, но вас хорошо воспитали, и вы рано взвалили на себя бремя забот.– А что еще люди говорят о моем муже, кроме того, что он заботится только о себе? – с некоторым вызовом спросила Матильда. Она была немного обижена.Женщина пожала плечами. Взяла железную кочергу и помешала угли.– Что он нормандец и один из соратников нового короля. Он как кот, и старики говорят, что, хотя он и мягко ступает, это не значит, что при нем все будет так же, как при старом хозяине.Матильда подумала, что они, возможно, правы, хотя ее и покоробило, когда женщина назвала Симона «нормандцем». Она стряхнула крошки печенья с рук.– Мой отец любил Симона де Санли как сына, – сказала она. – Он отдал ему свой собственный плащ перед смертью, и это знак его права на эти владения, которые он вернул мне. Господин Симон сделает этот город богатым и процветающим. Стены защитят нас всех. Приедут еще люди, появится больше торговцев.Женщина улыбнулась и отставила кочергу.– Конечно, миледи, – согласилась она. – Я уверена, что все так и будет. Господь милостив, он позаботится о том, чтобы вы всегда смотрели на него так, как сейчас.Она ее предупреждала? Матильда прищурилась, но женщина опустила глаза и не встречалась с ней взглядом.Неожиданно остальные женщины принялись усердно кланяться. Матильда оглянулась и увидела удивленно взирающего на нее Симона – руки и одежда грязные, на щеке пыльный след.– Ну? – спросила она, протягивая ему руку, чтобы он провел ее между постройками. – Есть что сообщить королю?Он выглядел довольным.– Скоро этот город сравняется по размерам с Йорком, что хорошо, ведь Йорк – город твоих предков, верно?– Мой дедушка Сивард там похоронен, – сказала Матильда. – Твой плащ сначала принадлежал ему.– Ладно, тогда я положу еще один Йорк к твоим ногам. – Он искоса взглянул на нее. – Чему это ты так улыбаешься?Матильда осторожно пробиралась по стройке, стараясь не поскользнуться и придерживая юбки, чтобы не запачкать их в грязи.– Потому что я никогда не была в Йорке и не знаю, как он будет выглядеть у моих ног.Симон изумленно округлил глаза.– Никогда?Она покачала головой.– Да, я никогда не видела города больше Хантинглна и Нортгемптона. В детстве, когда мать ездила в Beстминстер, она оставляла нас с нянькой. Это весь наш мир. – Она произнесла это так, как будто оправдывалась. Она знала, какую страсть он питает к перемене мест. Единственное время, когда он находится в покое, это сразу после занятия любовью. Он даже во сне двигался и часто собирал нa себя все одеяло. Матильде же вполне хватало покоя ее сада, хотя она с удовольствием занималась и другими, более важными делами. – Ты всюду следовал за королем, – пробормотала она. – Привык к большим городам и великолепным зданиям. Хоть я и дочь феодального сеньора, жизнь моя была более простой.– Пусть так, – кивнул Симон, – но я с удовольствием покажу тебе другие места.– И я буду рада их видеть. – Ее одновременно взволновала и обрадовала такая возможность.Он улыбнулся.– Отлично. Значит, ты с радостью поедешь со мной на Рождество в Вестминстер.– Ко двору! – ахнула Матильда.– Почему бы и нет? Да, король холост и окружил себя холостяками, но на рождественском пиру многие будут с женами и дочерьми. Ведь ты же родственница короля в третьем колене. Так что тебе самое место при дворе… И Джудит тоже. – Он сжал ее руку. – Пора тебе хоть немного посмотреть на мир.– Ну? – спросил Симон. – Как тебе в Вестминстере?Матильда глазела вовсю, но все равно не могла всего увидеть. Они приехали затемно. Морозная ночь опустилась на город, покрыв дома серебристым инеем. Холодная погода держалась уже несколько дней. Воздух обжигал легкие при вдохе.– Большой, – беспомощно выдохнула она, разглядывая различные строения и церковь. Здесь, в соборе, который он строил всю жизнь, похоронен король Эдуард. Здесь также находились его королевские покои, которые теперь занимал король Руфус. Кругом горели факелы, освещая гостям дорогу к королевской резиденции. Симон усмехнулся.– И все?Она толкнула его локтем в бок.– Здесь есть сад? – мило спросила она.– Я… гм…– Не знаешь, – в свою очередь усмехнулась она, наказывая его за самодовольство.Симона спасло от необходимости отвечать появление грумов, которые занялись их лошадями, и слуги, показавшего им, где поставить палатку.Пока люди Симона возились с холстом, веревками и колышками, из одной из уже установленных палаток вышел светловолосый рыцарь. Он хлопнул Симона по плечу и улыбнулся во весь рот.– Ну, как тебе, милорд, нравится английское графство?– Даже очень, – ответил Симон и, пропуская вперед Матильду, представил ее Ранульфу де Тосни. – Товарищ по оружию и выпивке, – добавил он.– Миледи. – Рыцарь поклонился ей, и Матильда заметила восхищение и смешинку в его глазах. – Симон всегда умудряется приземлиться на обе ноги. Я слышал, что он женился, но не подозревал, что жена у него такая красотка.Матильда покраснела. До замужества ей редко приходилось слышать комплименты, а если и случалось, то мать всегда хмурилась и говорила, что тщеславие не следует поощрять. Она все еще не привыкла к похвалам и открытому восхищению в глазах мужчин. Ее растущее осознание своей женской власти могло сравниться только со страхом, что чересчур быстро и слишком высоко она забралась.– А он не говорил мне, что у него такие галантные друзья, – парировала она, найдя слова, подсказанные ей обретенной уверенностью в себе.Де Тосни рассмеялся.– Может бытк, он боится соперников, – предположил он. Затем он взглянул на Джудит, которая скромно стояла рядом с Матильдой.– Это моя младшая сестра, Джудит, – представила ее Матильда.Джудит присела, а де Тосни поклонился.– Ты и про сестру своей жены мне не говорил, – упрекнул он Симона.– Хороший пастух всегда настороже, когда вокруг шныряют волки. – Симон улыбался, но в голосе звучало предупреждение.– Оскорбить меня хочешь?– Здравый смысл! Я еще помню наши дни и ночи при дворе. Или вернее будет сказать, твои дни и ночи?Ранульф фыркнул.– Выходит, своих ты теперь не помнишь, оказавшись по другую сторону забора?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49