Но влияние Харела на Бен-Гуриона уже пошло на убыль42, и Амит получил назначение.
Вскоре Меир Амит попытался снять напряженность в отношениях военной разведки с "Моссадом". Справедливо считая, что интересы защиты Израиля выше мелкой ревности и соперничества, он предложил установить тесное взаимодействие между всеми разведывательными службами.
В принципе, никто против этого не возражал и не мог возражать. Кроме того, существовали и механизмы взаимодействия и координации; собственно, комитет "Вараш" по своей главной задаче и должен был возглавлять этот естественный и необходимый процесс. Но практически после попыток примирения, длившихся несколько недель, напряженность и враждебность между спецслужбами только усилилась.
Здесь был вопрос далеко не только в личных взаимоотношениях двух ветвей разведки, сложившихся на разных уровнях, от руководителей до рядовых оперативников. "Моссад" фактически был выстроен Харелом "под себя", принимал стиль и методы его руководства, отражал в корпоративной идеологии его личность. "Аман" под сильным влиянием и энергичного, открытого современным веяниям Хаима Герцога, и "американского менеджера" Меира Амита, и, несомненно, новых реалий разведывательной работы, выстраивался совершенно иначе. Что касается самих руководителей, то их раздирали не просто разногласия, у них была противоположная ментальность. Харел был тактиком, а Амит - стратегом. Харел месяцами самозабвенно носился по Америке или Европе в поисках маленького Йосселе Шумахера или какой-то другой добычи, спал на раскладушках, уходил от слежки. Военные разведчики находили эти методы и результаты такой работы смехотворными, поскольку в конечном счете агентура "Моссада" не могла сделать ничего существенного в отношении опасности самой непосредственной, то есть получения сведений о военной мощи арабских стран; агентурные удачи, о которых уже рассказывалось, осуществились по линии "Аман".
Был ещё один существенный фактор, который определил и болезненную реакцию основных разведслужб на назначение Амита, и его деятельность на этом посту, и его малоудачные попытки установления сотрудничества с Хареловским "Моссадом". В "Моссаде" приближалась, назревала смена поколений. Большинство старших офицеров и работников среднего звена приближались к пенсионному возрасту. Естественно, что они - как абсолютное большинство людей, работающих по призванию, - не стремились уходить в отставку, но уже не так воспринимали новое и, чтобы поддержать самоощущение правильности, необходимости и незаменимости своих действий, прибегали к навыкам и методикам, наработанным в прежние годы. И это были не единичные работники - произошло то, что на спортивном языке называется "команда постарела". Не только Харел держался за старые приемы и методики - это относилось и к агентству в целом. Они уже не видели то, что стало ясно замечаться снаружи - состарившаяся команда утрачивает эффективность. Немаловажным был и возрастно-образовательный консерватизм к техническим новшествам у старшего звена моссадовцев, людей с огромным военным и подпольным опытом, но не с академической подготовкой. А ведь это был период, когда назревала и разворачивалась очередная технологическая революция, и те, кто не сумел вовремя отреагировать на новые технологии, стали все заметнее отставать.
В этом отношении традиции чуткой к новшествам военной разведки, заложенные ещё Герцогом в первый свой приход к руководству "Аман", получили хорошее продолжение в работе под руководством генерала Амита. В военной разведке формировалась сильная "команда" - а "Моссад" начал существенно отставать. В то же время совершенно понятно было компетентным людям, что потенциал агентства очень велик. Высшее армейское командование, естественно, ожидало, что назначение Амита на пост директора "Моссада" положительно скажется на практической разведывательной отдаче этого агентства. Он был хорошим организатором и квалифицированным руководителем, и можно было ожидать, что совмещение постов начальника "Моссада" и "Амана" пойдет на пользу всему разведывательному сообществу. Кстати, прежде никто не совмещал этих постов, - только использовали общее оперативное подразделение ("команду 131") в интересах то одной, то другой ветви разведывательного сообщества.
Когда Амит в генеральском мундире первый раз появился в штаб-квартире "Моссада", недалеко от прежнего места службы, его встретили очень холодно. Первым его встретил Харел, "кислый, как лимон". Уходящий шеф "Моссада" произнес несколько дежурных слов, затем поднялся и ушел, а его три секретарши горько зарыдали. Но уход Харела из кабинета ещё не означал, что бывший "мемунех" прекращает борьбу; через несколько лет Харел даже вернулся на пост руководителя "Моссад", но ненадолго. Теперь уже очевидно, что его отставка, на поверхности связанная с относительными неудачами и существенно осложнившимися отношениями его с руководством страны, отражала глубинные тенденции исторического развития. Наибольшую ценность в разведке приобретали новые способы и подходы, развитию которых, по большому счету, Харел мешал и мешал тем больше, чем успешней действовал "традиционными" методами. Но это было позже; а тогда он попытался сразу переиграть ситуацию и призвал на помощь своих многочисленных сторонников во всех ветвях разведывательного сообщества, людей своего менталитета. Уже 27 марта 1963 г. на стол нового начальника "Моссада" легла шифровка. В ней выражалась обеспокоенность по поводу ухода Харела и содержался призыв "принять все возможные меры для его возвращения". Шифровка была подписана главными представителями "Моссада" в Европе, но под ней стояли не имена, а псевдонимы, и Амиту пришлось выяснять у своих помощников, что её подписали ветеран марокканской операции Шмуель Толедано, резидент в Париже Ицхак Шамир, а также резиденты Мордехай Алмог и Йозеф (Джо) Раанан43. Их работа была чрезвычайно важна для "Моссад" и государства. Они возглавляли самые ответственные резидентуры.
Справка:
Обычно такая резидентура действует под прикрытием посольства, но резидент не информирует посла о своей деятельности и подчиняется непосредственно Тель-Авиву. В каждой резидентуре есть представители двух основных направлений деятельности "Моссада": информационного и внешних связей. Основные резидентуры "Моссад" в Европе были во Франции, под прикрытием посольства и Отдела военных закупок, Италии, в Бонне под прикрытием "Комиссии по репарациям", возглавляемой Леваноном Нахимья ("Ахасом"), Вене, где действовали организации "Палестина-Амт" и "Хиас", а также представительство "Джойнта", в Лондоне - под прикрытием посольства и в Западном Берлине, где достаточно долго резидентуру покрывала киностудия "Фортуна", руководимая А. Шлезингером. По общему правилу, работа каждого представителя "Моссада" за рубежом строго законспирирована, и работники одного направления не знают, чем занимаются их коллеги из другого. В их задачу входит поддержание контактов с представителями секретных служб страны пребывания, но они также руководят работой собственных разведывательных сетей, - разумеется, не информируя об этом спецслужбу страны пребывания.
Этот протест был гораздо мягче "бунта шпионов", который имел место 22 года назад, когда проводилась реорганизация политического департамента министерства иностранных дел. Реакция на него на первых порах тоже показалась более сдержанной. Новый шеф "Моссада" сразу обозначил свое кредо: "Мне не нравится ваше поведение, - написал он в ответ на послание ветеранов службы, - я не привык к коллективным протестам". Вскоре Амит даже съездил в Париж, в числе прочих дел и для примирения со своими европейскими оперативниками, - но фактически, в деловом плане, работа так и не наладилась. Через два года после того, как четверо резидентов "Моссада" направили телеграмму протеста Амиту, все они ушли из разведки44. Люди опытные, заслуженные и весьма амбициозные, они предпринимали отставку каждый по личному решению, без координации или договоренности друг с другом, да и по разным поводам. Но причина была, видимо, одна: они почувствовали, что им не простят этого шага и ни былого доверия, ни шансов на дальнейшее продвижение по службе у них нет.
Интересы налаживания работы требовали определенных компромиссов - не время и не место было проводить "большую чистку", убирать всех "Хареловцев" и назначать своих людей - и времени не было, и выбор подходящих совсем не так велик. Надо было максимально использовать старые кадры, "перевербовывая" их в новую идеологию. Здесь требовалась бюрократическая дипломатия; кое-что удалось сделать верно. Например, генерал Амит сделал одного из протеже Харела, Якоба Кароза, своим заместителем. Кароз, возглавлявший политическое направление и отвечавший за связи с иностранными партнерами, служил в агентстве с самого его основания как один из "альтернативных дипломатов". Он принял предложение Амита, - чем немного успокоил рьяных приверженцев Харела.
Реальному снижению напряженности в разведывательном сообществе способствовали перемены в израильском правительстве. В июне 1963 Бен-Гурион оставил пост премьера и основал новую центристскую партию под названием "Рафи", которую поддержали Моше Даян и Шимон Перес. Партия "Мапай", все ещё обладавшая большинством в кнессете, избрала своим лидером Леви Эшкола, который вскоре стал новым премьер-министром Израиля.
Эшкол, замечательный дипломат, обаятельный и разносторонний человек, как многие штатские проявлял большой интерес к разведке, внимательно следил за ходом некоторых операций и при случае высказывал благодарность и самому руководителю, и агентам Амита. В свою очередь, "американский менеджер" М. Амит позаботился о том, чтобы Эшкол, бывший в то время одновременно и министром финансов и знавший все финансовые пружины, увеличил бюджет "Моссада". Это позволило Амиту принять на работу некоторых своих прежних соратников, не форсируя увольнение ветеранов, и ускорить реформу секретной службы.
Меир Амит считал главным для разведки сбор военной и политической информации по арабским странам. Как глава разведывательного сообщества и председатель комитета "Вараш", он настаивал, что "Моссад" не должен без крайней необходимости втягиваться в проведение операций, не имевших отношения к этому процессу. В то же время он предпринял усилия по усилению координации и повышению эффективности внешней разведки. В частности, высокопрофессиональное, но скомпрометированное "делом Лавона" "подразделение 131" было передано в состав "Моссада" для усиления существовавших там, в составе комитета "Решут", двух небольших оперативных подразделений. На замену ушедшим оперативникам - соратникам Харела и носителям преодоленного временем менталитета, - Амит привел своих людей. Многие пришли из "Амана", включая руководителя информационного отдела военной разведки Рехавья Варди. Амит также добился повышения в воинских званиях израильских военных атташе, некоторые из них стали одновременно резидентами "Моссада". Штаб-квартира "Моссада" перебралась в современное здание в центре Тель-Авива. Амит завел шикарный кабинет в американском стиле, отделанный деревом и обставленный модной мебелью. Кое-кого из ветеранов "Моссада" эта роскошь приводила в ярость. Диссиденты в среде "Моссада" стали намекать, что Амит транжирил деньги и даже подкармливал некоторых своих коррумпированных подчиненных. Эти слухи раздражали Амита, и он пытался пресекать их, - но не отказывался от своего устланного коврами шикарного офиса.
Амит также изменил подход "Моссада" к подбору кадров. Раньше основная ставка, по примеру англичан, делалась на рекомендации друзей, но Амит решил использовать более современные методы. Потенциальных кандидатов стали искать не только в армии, но и в университетах, а также в деловых кругах и среди новых иммигрантов. Особый акцент делался на подборе кандидатов с европейской внешностью и умением одеваться по-европейски.
Не обходилось и без недоразумений. Одно из них произошло с Чарли Майоркасом.
Персональное досье.
Отец Майоркаса вырос в Швейцарии, мать была австрийкой, сам Чарли родился в Стамбуле и, чтобы избежать призыва на военную службу, выехал во Францию, где начал изучать медицину, но потом переключился на коммерцию. В 1965 году этот турецкий еврей переехал в Израиль - "Еврейское агентство" готово было финансировать его обучение. В университете он привлек внимание кадровиков "Моссада" и с энтузиазмом принял сделанное ему предложение. После трех лет обучения основам разведывательного искусства выяснилось, что он гомосексуалист, и его немедленно уволили из "Моссада" - никто не хотел идти на риск и брать на работу человека, уязвимого для шантажа в сексуальном плане. "Я хотел служить своей стране, - говорил Майоркас, - а мне навесили это. Кто из израильтян может сравниться со мной: мое происхождение, знание Европы, свободное владение восемью иностранными языками?" Сейчас, по прошествии десятилетий, очевидно, что новая кадровая политика, ориентированная прежде всего на личные качества и способности, принесла плоды - и разведка работала эффективно, и провалы (неизбежные в любой разведслужбе) с людьми нового набора происходили совсем нечасто.
Заметные изменения произошли в "Моссаде" и с привлечением женщин к оперативной работе. С сексом (хотя и не только с ним) была связана большая победа, одержанная разведсообществом - речь идет о получении Израилем новейшего на то время советского истребителя. Новинка советского авиастроения, тщательно засекреченный МИГ-21 произвел большое впечатление на военные круги Запада по первым же косвенным сведениям, полученным от наблюдения за демонстрационными и учебными полетами и на основе немногочисленных боевых столкновений. Когда большие партии МИГ-21 начали поступать на вооружение ВВС арабских стран, всерьез забеспокоилось и руководство Израиля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64