У Тони, действительно, было достаточно времени, чтобы поразмышлять. Целых полтора месяца бурных коротких встреч с Джони. У него - выборы, у нее - контракты. Они пересекались на несколько часов в гостиницах, во дворцах, на приемах и банкетах и, кажется, светское общество уже привыкло к тому, что лорд Астор появляется со своей очаровательной невестой. В одном из журналов даже было помещено огромное цветное фото, изображающее Виконтессу Рендолл, привставшую на цыпочки, чтобы чмокнуть в щечку свою высокую, ослепительно улыбающуюся будущую невестку. Здесь, конечно, до идиллии было очень далеко. Но мать Астора смирилась с выбором сына. Или, по крайней мере, делала вид, не желая нарушать скандалом его стремительное продвижение на политический Олимп. Она предъявила Джону единственное требование: он должен провести Рождественские праздники в семейном кругу, состоящем из скучнейших ископаемых - отпрысков обеих родственных линий Рэндолов и Асторов.
- Тем более, что твоя крошка должна быть, конечно, в кругу своих близких, - добавила она мягким, но не терпящим возражения тоном. Джони задумался. Его, не склонный к компромиссам, характер требовал единственное решение: он обручен и к семейному празднику должен привести невесту в свой дом. Кроме того, жизнь без Тони, вернее светская, не связанная с деловыми обязательствами ее часть, стала для него тягостной обузой. Астору хотелось, чтобы Тони настаивала на совместном Рождестве, дулась, просила, давая ему основание пойти на конфликт с матерью, но она неожиданно поддержала идею будущей свекрови:
- Прости, милый, боюсь, что мне придется провести Рождество дома. У родителей какие-то проблемы и мы давно не виделись... Астор, поскрипев чем-то в телефонной трубке, очевидно, скручиваемой гордыней, строго сказал:
- Новый год мы встретим вдвоем. Ты слышишь? Это не просьба, это приказ!
- Слушаюсь, Ваше высочество! Вряд ли мне когда-либо придется выполнять более приятные приказы. 3О декабря упаду в твои объятья прямо с неба! Присылай свою летучую букашку! Совсем скоро, в один гадкий, неудачный, не ладившийся с утра день, горничная принесла Тони в ванну телефонный аппарат. Она лежала в пышной пене с маслом лаванды, которое всегда добавлялось перед сном, в качестве успокоительного. Ей надо было хоть немножко расслабиться. Группа "Адруса" снимала новую коллекцию весенних костюмов в Вене и в ее окрестностях. Работать предполагалось на фоне слегка заснеженных лужаек, расплавленных весенним солнцем и украшенных желто-лиловыми стайками крокусов. Но солнца не было, накрапывал дождь и девушки зябли в автобусе в своих легких твидовых костюмах и "боварских" тонкосуконных жакетиках, пока ассистенты из баллонов прикрывали грязь пеной искусственного снега и спешно засаживали его искусственными цветничками. Отогреваясь в ванне после долгих съемок, Тони неохотно взяла телефон.
- Мадмуазель Браун? Несколько слов для братства "Кровавый закат" Каковы дальнейшие планы будущей леди Астор? - глумливый хриплый баритон Лиффи буквально дышал в ухо и Тони инстинктивно отстранила трубку.
- Что тебе надо, Клиф?
- Мне кажется, Лорду Джони было бы интересно узнать, где провела его избранница одну чудесную майскую ночь... Сколько "братьев" прошло тогда через тебя? Приятнейшие воспоминания, Инфинити... - он демонически захохотал и Тони содрогнувшись от ледяной жути, рванула до отказа кран горячая, исходящая паром струя, хлынула в ванну.
- Зачем ты преследуешь меня? Все кончено! - Тони подставила ладонь под обжигающую воду, чтобы подавить парализующий страх.
- Меня не бросают, детка. И тем более - не меняют на родовитых болванов. Бросаю я, а болванов сажаю в дерьмо... Надеюсь, ты поняла: мне нужны сообщений о расторжении помолвки. Бедному, истерзанному Лиффи необходимо немного свежей крови, - Мефистофельские всхлипы все еще звучали в ушах Тони, хотя ее пальцы, нажав рычаг, давно прервали связь. 6 1988 близился к концу. Кто же думал, встречая его год назад, - новенький, блестящий, словно только что сошедший с конвейера автомобиль, готовый умчать в беззаботное путешествие, что радостный, полный сил здоровячок превратится в траурный катафалк? Во всяком случае, для большинства тех, кто должен бы собраться в Рождество на острове Браунов этот год нельзя было назвать удачным. В июне Дани Дюваль похоронил бабушку. Старая дама ушла благородно и красиво, как и жила, оставив внуку свое дело и отнюдь не нищенское, состояние. Ее дочь Мэри находилась в клинике для душевнобольных, все реже выходя оттуда - ее психический недуг неумолимо прогрессировал. В конце августа, в далеком, никому здесь неведомом Российском приволжском городе скончался на операционном столе славный "джигит" Леша Козловский, а вскоре - в осетинской станице - Серго Караевич, Дед, основоположник славной цирковой династии. Затем последовала ноябрьская утрата, сразившая всех своей нелепостью: ушла из жизни простодушная, жизнерадостная Ванда, никому не причинявшая вреда, никому не мешавшая, здоровая и полная сил кокетка. Да еще как - в придорожном отеле с кинжалом в груди при обстоятельствах, обещавших, по всей видимости, остаться непроясненными. Даже труп молодого мужчины под ее балконом не был опознан. Никаких подлинных документов, кроме очевидных признаков национальной принадлежности, при нем не оказалось. Йохим узнал о гибели жены от Алисы и долго не мог поверить, что правильно понял ее слова. Он даже перешел на немецкий язык, но смысл не доходил. Смысла в том, что обрушилось на него, просто не было. Это уже позже, похоронив Ванду и пройдя через весь положенный ритуал прощания в состоянии крайней стрессовой заторможенности, Динстлер стал приходить в себя. Он словно заново обнаружив привычную обстановку своего кабинета, осенний сад за окном и спущенный, никому не нужный бассейн. Он боялся ходить по дому, натыкаясь поминутно на вещи Ванды. Вот ее сумочка, небрежно засунутая под диванную подушку, вот легонький веселый шарфик, продолжающий ждать свою хозяйку на првязи у спинки плетеного кресла, черные очки на журнале с заложенным между страниц высохшим каштановым листом. Йохим спал на диване в кабинете, он не предполагал, что когда-либо найдет в себе силы вернуться в спальню, где все шкафы, подушки, белье пахли Вандой - ее уютным, привычным присутствием. Он часами сидел в полутемном кабинете заново прокручивая "фильм" их совместной жизни - от первой ночи на чердаке деревенского сарая - к долгому содружеству и партнерству. Вот что значит супруги - общие заботы, радости и беды. Кого же кроме их двоих могли еще так горячо трогать невероятная судьба Антонии, творческие муки Пигмалиона, приключения Криса и сотни крошечных мелочей, ценность которых понимаешь только потом, навсегда расставшись с ними. Потому что они-то, выступающие в обличии обыденных забот и составляют плоть жизни - общей жизни супругов. Динстлер не думал о том, что будет делать дальше, приемлемого будущего для него попросту не существовало. Но в выжженной пустыне его души неожиданно расцвел кровавый цветок мести. Он сразу понял то, до чего не додумаются ведущие следствие профессионалы - Ванду убрали как свидетельницу те, кто заботился о будущем Максима. Остин, выслушав догадки Йохима, сокрушенно покачал головой:
- Ты на верном пути, но оставь свои планы, Ехи. Предоставь это дело мне. Беда твоя - вина моя... Только сдается мне, кто-то уже отомстил за Ванду. Немного опоздал, чтобы спасти, но отомстил сполна. Остин скрыл от Динстлера детали расследования, свидетельствующие о том, что Ванда накануне убийства имела близость с мужчиной, причем это не было изнасилованием. Знал он и то, что разбившийся араб не упал с балкона, а был сброшен своим соотечественником, которого опознали по фотографии портье и коридорная отеля. Им оказался Амир Шамарфи Бей, тайный советник Эмира Хосейна, пропавший безвести.
- Оставь, Йохим, эти мысли. У тебя найдутся дела поважнее. Я даже мог сказать, поинтереснее... - Остин заметил иронический взгляд Динстлера, но упрямо, с нарочитой обстоятельностью продолжал: - Может быть не стоило бы сейчас затевать этот разговор, но ты должен понять мою тревогу, особенно теперь... Я не зря увез тогда эту русскую девочку. Ее ожидает участь Ванды. Спасти Викторию можешь только ты. Если, конечно, захочешь. Я не вправе настаивать - это моя личная просьба. Присмотрись к ней получше, подумай... Видишь ли - у меня есть очень серьезные обязательства перед ее родными. Ответственность за ее жизнь теперь несу я... Йохим вспомнил этот разговор, собираясь на остров Браунов. Получив приглашение на Рождество он любезно, но категорически отказался от визита - быть на людях ему все еще было невыносимо. Но Алиса сказала:
- Йохим, я страшная эгоистка, но продолжаю настаивать - приезжай. Ты очень нужен нам сейчас. Это важно, клянусь тебе. Криса взяли на каникулы Леденцы, решив, что в большой семье мальчику легче будет справиться с горем, чем вдвоем с пребывающим в глубокой депрессии отцом. Динстлер отдал распоряжение по клинике своему заместителю и отбыл на остров Браунов, с которого когда-то началась его новая совершенно невероятная жизнь. ...Дани и Сильвия пообещали девятилетней Мари, что у Браунов будет ее сверстник, Кристофер и девочка активно собиралась, набив полную сумку компьютерными играми и интереснейшими конструкторами. Эта девчушка, абсолютно игнорировавшая кукольные забавы, очень рано проявила технические склонности, разбирая до винтика все попадающиеся ей в руки вещи. Она обещала стать прехорошенькой и очень похожей на мать белокожая, темноглазая шатенка, подвижная, цепкая, как обезьянка, волевая и бесстрашная.
- Хорошенькая компания получилась бы у них с Крисом - разнесли бы пол дома Браунам, - шепнул Дани жене. Сильвия посмотрела на него жалобно и прижалась к груди, как маленькая девочка, спасающаяся от ночных страхов.
- Господи, как близко бродит беда, а мы живем так - будто бессмертны и даже ссоримся, не прощая друг другу холодного кофе или глупого слова... Мы так наивно верим в свою неразлучность. Нет - в неразделимость, Дани. Сильвия провела пальцем у его глаз, губ, погладила виски: -Морщинки. У моего Алена Делона - морщинки. И седина...
- Эй, не придумывай! Это просто выгоревшие пряди. А морщинок-то у Делона побольше. Я еще настоящий огурчик! - Дани нахохлился и расправил плечи. - А моя жена - просто девчонка. Так каждый день и дрожу, что кто-нибудь уведет, - он потормошил загрустившую Сильвию.
- Вот у Йохима увели. Не представляю его вдовцом. Нелепость какая, а главное - непоправимо! Разве с этим можно смириться?
- Не будем хныкать, девочка, мы должны взбодрить Ехи. Пройдет время и жизнь возьмет свое. Может старина Динстлер еще влюбится в какую-нибудь медсестренку, - старался поддержать оптимистичный настрой Дани. ...Елизавета Григорьевна Грави была членом семьи Браунов и большую часть времени проводила с Алисой либо в путешествиях. Привилегированный дамский клуб Парижа, собравший представительниц "золотого возраста", активным членом которого мадам Грави, организовывал вояжи по всему земному шару, выбирая экзотические маршруты. Семьдесят четыре - еще не возраст, если у тебя хороший домашний врач, постоянная массажистка, регулярные спортивные занятия в бассейне и тренировочных залах клуба, а также - особая, по методу доктора Брегга диета. Даже на Рождество она не позволит себе наедаться индюшатиной, и уж постарается провести агитационную работу в семье, совершенно пренебрегающей оздоровительными мероприятиями. И конечно же, разберется с Антонией, сумевшей, по всей видимости, подчинить себе родителей. Ну ладно еще, можно смириться с ее профессией. Игры в фотомодель хороши для молоденькой девочки, но пора взрослеть. Слава богу, подвернулась солидная партия с английским лордом. Елизавету Григорьевну уже поздравляли в клубе с помолвкой внучки. Теперь предстоит все хорошенько продумать насчет предстоящего бракосочетания. Английская сторона вынуждена будет соблюдать определенный этикет, но ведь и Грави, не лыком шиты, в их жилах течет древняя кровь российского дворянского рода. Елизавета Григорьевна, вжившаяся в роль бабушки, чаще всего забывала, что Антония- на самом деле не Браун и уж, конечно, не Грави. ...Больше всех радовался предстоящему празднику студент первого курса биологического отделения Принстонского университета Жан-Поль Дюваль. У него было достаточно поводов для того, чтобы подпевать певцу на видеоклипе, мелькавшему на экране, в то время, как в большую спортивную сумку летели свитера и рубашки. Ровная стопочка тоненьких книг в черно-белой глянцевой обложке была уложена на самое дно чрезвычайно бережно. Жан- Поль вез для подарков 24 экземпляра первого сборника своих стихов на французском и английском языках, выпущенного здесь, в университетском издательстве! Кроме того, ему сразу же повезло в Принстоне - шефом Жан-Поля стал совсем молодой и очень заумный генетик Роберт Гинсбург, а соседом по комнате - местный Шварценеггер - силач и добряк Айви Шор, изучающий филологию. Все свободное от занятий время Жан-Поль проводил в библиотеке или лаборатории, а ночи в литературных спорах с Айви, если, конечно, тот оставался дома. Бурная студенческая жизнь обтекала сосредоточенного биолога стороной. И как бы призывно ни махали листьями под балконом их домика голенастые пальмы, как ни манил запах лаванды и геоцинтов с клумб, не влекли надрывные всхлипы гитар, несущихся вечером из окон, где проходили развеселые вечеринки, Жан-Поль оставался непробиваемым скромником. С девицами-коллегами спокойно дружил, а когда уж очень донимали мысли об Антонии Браун - писал стихи, что давало разрядку темпераменту, но не спасало от хронических прыщиков, появившихся на скулах. И вот настал долгожданный момент: через сутки он встретится с Антонией! Он увидит ее на туманном каменистом острове, посреди свинцовой морской стихии и холодного, хлещущего в лицо, дождя. Жан-Поль представлял что-то вроде неприступной морской крепости, в которой томилась легендарная "железная маска".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63