Кто этот загадочный человек, за которого она вышла замуж, этот мужчина, столь сильный и зрелый и все же способный на такую невероятную нежность? В ее объятиях он казался непосредственным и почти уязвимым. Ее сердце разрывалось от любви к нему.
Саймон снова поцеловал ее, сначала сдерживаясь, потом все горячее. Эффект был головокружительный. Его язык приоткрыл ее губы, у него был привкус вина. От прикосновения его рук к ее груди жаркие волны покатились сквозь ее живот и бедра. Когда его губы последовали за рукой, Дженна выкрикнула его имя.
Она грезила об этом с той минуты, когда Саймон обнял ее в саду в Мурхейвен-Мэноре. Теперь ее восхитительная фантазия становится реальностью, и самое смелое воображение не может сравниться с прикосновениями этих горячих губ, сомкнувшихся вокруг соска, болезненно набухшего под ласками языка.
Дженна выгибалась ему навстречу. Казалось, ее тело жило собственной жизнью и рвалось к нему в пылу страсти. Из горла вылетали хриплые судорожные вздохи. Она не могла вынести сотрясавшей ее дрожи. И когда ее рот приоткрылся с очередным стоном, горячие губы Саймона накрыли его. Сливаясь, их стоны распаляли ее кровь, и ее движения приближались к неведомому эротическому ритму.
Сердце Дженны неистово застучало, когда пальцы Саймона, скользнув по изгибу шеи, путешествовали по ее груди, и почти остановилось, когда его руки прошлись по ее животу и внутренней части бедер. Она затаила дыхание, когда он развел ее ноги, и напряглась. Что он подумает о ее экстравагантном поведении?
– Все в порядке, – пробормотал Саймон. – Расслабься, Дженна.
Она сделала, как он велел. Он исследовал мягкие влажные завитки между бедрами, которые она раскрыла навстречу его медленным ритмичным ласкам, отзывавшимся внутри болезненным жаром. Они становились интенсивнее, ритм ускорялся. Ее дыхание участилось, когда его пальцы проникли глубже, еще глубже! Его губы сомкнулись вокруг пика соска, дразня, его языком. Посасывая, Саймон слегка прижал твердый бутон зубами, и Дженна хрипло застонала. Звук был настолько чужой, что она едва узнавала собственный голос.
Потом была боль, но роскошная боль, когда его умелые пальцы скользили в ней, покрытые первой росой ее пробуждения. Так, значит, разговор шел об этом мучительном экстазе, который пронизывал ее тело восторженным блаженством, какого она и вообразить не могла?
Но нет!
Внезапно Саймон остановился и пристально посмотрел на нее, его грудь тяжело вздымалась, в затуманенных страстью глазах отражались тлеющие в камине угольки.
– Держи меня, Дженна, – задыхаясь, проговорил он.
Она притянула его ближе, и он вошел в нее. Дженна вскрикнула, но он заглушил звук поцелуем, сомкнув вокруг себя ее ноги.
Дженна дрожала от наслаждения и боли, он погрузился глубже, зажигая пожар в ее лоне. Она подстроилась под его ритм, и Саймон на мгновение замер, их сердца стучали в унисон. Но миг неподвижности был недолог. Они цеплялись друг за друга в безумии пьянящего забвения.
Ее руки, кажется, действующие по собственной воле, скользили по его влажной коже, лаская, благоговея, исследуя потаенные уголки мускулистого тела с бесстыдной откровенностью. Какой шокирующий пыл он пробудил в ней! Какую примитивную силу, с которой она не могла справиться в объятиях этого мужчины! Но что бы это ни было, это было завершением того, что она чувствовала с первой встречи с Саймоном в Мурхейвен-Мэноре. Все правильно. Это не только слияние тел, это слияние душ.
Когда она взяла его лицо в свои ладони, он откинул голову и сквозь зубы проговорил:
– Сейчас, Дженна… пожалуйста… Я прошу тебя… сейчас…
Дженна пробормотала его имя, и он со стоном двинулся глубже. Потом, содрогаясь в конвульсиях экстаза, наполнил ее своим семенем.
Застонав, Саймон уронил голову ей на плечо и, тяжело дыша, обнял.
Дженна больше не испытывала головокружения. Зрение стало почти четким, но все тело пульсировало. Прошло какое-то время, прежде чем его жаркий рот нашел ее губы, потом Саймон приподнялся на руках, не выходя из нее.
– Тебе хорошо? – пробормотал он.
Его теплое дыхание щекотало ей ухо, и она кивнула.
– Было очень больно?
– Немного, – ответила Дженна. Она испытала неземное блаженство, поэтому солгать ничего не стоило. – Но потом… ох, Саймон! – прошептала она. Как нежно он все это проделал!
Он снова обнял ее, потом мягко отстранился, хрипло вздохнув.
Дженна ласково, поглаживала его, но когда ее пальцы скользнули по его плечу, он напрягся. Ее рука коснулась какой-то неровности, еще чувствительной, судя по его реакции.
В комнате было почти темно. Только угольки еще тлели в камине, но и в их свете Дженна разглядела грубый шрам ниже ключицы. Рана была недавняя и глубокая.
– Саймон, что это? – выдохнула она.
– Пустяки, – ответил он. Сняв ее руку со шрама, он поднес ее к губам и поцеловал сначала ладонь, а потом пальцы, мягко лаская их.
Кровь застыла у нее в жилах. Время повернулось вспять. Аромат табака и вина вдруг завитал в воздухе, пробуждая память. Дженна смотрела в глаза, похожие на сине-черное пламя. Но она видела их не расширившимися, как сейчас, от страсти, а полными боли, сверкающими в прорезях черной шелковой полумаски. У нее ком застрял в горле.
– Когда это… случилось? – с трудом выговорила она.
– Несколько месяцев назад. До нашей встречи, – коротко ответил он.
– К-когда?
Саймон снова поцеловал ее. Накинув на нее одеяло, он прижал ее ближе.
– Это пустяки, Дженна, сущие пустяки. Накройся. Ты дрожишь.
– Саймон…
– Ш-ш, – прошептал, уткнувшись в ее шею. – Сегодня был долгий, трудный день. Спи, любимая.
Но Дженна не могла спать. Она с открытыми глазами лежала в объятиях Саймона, а он мирно спал после бурной ночи. Снаружи привидением-плакальщицей завывал ветер. Этот жалобный, печальный звук напоминал ей крик павлинов. Дождь стучал в окна, словно заблудшая душа, просящая приюта. Чувство вины заставило разыграться ее воображение, или действительно все обернулось хуже, чем в самом страшном ночном кошмаре?
И хотя Дженна пыталась отмахнуться от одолевавших ее вопросов, они не давали ей покоя. Почему Саймон так уклончиво ответил о ране? Он почти рассердился из-за ее настойчивости. Мысли Дженны неотступно возвращались к той ужасной ночи на Ламорна-роуд. Разбойник, кажется, двигался скованно. Он маскировал хромоту, как это частенько делал Саймон? Когда разбойник приблизился к ней, она почувствовала запах экзотического табака и вина. Поэтому табак Саймона показался ей знакомым? Дженна вспоминала, глаза мужчины, синим огнем горевшие в прорезях полумаски. Она упала в обморок на маскараде не потому, что Саймон олицетворял ее ночной кошмар, а скорее из-за того, что наяву увидела призрак, который совесть не позволяла забыть. Что Саймон ответил, когда она спросила его о маскарадном костюме? Что это протест против аристократии, так он выражает свое неодобрение. Саймон высказал, тогда свои убеждения. И проводит их в жизнь? Тот костюм был пощечиной пресыщенному свету? Как он осмелился на такую азартную игру? Почему решил, что никто не поймет, кто он на самом деле? Возможно, риска не было. Он явно знал, что связи не увидят, иначе не рисковал бы. Но похоже, риск – это его стихия. В лучшем случае он парадоксальный человек. Неудивительно, что он сторонится света. Он скрывается, пряча свое второе «я». Это возможно?
Тут же в памяти Дженны всплыли собственные слова «Длинные волосы можно причесать так, что они будут выглядеть короткими, а вот из коротких волос длинных не сделаешь». Саймон действительно революционер, как окрестила его Эвелин, или его необычная прическа – это хитрая уловка, чтобы отвести подозрение? Дженна голову сломала, пытаясь вспомнить, видела ли на маскараде его хвост или волосы были заправлена под треуголку – еще одна отличительная особенность Ястреба, – но не смогла. Тогда она упала в обморок, толком не разглядев его.
Ее сердце неистово колотилось, мозг постоянно возвращался к ужасной мысли. «Господи, тот разбойник выжил Саймон – это Ястреб? Я влюбилась и вышла замуж за мужчину, повинного в смерти отца?» Во что бы то ни стало она должна узнать правду. Дженна под мерное дыхание Саймона провалилась в сон.
Глава 13
Условный стук Фелпса в дверь гардеробной поднял Саймона с брачного ложа. Пока гости наслаждались изысканными яствами и пили французское шампанское, камердинер Саймона сидел в «Гербе Хизервуда» и накачивал темным элем одного из ливрейных грумов Руперта Марнера, чтобы развязать ему язык и выведать планы хозяина. Коварное варево сделало свое дело. Как и опасался Саймон, виконт действительно был посвящен в планы молодоженов и собирался отправиться в Роксборошир. Узнав эти новости, граф надел костюм разбойника и вместе с Фелпсом помчался верхом сквозь надвигающийся шторм, чтобы перехватить карету Руперта.
Спрятавшись среди деревьев, которые создавали естественное укрытие, Саймон надел полумаску и зарядил пистолеты.
– Милорд, это безумие, – умолял Фелпс. – Зачем так рисковать?
– Мерзавец ответит за Дженну, Фелпс, – мрачно заявил Саймон. Он спрятал волосы под треуголку и поправил маску. – Ничто другое не вытащило бы меня из кровати, дружище. Я хотел проснуться в объятиях жены. То, что он сделал, не говоря уже о его планах, требует удовлетворения. И ты это знаешь.
– Какое удовлетворение, милорд, когда он даже не узнает, что это были вы, и не поймет причину?
– Мое удовлетворение в том, – ответил Саймон, стукнув себя в грудь кулаком, – что я получу по счетам.
Камердинер только головой покачал, и Саймон нетерпеливо фыркнул, раздув. ая ноздри.
– Ты предпочитаешь еще одну дуэль? – сказал он.
– По крайней мере это было бы честно, милорд. Вы никогда не доходили до того, что планируете. Ястреб никогда не…
– Я не собираюсь убивать его, Фелпс. Прекрати эту мелодраму.
– А что вы намерены делать?
– Я помешаю ему испортить мне свадебное путешествие. И нарушу его планы. А теперь езжай за поворот и крикни, когда увидишь карету подлеца. Сегодня я больше ни с кем не хочу связываться. Да, и еще, Фелпс, – добавил он, когда камердинер повернулся. – Что бы ни произошло, не вмешивайся.
Камердинер молча поклонился и, направив лошадь в подлесок, исчез за зеленой завесой деревьев.
Саймон одобрительно кивнул. Фелпс все сделает как надо. Все жертвы Ястреба слышали перед его появлением крик настоящего ястреба, отсюда его прозвище. Но Ястреб никогда сам не издавал этот крик. Это делал Фелпс, и голос хищной птицы был сигналом, что можно действовать согласно плану.
Саймону не пришлось долго ждать. Капли дождя только начали капать с углов его шляпы на пелерину пальто, как он услышал пронзительный крик Фелпса. Выехав на дорогу, Саймон выстрелил в воздух, останавливая показавшуюся из-за поворота черную карету.
– Кошелек или жизнь! – громовым голосом крикнул он. – Эй, кучер, брось оружие и подними руки, чтобы я их видел.
Кремневое ружье, стукнувшись о землю, приземлилось в луже, и Саймой, прищурив глаза, заглянул в забрызганное дождем окно кареты.
– А ну выходи! – скомандовал он.
Поглядывая на испуганных лошадей, Саймон подъехал ближе. Дверца кареты медленно открылась, и негодующий Руперт Марнер шагнул на мокрую дорогу.
– Отлично, – усмехнулся Саймон, сбив с него касторовую шляпу дулом пистолета. – Ого, господин-то знатного рода, будь я неладен!
– К-как ты смеешь останавливать мою карету? Д-да ты знаешь, кто я такой, болван? – фальцетом закричал Руперт, слишком поздно потянувшись за шляпой, которая оказалась в луже рядом с ружьем кучера.
Саймон выдавил гортанный смешок, давя шляпу копытами лошади. И рассмеялся в голос, когда Руперт отскочил в сторону, спасая панталоны от брызг грязи.
– Знаю! Ты жирный цыпленочек, которого грех не ощипать, – ответил Саймон, коверкая слова. Спешившись, он привязал лошадь и подошел ближе. – Выворачивай карманы, приятель, – приказал он. – Давай сюда кошелек, лорнет, галстучную булавку и золотые часы, которые ты пытаешься спрятать.
– Я еще увижу, как ты болтаешься на виселице в Тайберне, – рявкнул Руперт, бросая вещи в лужу.
– Увидишь, говоришь? – произнес Саймон, растягивая слова. Сняв с седла веревку, он шагнул вперед и грозно сказал: – А ну снимай пальто.
Руперт колебался, но Саймон ткнул пистолетом в его затянутый корсетом живот.
– Жаль дырявить пулей такую хорошую шерсть, – сказал он, поглаживая пальцем курок.
Руперт снял пальто и швырнул его на дорогу.
– А теперь фрак и жилет, да поживее!
Руперт подчинился и, окинув Саймона разъяренным взглядом, бросил ему под ноги прекрасный синий фрак и вышитый атласный жилет цвета слоновой кости.
– А теперь рубашку и все остальное: корсет, сапоги, панталоны. Все, вплоть до белья.
– Я отдал тебе кошелек и драгоценности…
– Этого мало, – перебил Саймон. – Снимай сапоги!
Руперт снова заколебался, жалобно бормоча что-то себе под нос и явно не желая расставаться с сапогами. Он сбросил правый сапог, но, стащив левый, выпрямился и замахнулся им, стремясь разоружить нападавшего.
Саймон отступил, и сапог лишь сбил треуголку, выставив напоказ спрятанный под ней хвост. Сильный удар пистолетом положил конец инциденту. Взвыв, Руперт схватился за лицо. Изрыгая проклятия, которые не употреблял со времен службы на море, Саймон схватил треуголку и надвинул ее, надеясь, что Руперт не заметил его длинных волос.
Подняв Руперта на ноги, он дернул его к себе.
– Снимай остальное, – скомандовал он. – Или тебе помочь?
Руперт подчинился. Босой, в одном белье, он дрожал под дождем.
Подталкивая пистолетом, Саймон подвел Руперта к растущему у дороги дубу и привязал к нему.
– Эй ты, – крикнул он перепуганному кучеру, – распряги лошадей!
Безудержно дрожа, коротышка сполз с козел и под пристальным взглядом Саймона возился с упряжью. Наконец четыре жеребца оказались на свободе. Выстрелив в воздух, Саймон хлопнул правого по крупу, и четверка галопом бросилась прочь, вздымая брызги и втаптывая в грязь одежду Руперта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36