– Нужно выполнять приказ.
– И ты собираешься это сделать? – с ужасом спросил Терехин.
Я потерял над собой контроль и схватил напарника за рукав:
– Запомни: я ничего не делаю от себя, когда речь идет о работе.
– Тогда ты поступаешь неправильно, поверь мне.
Я отпустил напарника и развернулся. Мне все чертовски недоело: и эта ночь, и наставления Терехина, и дурацкие приказы командования. Все, что мне теперь хотелось – поскорее выполнить работу и забыть навсегда о неприятностях этих нескольких смутных дней.
Позже я узнал, что в это время происходило у «Витязя». Была половина шестого утра, когда полковник получил информацию по «Рубину». Предупредив группу, он продолжал держать связь с «Альфой-2» и одновременно пытался связаться с Ноль Первым, однако в такой критический момент тот не отвечал «Витязю».
– Черт бы их всех побрал! – ругался полковник. – Они там думают, что я бог, царь и герой в одном лице? Нет уж, дудки, решайте сами, я не стану брать ответственность на себя.
Подобное положение было и у «Альфы-2». Они знали, что нужно делать, но связь с руководством внезапно прекратилась, когда действие достигло кульминации. Поэтому они избрали простой выход – свалить операцию на чужие плечи, то есть на нашу группу.
«Витязь» не соглашался с такой постановкой вопроса, но мы были завершающим звеном из всех, кто подкарауливал «Рубина». За нами и было решающее слово.
– Центр, дайте Ноль Первого. «Витязь» требует Ноль Первого!
В ответ – тишина.
– Срочно! «Рубин» направляется в Москву, операция срывается. Подтвердите приказ. Что мне делать?
Наконец Ноль Первый вышел на связь:
– Приказано действовать по собственному усмотрению.
– Что?! – полковник не выдержал и выругался. – Ноль Первый, я не уполномочен принимать решений, я исполняю ваш приказ.
– «Витязь», – умолял Ноль Первый, – я не могу один принять решение. Мне нужно связаться с членами чрезвычайного комитета.
– Времени уже не осталось. «Рубин» через пять минут уйдет от преследования.
На связь вышла «Альфа-2»:
– «Рубин» проследовал мимо нас. Примите меры. Полковник переключил ЗАС на местную связь, и дальше мы слушали весь разговор полковника с Ноль Первым.
– Ноль Первый, – умолял полковник, – отдайте приказ. В нашем распоряжении осталось две минуты. Скоро «Рубин» проедет наш сектор, тогда мы уже не сможем его остановить.
Голос полковника дрогнул. Не знай я его, то мог бы смело предположить, что он находится сейчас на грани нервного срыва. Я посмотрел на напарника. Тот тоже был сильно взволнован, сжимал и разжимал кулаки, готовый в любой момент сорваться и броситься в драку.
– Ноль Первый, – решился «Витязь» на крайние меры, – мое подразделение слышит наш разговор. Вы имеете возможность приказывать непосредственно им.
Кроме шипения, из переговорного устройства не доносилось ни звука.
– Внимание! – вдруг раздался громкий и решительный голос полковника. – Появился «Рубин». Всем приготовиться. Ноль Первый, он уходит, – снова обратился «Витязь» к руководству.
– Вы считаете, что мы уже не сможем его достать? – наконец отозвался Ноль Первый.
Я оторвался от переговорного устройства и посмотрел в оптический прицел. Машин на дороге еще не было, но они могли появиться в любую минуту. Сердце учащенно забилось в груди, в голове зазвенело от напряжения.
– Может быть, оставить все, как есть? – спросил Ноль Первый.
Я не понял, к кому обращен вопрос. Мои нервы были взвинчены до предела. Попадись этот Ноль Первый сейчас мне под руку, я бы расстрелял его без всякого сожаления.
– Не знаю, – ответил «Витязь». – Вы отдаете приказы, а я их исполняю.
В этот момент я услышал шум приближающегося автомобиля. Он доносился не отчетливо, и я никак не мог сообразить, шел ли шум с автострады или с той дороги, что вела к резиденции «Рубина».
Я снова начал всматриваться в прицел. Из-за дальнего поворота показался эскорт.
– Вот они, – с неприязнью произнес я.
– Не делай этого Витя, – донесся до меня голос.
В считанные секунды мой разум прокрутил всевозможные комбинации.
– Не делай этого, – повторил Терехин.
Лучше бы он молчал! Мое тело затряслось, я почувствовал, что меня прошибает озноб.
– Черт бы побрал вас всех, праведных и неправедных! – процедил я, не сводя прицела с эскорта.
– Что нам делать, Ноль Первый? – вопрошал тем временем охрипший «Витязь».
– Поймите же меня, я не уполномочен решать самостоятельно такие ответственные вопросы.
– Автомобили покидают наш сектор. «В которой же из них?» – бешено соображал я, переводя оптический прицел с машины на машину.
– Послушай, Виктор, – Терехин опустился рядом со мной на колени.
– Отойди! Не мешай! – зарычал я на него.
Он в испуге отскочил на несколько шагов в сторону.
Левой рукой я так сильно сжимал цевье, что, казалось, оно вот-вот затрещит. Указательный палец правой руки лежал на спусковом крючке, готовый в любое мгновение спустить механизм.
– Я даю отбой своему подразделению, – уверенно сказал «Витязь».
– Подождите, – остановил его Ноль Первый. Через секунду он невнятно произнес слова, которые поразили нас своей лаконичностью:
– Теперь главный он.
В этот момент все три машины поворачивали на трассу. Они на большой скорости едва вписались в поворот. И тут неожиданно на автостраде появился трейлер, словно возник из-под земли. Он шел навстречу правительственным автомобилям. Он посигналил. В суматохе и от звенящей усталости в голове слова Ноль Первого показались мне командой «Огонь», после чего «Витязь» вздохнул и повторил приказ:
– Отбой, ребята.
Но было уже поздно. Я нажал на спусковой крючок. Раздалась автоматная очередь. Но трейлер прикрыл правительственные машины. Пули прошили фургон.
Терехин навалился на меня сзади, из переговорника доносились крики разъяренного полковника, но я уже не способен был понять смысл слов. Последним, что я запомнил, было то, что передняя машина рванулась вперед и на бешеной скорости понеслась по автостраде.
Я провалился в кромешную темноту.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
(пять месяцев спустя)
Прошло пять месяцев после того злосчастного события в середине августа. Страсти понемногу улеглись, люди вернулись к своей привычной жизни. Но над нами, сотрудниками службы безопасности, словно навис дамоклов меч. Мы томились в ожидании приговора, который подготавливали для нас люди, находившиеся сейчас у власти.
За это время я всего несколько раз был на работе, да и то лишь для того, чтобы дать показания по факту неотданного приказа. Создавалось впечатление, что наши судьи не столько решают вопрос: кто прав, и кто виноват, сколько подыскивают, на чьи плечи возложить вину за случившееся.
Полковник Филатов остался на работе, хотя новой должности не получил. У него нашелся высокий покровитель, Михаил Кротов, которого собирались или уже назначили начальником нового управления охраны. Этому управлению и была переподчинена группа «Альфа». Полковник Филатов обещал не забыть меня, так как хорошие кадры должны использоваться.
Я уже чувствовал состояние затянувшейся депрессии. Неясность положения окончательно выбивала меня из колеи. Марина говорила, что мне нужно развеяться, съездить куда-нибудь на отдых. В наших отношениях с ней произошел пока еще незаметный надлом. Я старался отогнать от себя тревожные мысли, но реальная обстановка все больше и больше убеждала меня, что мы с женой отдалились друг от друга и уже не понимаем, как раньше, все с полуслова. Наконец я решил послушаться совета Марины и поехать на недельку-другую в Есино, чтобы там постараться привести свои нервы и мысли в порядок. Однако уже на следующий день после праздника, числа третьего или четвертого января, мне позвонил полковник Филатов.
– С Новым Годом, Виктор, – сказал он.
– Спасибо, вас также, Алексей Петрович.
– Как настроение, боевой дух? – начал он издалека.
– Да вроде бы потихоньку прихожу в норму.
Я знал, что бесполезно говорить с полковником о моем моральном состоянии. Он был не тем человеком, которому можно поплакаться в жилетку. Он постоянно твердил, что у работников нашего класса не должно быть душевных переживаний, особенно если речь идет о деле. Поэтому в разговоре с нами сразу же после августовских событий он предупредил Терехина, Грязева и Никицкого, чтобы те добровольно уходили с работы. Я не оказался в этом списке, и причина была ясна – пожалуй, мне одному в той тяжелой и неясной обстановке удалось сохранить присутствие духа и способность забыть о морали. Я готов был выполнить приказ, каким бы он ни был. Гене Москвину рекомендовали уволиться в запас. Из всей нашей группы только Саша Попцов остался водителем у Филатова. Со мной же вопрос по-прежнему оставался открытым. Мне показалось, что наконец дело начинает проясняться.
– Мне нужно с тобой встретиться и переговорить, – сказал полковник после приветствий.
– Когда?
– На этой неделе, не позже, – ответил он.
Я согласился, да и что еще мне оставалось? Кольцо неизвестности и загадок, которое окружило меня, давило с неимоверной тяжестью, и я решил, что лучше узнать плохие новости, чем не знать вообще ничего.
– Ты ценный сотрудник, Русич, и мне не хотелось бы тебя терять, – продолжал полковник Филатов. – Если тебя устроит, то мы могли бы встретиться сегодня вечером, часов в семь – половине восьмого на Коломенской.
Это было всего в одной остановке от меня на электричке. Такой вариант мне подходил, и я сказал:
– Буду.
– Тогда до встречи, – полковник положил трубку. После этого разговора я весь день ощущал сильное волнение. Я мог только догадываться, какое предложение готовит для меня бывший шеф. И бывший ли вообще? После всего, что пришлось пережить за последний год – особенно заваруху в Прибалтике и московскую августовскую авантюру – я стал задумываться над своим поведением, а это, как известно, дело неблагодарное. Терехин начал думать и оказался ненужным. В самый ответственный момент его нервы сдали, он отказался выполнять приказ руководства. Я не мог представить свою жизнь без любимого занятия, но работать в обстановке неясности отказывался.
Видя мои переживания, Марина несколько раз пыталась внушить мне, что свет не сошелся клином на этой дурацкой службе, что я могу найти себе место в охране коммерческого банка или какого-нибудь офиса, в крайнем случае место телохранителя. Я понимал, что ее предложения не лишены смысла, но отказывался от них. Я надеялся, что все еще наладится, и жизнь войдет в свое обычное русло. Кроме того, не мог же я позволить женщине распоряжаться судьбой высококлассного сотрудника спецподразделения, даже если эта женщина и была моей женой. Поэтому я старался избегать споров с Мариной на эту тему. В последнее время она и без того была слишком нервная. Это было связано с беременностью.
– Ты стал угрюмым, неродным человеком, – упрекала меня Марина.
Я старался отшучиваться, говорил, что она сгущает краски, и это свойственно женщинам в ее положении. Но она лишь недоверчиво качала головой и замыкалась в себе. Мы могли не разговаривать целыми днями, и такое случилось впервые за все те годы, что мы прожили вместе.
И вот теперь звонок полковника Филатова… Что он хотел мне предложить? Неужели снова какую-нибудь авантюру?
В половине седьмого вечера я быстро оделся и собрался уходить.
– Ты куда? – озадаченно спросила Марина. Она, наверняка чувствовала, что я волновался.
– Скоро приду, – ответил я и улыбнулся жене. – Нужно встретиться с одним старым приятелем.
На улице было темно. Холодный ветер ударял мне в лицо. В восьмом часу я был на станции Коломенское. Ждать долго не пришлось. Скоро я увидел идущего уверенным шагом мне навстречу полковника Филатова.
– Ну, здравствуй, Виктор, – полковник протянул руку для пожатия.
– Здравствуйте.
– Похоже, прогуляться нам не удастся – слишком холодно. У меня здесь машина, – он указал рукой в неопределенном направлении, – если не возражаешь, можем покататься по городу, а потом я тебя подброшу до дома.
Он внимательно изучал меня. От его пристального взгляда мне становилось не по себе. И еще меня волновала атмосфера таинственности, в которой проходило наше свидание. Если полковник хочет предложить мне интересное дело, то почему предложил встретиться здесь, почему не пригласил в служебный кабинет? Или дела мои совсем плохи, и официально встретиться не выходит?
Я ожидал увидеть служебную машину Филатова, однако он был на своей «семерке» темно-синего цвета. Мы сели в машину и медленно поехали по залитым иллюминацией улицам праздничного города.
– Как тебе в бессрочном отпуске? – поинтересовался полковник. – Не надоело еще?
По этому вопросу я понял, что разговор будет долгим и содержательным.
– Червь начинает точить тело и разрушать психику, – честно признался я.
– Это хорошо, – скорее себе, чем мне, сказал полковник Филатов.
– Что же в этом хорошего? – улыбнувшись, спросил я.
– Да нет, это я так, о дороге, – он на мгновение повернулся ко мне и лукаво улыбнулся.
Я насторожился. Было в его поведении что-то неприятное для меня.
– Значит, говоришь, плохо тебе без работы? Я промолчал, ответ был и без того ясен.
– Понимаешь, Виктор, тут такая ситуация сложилась, – он посмотрел на меня и добавил: – Совсем не в нашу пользу.
Это я как раз мог понять, постоянно ощущал на себе давление. Мне хотелось только одного – чтобы полковник выражал свои мысли более конкретно. У меня уже сложилось впечатление, что он «прощупывает» почву, и был готов к неожиданным поворотам разговора.
Машина притормозила и свернула с Пролетарского проспекта на Кавказский бульвар. Через пару кварталов был мой дом. Полковник Филатов остановил машину и выключил мотор.
– Виктор, – он повернулся ко мне вполоборота. – То, что мы чуть было не совершили в августе, висит над нами дамокловым мечом. Я лично ощущаю на себе это почти ежедневно, приходя на работу. Не буду от тебя скрывать, что идет грандиозная чистка аппарата, но это известно всякому соображаемому человеку в нашей стране.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30