Он колебался.
– Трудно сказать. Все это может оказаться простым недоразумением. Отправляйтесь домой и ждите, а я пришлю вам письменное сообщение, как только узнаю хоть что-нибудь.
Ревилл смотрел им вслед, пока они не завернули за угол, затем вернулся в свой кабинет. Когда через несколько минут туда вошел констебль, Ревилл протянул ему лист бумаги. Уилки с сомнением посмотрел на выведенное там имя.
– Его будет нелегко найти, сэр.
– Отставить разговоры.
– Он может не пойти.
– Нет, он придет. Он знает, как ему лучше поступить.
Мария не могла сосредоточиться, ее мысли сбивались и путались.
Сестра, ее обожаемая сестра, ее милая, добрая сестренка.
Рядом прогрохотал фургон. Кнут кучера щелкал по крупам лошадей, и их стальные подковы проворно цокали по мостовой. Мария представила себе, как ее сестра попадает под конские копыта.
Она закрыла лицо руками, чтобы прогнать это наваждение. Словно в насмешку, в ее воображении возникли мрачные серые воды Темзы. Ей представилось безжизненное тело сестры в пучине реки, лицо утопленницы, закрытые глаза, волосы, облепленные тиной.
– Мария.
Та услышала, что ее окликнули, но была слишком поглощена своими мыслями.
– Мария!
Мария с трудом сосредоточилась на голосе, опустив руки на колени.
– Да, миссис Шайрс.
Старая леди наклонилась к Марии и взяла ее руки в свои.
– Это не доведет тебя до добра. Тебе нужно выбросить мрачные мысли из головы, – сказала она. – В конце концов, этот человек всего лишь инспектор. Что он знает? Вероятно, всему этому есть разумное объяснение.
– Он сказал, что она, вероятно, мертва. И хуже того, что если она жива, то не хочет, чтобы ее нашли. Он имел в виду, что она, может быть, стала п… проституткой, – Мария еле выговорила ужасное слово.
– Ну, он ошибается. Несомненно, инспектор сделал такое заключение под влиянием общения с определенным кругом людей, с которыми он вынужден сталкиваться по роду своей деятельности. И это заставило его сразу же предположить самое худшее.
– Он сказал…
– Не думай о том, что он сказал, – решительно прервала ее миссис Шайрс. – Он не знаком с твоей сестрой, а ты ее знаешь. Подумай о том, что она могла бы сделать и что ты должна предпринять, чтобы ее найти.
– Я?
– Кто же еще будет ее искать? Ты ее самая близкая родственница, ты единственная, кто ее любит.
Мария глубоко вздохнула. Колеса экипажа гремели по мостовой. В висках Марии пульсировала боль. Удивительно, но боль обострила ее чувства. План начал принимать очертания.
– Вы правы, я поеду в Брирфилд. Хозяева были последними, кто ее видел. Прогнали они ее или позволили ей уйти на ночь глядя по собственной воле – причина пока неизвестна. Я должна это выяснить. И я начну оттуда.
Миссис Шайрс согласилась:
– Правильно. Умница. Утром ты сразу же отправишься туда на поезде. Питер будет сопровождать тебя.
– Нет, миссис Шайрс, я не могу взять с собой Питера. – Мария взяла свою собеседницу за руки. – Он для вас – все. И не забудьте, что у вас завтра встреча.
– Питер должен поехать с тобой, – нахмурилась Эйвори.
– Со мной будет все в порядке. Он вам нужен здесь.
– Ты права, – миссис Шайрс покачала головой. – Но я настаиваю на том, чтобы он проводил тебя до вокзала и купил билет в оба конца. Тогда он будет знать, когда ты вернешься, и встретит тебя по возвращении. – Она невесело улыбнулась. – Будем надеяться, что с тобой ничего не случится.
– Эй, Джоко, ты должен мне за пиво.
– Мэйзи, оно наполовину разбавлено водой. Я буду платить только за каждую вторую кружку.
– Свинья! – Мэйзи хлопнула его по котелку, отчего тот съехал набекрень, а пиво расплескалось по столу.
Светло-голубые глаза Джоко Уолтона забегали по углам таверны. Он поправил котелок, водворив его на прежнее место, то есть на затылок. Курчавые белокурые волосы колечками вились вокруг его лба и висков. Джоко послал Мэйзи воздушный поцелуй и сдул пену с кружки.
Чад в «Петухе Робине» стоял такой, что хоть вешай топор, а от шума и криков можно было оглохнуть. Кроме того, большинство посетителей были знакомы с водой и мылом лишь понаслышке. Тем не менее, Джоко, небрежно откинувшись на спинку стула, не без удовольствия наблюдал за происходящим.
Мужчина в углу играл на маленькой шестигранной гармонике-концертино, выжимая из инструмента жуткие звуки. Его заупокойный баритон добавлял в таверне шума, а исполняемые им песни могли бы вогнать в краску публику покультурнее.
Как-то раз Джанетта и Джерсетта –
Две студентки, строили все глазки.
Получился вечерок отменный,
Мы покувыркались словно в сказке.
Подстрекаемая сутенером, Мэри Маргрет поднялась из-за соседнего столика и направилась к Джоко. Ее грудь колыхалась при каждом шаге.
– Джоко, тебе не стыдно пить в одиночку? – прогремел ее низкий, охрипший от джина голос, вырывавшийся словно откуда-то из глубины ее плотного тела. – У тебя есть монеты, так почему бы тебе не угостить меня?
Джоко улыбнулся во весь рот. Он подтолкнул ей ногой стул.
– Присаживайся, Мэри, – любезно предложил он. – Так и быть, куплю тебе кружечку, но если захочешь повторить, плати сама.
Мэри Маргрет бросила взгляд через плечо на русского, которому отдавала выручку. Густые черные брови ее сутенера сошлись на переносице. Мэри наклонилась над столом, выставляя напоказ пышные груди.
Джоко отхлебнул пива и усмехнулся, увидев такой прекрасный обзор.
– Не хочешь поваляться с девочкой? – прошептала она. Ее рука в черной митенке погрузилась в вырез декольте и извлекла оттуда одну грудь. Мэри ущипнула сосок большим и указательным пальцами. – Моей старушке-матери нечем заплатить за жилье, и она завтра окажется на улице.
Джоко оглянулся и посмотрел сначала на русского, потом на девицу.
– Черт, ну и дела, Мэри Маргрет. А я думал, она у тебя умерла. Помнится, в прошлом месяце я жертвовал тебе на ее похороны.
Девица наклонилась поближе к нему. Ее сосок был всего в паре дюймов от его руки. Он мог бы дотянуться до него пальцем. Мэри хрипло захохотала, открыв рот, в котором не хватало нескольких передних зубов.
– Она крепкий орешек, моя мать. Ведь мы уже опускали ее тело в могилу, когда она вдруг села и попросила джина.
Джоко засмеялся. Она наклонилась еще ближе, прикоснувшись соском к его пальцам:
– Я сделаю все, как тебе нравится, Джоко. Клянусь, что сделаю.
В этот миг Мэйзи метнулась к ней и, стараясь прищемить ее сосок, захлопнула крышку кружки. Мэри Маргрет завизжала от такого надругательства. Пивная пена оказалась на ее груди. Мэйзи презрительно скривила рот.
– Джоко, зачем тебе эта грязная шлюха? – заявила она. – Бог знает, с кем она только не моталась.
– Кого ты назвала грязной шлюхой, старая кошелка?
Не заботясь о том, чтобы поправить одежду, Мэри Маргрет вскочила, опрокинув при этом стул. Удар ее кулака пришелся Мэйзи в челюсть. Посетители «Петуха Робина», сидевшие поблизости от места разворачивающихся событий, подняли головы. Те, кто сидел подальше, не обратили на эту сцену ровно никакого внимания.
Джоко забрал обе кружки с пивом и быстренько обошел дерущихся женщин. Достигнув относительно безопасного места за стойкой, он залпом расправился с одной из кружек и не спеша опорожнил другую.
– Это будет два пенса, – доверительно напомнил ему бармен.
Джоко порылся в кармане и вытащил шиллинг.
– Сдачу отдашь Мэйзи, – буркнул он. – Благодаря ей я благополучно отделался от Мэри. А то, чего доброго, пришлось бы драться с русским – мне этого очень не хотелось бы.
– Понял, – согласился бармен.
И собеседники с вялым интересом стали наблюдать за схваткой. Мэри Маргрет вцепилась в рыжие волосы Мэйзи и рванула к себе. Мэйзи взвизгнула и пнула Мэри Маргрет носком ноги в голень.
Мэри Маргрет взвыла от боли, но волос своей противницы не отпустила. Они топтались на месте, пока Мэйзи не зацепилась ногой за ножку стула. Обе упали и покатились по опилкам, которыми был посыпан пол таверны.
Мэри Маргрет попыталась ударить Мэйзи головой о пол, но служанка была сильнее своей противницы. Она дернулась как норовистая кобыла, сбросила с себя Мэри и оказалась наверху. Воспользовавшись преимуществом, она схватила Мэри Маргрет за руки и положила противницу на лопатки, сильно сжав ей запястья.
Издав вопль, достойный ирландской девицы, Мэйзи засмеялась. Вся таверна увидела победное выражение ее лица.
– Она – грязная шлюха, – объявила служанка. – Как я сказала, так оно и есть.
Мэри Маргрет яростно завизжала от обиды. Русский медленно, лениво поднялся на ноги. Вместо того, чтобы идти выручать свою женщину, он неторопливой походкой направился к стойке бара.
Джоко не двинулся с места. Его глаза были как раз на уровне бороды русского. Хотя в нем было почти шесть футов роста, ему пришлось запрокинуть голову кверху, чтобы взглянуть в черноглазое лицо сутенера.
Двигаясь без суеты и спешки, словно впереди у него целая вечность, русский оперся локтями на стойку. Он повертел пивной кружкой, предназначавшейся Мэри Маргрет.
– Хочешь ее?
– Премного благодарен, но, боюсь, я ее испорчу, – осклабился Джоко.
Русский усмехнулся.
– Ты ее не испортишь, она девочка что надо.
– Это уж точно.
Джоко надвинул котелок на лоб, послал торжествующей Мэйзи воздушный поцелуй и ушел в ночь.
Стоял такой густой туман, что даже с расстояния двух шагов цоканье конских копыт звучало откуда-то издали. Джоко выдохнул смрадный воздух «Петуха» и полной грудью вдохнул воздух улицы. Вонь гниющих отбросов, валявшихся на влажной мостовой прямо у него под ногами, ударила ему в нос.
Джоко поморщился. Он уже собирался поднять воротник и отправиться домой, как вдруг из пелены тумана перед ним возникла мужская фигура.
– Джоко Уолтон! Тебя-то мне и нужно. Форма лондонского полисмена была скрыта под плащом, но на шее у мужчины блестела латунная бляха с львиными головами, ясно говорившая о том, что этот человек принадлежал к числу блюстителей порядка.
Джоко в испуге отскочил назад.
– Эй, я непорочен как младенец.
– Само собой, Джоко. Это нам известно. Но у Ревилла есть для тебя одно дельце.
Джоко отступил еще на шаг назад.
– Я уже занят.
– Ревилл посмотрит, чем ты занят.
Джоко снова попятился, но полицейский шагнул за ним.
– Я спешу домой, – заявил Джоко.
– Это не займет много времени, – констебль схватил его за шиворот и повел с собой.
Туман вокруг них был таким густым, что даже их шаги затихли как-то внезапно.
Глава третья
Джоко Уолтон с лицом темнее тучи брел сквозь пелену непроглядного ночного тумана по пустынной безлюдной улице. До восхода солнца оставалось не меньше получаса – в это время многие еще видят сладкие сны, да и сам он тоже не отказался бы сейчас вздремнуть часок-другой.
Джоко почувствовал запах свежевыпеченного хлеба, и у него потекли слюнки. Повинуясь чутью, он пошел на задний двор дома и выяснил, что запах исходил из расположенной в подвале пекарни. Здесь ему вряд ли подфартит – поблизости не было даже мальчишки-подмастерья, который за фартинг согласился бы вынести булку.
У Джоко урчало в желудке, не лучше было у него и на душе. Про себя он проклинал то, чем ему предстояло сейчас заняться. Он должен будет встать напротив дома на Обри Уолк и мерзнуть там по меньшей мере добрых пару часов, пока из парадной двери не появится мисс Мария Торн.
Оказавшись на Обри Уолк, Джоко замедлил шаг. Дома на этой улице, в которых сдавались меблированные комнаты для людей небогатого сословия, выглядели одинаково – все из посеревшего от копоти кирпича, с одним подъездом, с четырьмя печными трубами по каждую сторону крыши.
Джоко достал из кармана страничку, вырванную из блокнота. «Номер тридцать восемь», – прочитал он вслух и положил записку обратно в карман. Пройдя еще шесть домов, он остановился возле темного фасада дома. Не было слышно ни звука. Джоко поежился и засунул руки поглубже в карманы.
В ту же самую минуту дверь подъезда отворилась, и оттуда вышла молодая женщина, одетая во все черное, с утомленным и бледным как мел лицом. Даже не сверяясь с описанием, которое ему дал Ревилл, Джоко догадался, что это и была Мария Торн.
Увидев Джоко, слонявшегося с хмурым видом у подъезда, Мария вздрогнула. Их глаза встретились – оба неприветливо взглянули друг на друга.
Джоко сделал вид, что разыскивает какой-то дом. Он снова вытащил из кармана бумажку и пробежал по ней глазами.
– Номер сорок два, – пробормотал он как бы про себя и, устремив взгляд на следующий дом, направился к нему.
Мария Торн, похоже, перестала его опасаться.
– Номер сорок два через четыре дома отсюда, – произнесла она вслед мягким голосом.
– Спасибо, мэм, – кивнул Джоко, не поднимая на нее взгляд, и ускорил шаг.
Мария больше не удостоила его вниманием. Она заперла дверь и двинулась в противоположную сторону.
Джоко стоял у входа в дом номер сорок два, не отрывая глаз от удаляющейся фигуры Марии и ругая себя последними словами. Она заметила его, видела его лицо и даже заговорила с ним. Вот незадача! Теперь она легко узнает его в толпе, если он станет следить за ней.
Сначала Джоко подумал, не прекратить ли слежку и не отправиться ли назад к Ревиллу. Инспектор тогда послал бы кого-нибудь другого. Но потом Джоко вспомнил про признание.
Ревилл без промедления использует эту бумагу, и Джоко придется закончить дни в Дартмурской тюрьме. От этой мысли его тело с головы до ног покрылось гусиной кожей.
Джоко был в ловушке, и выбирать ему не приходилось. Ему нужно было продолжать следить за Марией Торн и приложить к этому все свои усилия.
Мария взглянула назад. Она не ошиблась – третий раз за сегодняшнее утро она видела одно и то же лицо.
Она уже почти час пробиралась через незнакомые ей районы Лондона к Юстонскому вокзалу. Сначала она подумала, что ошиблась. Но нет, позади себя она снова увидела белокурого молодого человека в котелке, того же самого, который стоял на улице, когда она на рассвете выходила из дома.
Тот мгновенно отвел глаза. Пока Мария стояла остолбенев, он свернул на другую улицу. Зайдя за угол, она оглянулась и поискала его глазами, но улица была пуста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47