Она помрачнела. С одной стороны, ей отчаянно хотелось признаться ему прямо здесь. Рассказать, что два месяца назад она совершила убийство на Ламорна-роуд и, боясь, что ее грех выйдет на явь, хотела найти защиту у Марнеров. Ей нужно сиять тяжелый груз со своей совести, между ней и графом не должно быть нечестности. Она не призналась бы в своем преступлении Руперту. Она не слишком доверяла ему. Но перед ней был человек, которого она любила.
– Этого хотел мой отец, – сказала Дженна. – А после его смерти на этом настаивала мать.
Это была полуправда.
– Я полюбил вас с первого взгляда, когда увидел вас на той лестнице, – признался Саймой. – Я не способен это объяснить, но это так. Передать не могу, как на меня подействовала мысль, что вы ответили на мои поцелуи в том саду из-за любви к Марнеру… что вы хотели купить его безопасность.
– А я думала, что вы предлагали мне такое решение.
Отстранив Дженну, Саймон оскорбленно посмотрел на нее. По его взгляду было понятно, что подобная мысль никогда не приходила ему в голову. Дженна не могла посмотреть ему в глаза.
– Кажется, мы ошибочно думали о целях друг друга, – сказал он, – но не более того. – Саймон вытащил из жилетного кармана золотое кольцо, украшенное рубинами и бриллиантами, и надел ей на палец. – Вы выйдете за меня замуж, Дженна?
Она смотрела в эти потрясающие до глубины души сапфировые глаза и таяла. Они походили на водовороты, затягивающие ее в непостижимые глубины. Это было безумие. Она лишь пять дней назад узнала о его существовании. Она не знала о нем почти ничего: как это ни странно, он любит ее, и она любит его.
– Да, Саймон, – пробормотала и подставила губы его поцелую.
Это было мягкое, нежное объятие, а не тот краткий взрыв, который качнул ее в саду, но оно возбудило ее сильнее. И Дженна застонала в огненной буре восторженного волнения, вспыхнувшего в ней от малейшего прикосновения этих горячих, чувственных губ, которые были способны на гораздо большее.
Она хотела большего.
Отстранившись, Саймон всматривался в ее лицо.
– Ты уверена?
– Уверена.
– Боже мой, – проговорил он, прижимая ее к себе и явно не желая отпускать.
Но ей нужно кое-что выяснить. То, что терзало ее любопытную натуру с момента дуэли… Или все-таки подождать. Если бы он хотел, то все объяснил бы. Ей понадобилось время, чтобы собраться с силами.
– Саймон, – начала наконец Дженна. – Криспин назвал тебя вчера дядей. Ты?..
Его брови нахмурились, лицо помрачнело, улыбка исчезла. Взяв за руку, Саймон подвел Дженну к широкому белому плетеному, креслу у южной стены, и они уселись.
– Дженна, я должен просить тебя забыть то, что ты слышала, – сказал он. – Ты вообразить себе не можешь, какого труда мне стоило сохранить инкогнито… ради их же пользы. Даже в этом доме Фелпс единственный знает правду. Он со мной с тех пор, когда я был мальчишкой, и посвящен во все мои личные дела. Он не раз спасал мне жизнь.
– Конечно, я тебя не выдам. Не нужно рассказывать, я только…
– Нет-нет, я хочу тебе рассказать, – перебил Саймон, прижав палец к ее губам. – Между нами не должно быть, секретов.
Из-за мрачной тайны, которую Дженна решила скрыть от него, укор совести пронзил ее болью, и ее глаза затуманились. Но момент прошел, побежденный любопытством.
– У меня был брат тринадцатью годами старше меня, – заговорил Саймон. – Мне не исполнилось и пятнадцати, когда он влюбился в дальнюю родственницу герцога Йоркского. Они были неосмотрительны, и девушка забеременела. Отец не одобрял их союз и лишил моего брата наследства, всего, кроме земли и титула. Если бы закон позволял, отец и это бы отнял, но, поскольку это было невозможно, он лишил Эдгара содержания, когда тот женился против его воли. Брат стащил у отца денег, чтобы купить военный патент, тайно сбежал с невестой в Гретна-Грин и увез ее с собой в Индию. Хотя это не поощрялось, для жен офицеров предусматривалось обеспечение, при надлежащих связях, конечно, а Эдгара хорошо знали и любили.
Как ты понимаешь, дома разразился ужасный скандал. Лишение наследства старшего сына вряд ли пройдет незамеченным в свете. Семейство девушки реагировало почти так же, как наш отец. Вероятно, поэтому я так обижен на аристократию; корыстное лицемерие заставляет их вкладывать весь пыл души в материальные вещи, а не в человечность и гуманность. Это-то и убило моего отца. Он умер ожесточенным стариком.
– Какой ужас, – сказала Дженна.
– Я любил своего брата, – продолжал Саймон. – Я больше никогда его не видел. Его убили неподалеку от Дели бандиты, члены тайного общества религиозных фанатиков, которые совершают ритуальные убийства во имя какого-то индуистского бога. Британские офицеры были для них желанной целью. Эдгар повез обычную депешу, которыми обмениваются посты, и… пропал. Восемь месяцев спустя его останки нашли под грудой щебня. Близнецам было только три года. Их мать вскоре умерла от холеры.
– Ох, Саймон, прости меня.
– Армейские чины, конечно, связались с отцом, но он отказался признать детей. Точно так же, как родные их матери. Я был еще в школе. И ничего не мог сделать самостоятельно, не потеряв наследства. Я не мог рисковать им, если хотел помогать детям после смерти своего отца.
Короче говоря, я обратился к церкви. Близнецов привезли в Англию и передали на воспитание в хорошую семью. Когда Эви подросла, ее отдали в католическую школу при монастыре в Йоркшире, а Криспина в англиканскую школу Я не мог пойти против воли отца и признавать их своими родственниками, тогда пришлось бы объявить их незаконными. Я не мог сделать этого из уважения к памяти моего брата и к ним. Но они знают. Во всяком случае, я получаю от этого удовлетворение, а Фелпс знает, потому что помогал мне во всем.
Дождь барабанил в окна, словно прося впустить его, и Дженна вздрогнула. Саймон привлек ее к себе и рассеянно поглаживал.
– Когда отец умер, – продолжал он, – мне пришлось восстанавливать их дворянство из-за того, что Эдгар был лишен титула. Я буквально шантажировал герцога Йоркского, чтобы близнецов признали законными дальними родственниками и, следовательно, титулованными. Поскольку в этом была замешана семья герцога, лишних вопросов не было.
Я знал, что Мэри Энн Кларк, любовница герцога, торговала офицерскими патентами и продвижениями по службе, и пригрозил передать эти сведения в нужные руки, тогда он согласился признать Эви и Криспина дальними родственниками. – У Саймона вырвался загадочный смешок. – Но проделки его подруги все равно открылись, и бедняге два года назад пришлось оставить военную должность. Насколько я знаю, он думает, что всему виной я. Но уверяю тебя, это не так. Его подвела собственная небрежность. Но время от времени я позволяю себе иронизировать по этому поводу.
В конце концов, все кончилось хорошо. Йорка восстановили в прежней должности, а я вывел из тени Эви и Криспина. Они наконец защищены, но все пойдет прахом, если правда сейчас откроется.
– Тебе не нужно опасаться, что я предам это гласности, – сказала Дженна. Внезапно она помрачнела. – Мне стыдно перед Эвелин. Я очень ревновала к ней, Саймон, и скверно себя вела. Я ужасно жалею об этом.
– Не расстраивайся, любимая, – сказал он со смехом. – А что касается ревности, я и подумать не мог, что ты ответишь на мои чувства.
Дженна изумленно посмотрела на него.
– У тебя все на лице написано, – сказал Саймон. – Это очаровательно.
– Она любит тебя, ты знаешь.
– Это детская влюбленность, которую я никогда не поощрял, – ответил он. – Ей только восемнадцать, Дженна, я ее благодетель, это вполне естественно.
– Я думала, она гораздо старше, – задохнулась Дженна.
– Они еще дети. По крайней мере, я так их воспринимаю. – От его улыбки таяло сердце, она была еще дороже из-за ее редкости. – Эви скоро дебютирует в свете и найдет подходящего жениха, я куплю Криспину военно-морской патент. Все это нужно было сделать давно и было бы сделано, если бы не Копенгаген.
– Ты был ранен, – вставила Дженна.
Саймон кивнул:
– Вместе со ста шестьюдесятью тремя другими мужчинами только на нашем судне. Почти семьсот человек были ранены в этой баталии, более двухсот пятидесяти умерли. По сравнению с этим мои раны кажутся пустяком. Несмотря на все это, мы победили.
– Много судов потеряли?
– Ни одного, хотя многие были сильно повреждены. Наш корабль пострадал сильнее других. Я служил на «Монархе» под командованием Мосса. Натаниел Риджуэй, граф Стеншир, мой друг со школьных дней, тоже был на борту. Мы были скандальной парой, не раз вместе воевали, попадали в разные истории и всегда защищали друг друга. Но в тот день было не до шуток. Встретившись с датским флотом, мы оказались между песчаными отмелями. Мы оба были ранены. Он отделался легче, чем я, и продолжал участвовать в других сражениях. Мне повезло меньше. В тот день мы потеряли пятьдесят шесть человек. Это было грандиозное сражение. Когда-нибудь я тебе об этом расскажу.
– И такое будущее ты готовишь для Криспина? – У Дженны это в голове не укладывалось.
– Единственное оправдание моих связей с аристократией, – помрачнел Саймон. – Единственное, что может делать приличный человек, это приносить пользу своей стране, а не набивать карманы, как нынешние светские хлыщи вроде Марнера. Военный – благородная профессия, в ней бедный человек столь же достоин, как богатый. Этот урок я надеюсь преподать Криспину.
Подход Дженны к этому вопросу был чисто материнский, Саймон же смотрел на это с позиций старшего брата. Они были, полной противоположностью друг другу. Конфликт старый как мир. Они никогда не пришли бы к согласию, но у Дженны хватило ума не настаивать на своем. Она лишь кивнула. Но тревога ее не улеглась.
– Саймон, я хотела бы извиниться перед Эвелин. Мне нужно ее увидеть.
– Придется подождать, – сказал он. – Будет еще время устранить преграды… масса времени. – Он взял ее руки в свои. – Дженна, я знаю, что ты планировала пышную свадьбу с Маркером, тебе для счастья действительно нужна вся эта мишура?
Дженна посмотрела на Саймона. Выражение его лица было непонятным, и она не знала, как ответить.
– Я не хочу ждать, – объяснил Саймон, – ни пока ты закончишь с приданым, ни пока скандал утихнет. Не хочу тебя тревожить, но мне не понравились угрозы Марнера. Он не джентльмен, он это доказал. Я хочу, чтобы ты осталась здесь, в Кевернвуд-Холле, пока мы не поженимся. Я хочу, чтобы ты была под моей защитой.
– Мне не нужна пышная свадьба, Саймон. Приданое было поводом оттянуть брак с Рупертом.
– Я куплю тебе на континенте самое красивое платье.
– Я тоже не хочу ждать, Саймон, – сказала Дженна, приложив палец к его губам, как раньше это сделал он.
– А как насчет леди Холлингсуорт?
Дженна, вздрогнув, судорожно вздохнула. Она совсем забыла о матери.
– Послать за ней в Мурхейвен-Мэнор Фелпса?
– Нет! – воскликнула Дженна. – Ни в коем случае!
– Мы не можем оставить ее там, – упрекнул Саймон, пряча улыбку.
– Нет, но и сюда ее привозить не надо. Мама сама о себе позаботится, Саймон, она прекрасно с этим справится. Я не злая. Просто мама буквально расцветает в драматических событиях, так уж она устроена. Уверяю тебя, она прекрасно справится с ситуацией.
– Не сомневаюсь, но я хотел бы произвести на нее хорошее впечатление. И хоть тебе, это безразлично, существуют, как ты знаешь, довольно жесткие правила этикета относительно родственников со стороны будущих супругов. Я чужд условностям, но, по моим наблюдениям, твоя мать другая.
– Ты женишься не на маме.
– Хвала Господу за это! Но пусть она лучше будет союзником, чем противником. Ты же знаешь, что сначала мне следовало поговорить с ней, но в нынешних причудливых обстоятельствах…
– О нет! – перебила Дженна. – Не волнуйся о маме. Предоставь это мне. Я напишу письмо и отправлю его в Тисл-Холлоу, – засмеялась она. – Кстати, попрошу ее прислать кое-что из моих вещей. Это все, что у меня есть, – напомнила она, потеребив юбку амазонки. – Мой чемодан еще в Мурхейвен-Мэноре.
– Оставь, – сказал Саймон, – в деревне есть модистка. Эви пользуется ее услугами и весьма довольна. Она приедет и позаботится обо всем, что тебе нужно.
– Вряд ли это прилично, – возразила Дженна.
Саймон от души расхохотался.
– В этом деле нет ничего приличного с точки зрения этикета, – сказал он, – и все же, как это ни странно, никогда в моей жизни не было ничего более приличного.
Он поднялся и потянул за собой Дженну. Воздух вокруг был напоен запахами буйно разросшихся растений. Она уловила ноты аканта, эвкалипта, руты, нескольких разновидностей мяты, росших в огромных фарфоровых горшках, и пышно разросшихся незабудок. Смешавшись с экзотическим ароматом табака Саймона, запах дурманил ее.
Его пристальный взгляд снова словно затягивал ее в глубину, в самую его сущность. Саймон был невероятно красив, и все же в его глазах таился оттенок печали, придававший ему загадочность. Чего-то он не договорил, не все открыл ей. В его объятиях было отчаяние. Дикий огонь вспыхнул в его глазах, они расширились от желания. Запустив руку в волосы Дженны, Саймон отклонил ее голову назад и нагибался медленно… мучительно медленно, пока их губы не встретились.
Он углубил поцелуй, и она почувствовала слабый вкус табака, подслащенный привкусом вина. Это распалило ее чувства. Он, вероятно, выпил для храбрости. Вино, не притупляет ум, как бренди, но смягчает предчувствие отказа. С каждой минутой Дженна обожала Саймона все больше.
Его язык, раскрыв ее губы, скользнул между зубами, исследуя, лаская, и затеял с ее языком странный чувственный танец, которому она не в силах была сопротивляться. Она все горячее отвечала на его ласки, неистово погружаясь в шелковистые глубины его теплого рта. Их стоны слились, когда он обнял ее за талию и притянул к своему худому жилистому телу.
Он был возбужден. Его пульсирующий жезл прижался к ней. Восхитительная истома влекла Дженну вперед. А она не понимала ее причины, не сознавала, какая необузданная сила скрывается в великолепном теле Саймона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36