Положение у меня было более выгодное, чем у моего противника – я находился внизу. Упрямый моджахед никак не хотел выпускать свое оружие из рук. Я дернул за штырь посильнее, моджахед не удержался и свалился ко мне в погреб. Пока он лежал на земле, я отбросил ненужный мне штырь и приблизился к врагу. Тот повернулся на бок и хотел было встать на ноги, но я одним ударом в лицо сломал ему нос. Моджахед потерял сознание.
Я же принялся кричать, подзывая к себе других моджахедов. Они не заставили себя ждать, прибежали на мой крик и, увидев, что я сделал с их приятелем, наставили на меня оружие. Такой поворот событий не был для меня неожиданностью. Я приставил к горлу своего пленника его же собственный нож и сказал на пушту:
– Позовите сюда главного, а не то я перережу вашему дружку горло.
Моджахеды стали тихонько переговариваться между собой. Я не мог разобрать их слов. Вскоре один из охранников исчез. Вероятно, побежал звать кого-нибудь на помощь. Остальные, их было трое, остались возле погреба караулить меня.
Мой план удался. Моджахед привел человека Латифа, которого я видел еще в тот злосчастный вечер, когда Шокар и Ахмад привели нас с Сохибом сюда.
– Что тебе нужно? – спросил он.
– Я хочу говорить.
– Это я уже понял. Отдай нам нашего человека, и мы выслушаем тебя.
Мой пленник начал приходить в себя, он зашевелился и открыл глаза. Я снова ударил его по голове – он потерял сознание.
– Ты поступаешь нехорошо, – сказал человек Латифа.
Я промолчал. Он немного подумал, а потом спросил:
– Хорошо, с кем ты хочешь говорить?
– С главным.
– Кого ты имеешь в виду? – удивился он.
– Я хочу говорить с Латифом, – произнес я отчетливо, выделяя каждое слово.
Брови афганца удивленно взмыли вверх.
– Что же ты ему хочешь сказать?
.– То, чего не сказал в прошлый раз, – уклонился я от прямого ответа, надеясь, что некоторая неопределенность заинтригует его.
– Я передам твою просьбу хозяину, – пообещал афганец. – А ты отдай нам нашего человека.
Пленник уже был мне не нужен, я достиг своего, меня услышали.
– Только если ты прикажешь, чтобы твои верные псы не вздумали делать глупости.
Афганец еле заметно кивнул моджахедам. Те сбросили в погреб веревку. Я обвязал ею тело пленника. Скоро его убрали наверх.
Человек Латифа ушел. Я надеялся, что пройдет минута-другая, и он возвратится за мной, но я ошибался. Проходили часы, а его все не было. Наконец я разочаровался, подумав, что мне никогда не удастся выбраться из чертового погреба. Вечером даже не принесли положенный паек, и я решил, что меня ожидает голодная смерть.
За мной пришли ночью, когда я уже дремал. Двое охранников спустили в погреб веревочную лестницу. Я быстро поднялся по ней и только наверху увидел, что они не одни. Сопровождать меня в дом было поручено четверым вооруженным до зубов боевикам.
Те привели меня в дом и втолкнули в небольшую комнату, где дожидались несколько человек. Среди них я узнал тех двоих, что следили за мной в Мазари-Шерифе и Латифа. Двоих других я никогда не видел.
– Я слышал, что ты хотел со мной говорить, – сказал Латиф. – Я готов выслушать тебя, только с одним условием: на этот раз ты не будешь ничего придумывать, а расскажешь всю правду.
Я молча кивнул.
– Учти, нам известно о тебе больше, чем ты думаешь, – улыбнулся Латиф, указывая на двоих парней, которые следили за моими первыми шагами по афганской земле.
В комнату вошел человек Латифа. Как я позже узнал, это был помощник хозяина, без которого тот не делал ни единого шага.
– Что бы вы хотели услышать от меня? – спросил я, глядя на Латифа.
– Вот тебе и раз! – воскликнул он. – Ты так добивался встречи со мной, а теперь не знаешь, что говорить?
Он рассмеялся мне в лицо.
– К сожалению, я знаю не так уж много.
– А нам и не надо слушать тебя до восхода солнца. Ты скажи о главном, кто тебя послал сюда и зачем?
Я лихорадочно соображал, стоит ли говорить всю правду. Латиф и так знал, что я русский шпион. Мне хотелось докопаться до истины, узнать, кто меня предал.
– Я – агент русской внешней разведки, – начал я свое признание. – Меня отправили сюда с конкретным заданием: поступить на службу к кому-нибудь из полевых командиров и узнать все, что касается беженцев.
Я остановился и посмотрел на слушавших меня людей. На их лицах читалась заинтересованность. Латиф одобрительно качал головой.
– И все? – вдруг спросил он.
– Вы же просили говорить по сути дела.
– А в отношении оппозиции?
– Какой оппозиции? – притворился я, будто не понял вопроса.
Латиф сделал знак боевикам, стоящим за моей спиной. Один из них вышел вперед и нанес сильный удар кулаком в живот. Я вскрикнул, покачнулся, но удержался на ногах.
– Дальше! – приказал помощник Латифа.
С этими ребятами шутки были плохо, я продолжал:
– Относительно таджикской оппозиции я должен был узнать, какие у нее связи с лагерями беженцев, нет ли с их стороны вербовки людей в число боевиков, которых посылают через границу.
Я говорил быстро, чтобы выглядело более правдоподобно.
– Ты лжешь! – воскликнул Латиф.
И на меня тотчас обрушился новый удар, на этот раз в спину. Я выдавил из себя подобие улыбки.
– Ах, тебе весело? – воскликнул помощник Латифа. Он посмотрел на своего хозяина, и тот утвердительно кивнул. Дальше последовали частые удары от боевиков. Они молотили меня руками и ногами по всему телу, пока не устали, они даже не заметили, что я потерял сознание.
Очнулся я оттого, что меня окатили холодной водой.
– Ну, как? – склонился надо мной помощник Латифа. – Оклемался?
Я приоткрыл глаза, но тут же закрыл их – яркий электрический свет ослепил.
– Поднимите его и приведите в порядок, – услышал я приказание Латифа.
В ту же минуту двое боевиков подскочили ко мне и поставили на ноги.
– Открыть глаза! – приказал помощник Латифа. Я повиновался.
– Нам некогда, мы хотим слышать правдивый рассказ о том, зачем ты проник на нашу территорию, – продолжал он.
Я перевел дыхание и с трудом произнес:
– Я не лгу. Меня действительно завербовали для этой работы. Единственное, о чем я не сказал с самого начала, так это то, что должен был в случае успешного внедрения разведать пути выхода на оппозицию и за вознаграждение в двадцать тысяч американских долларов убрать самого предводителя оппозиционеров.
У меня закружилась голова, и я замолчал.
– Вот это уже ближе к истине, – довольно произнес Латиф. – Теперь расскажи нам о своих сообщниках.
– У меня их нет. Я действую в одиночку.
– Такого не может быть, – не поверил помощник Латифа.
То, что я сказал, было правдой. Мне не были нужны помощники. Но как я мог объяснить это Латифу и его окружению? При одной мысли, что мне придется доказывать эту истину, меня замутило.
– Пить, дайте мне пить, – попросил я.
– Сначала ты расскажешь нам о сообщниках, – злорадно ухмыльнулся помощник Латифа.
– Делайте, что хотите, но я сказал вам правду, – вздохнул я.
Вероятно, эти слова подействовали на моих истязателей. Латиф приказал принести воды. Боевик протянул пиалу с какой-то вонючей жидкостью, напоминающей помои, и я опустошил ее в один миг, не обращая внимания на вкус и цвет.
– Кто такой Сохиб? – снова спросил помощник Латифа.
Я старался понять, что он имел в виду. Наконец, догадавшись, что Сохиба считают моим помощником, сказал:
– Это таджикский беженец.
– Какую роль он играл в твоем плане?
– Никакую. Я не знал его раньше – познакомился на базаре в Кундузе.
– Странно, – задумчиво произнес Латиф. – Как ты докажешь это?
– Он заговорил со мной на русском языке. Поэтому я попросил парня помочь связаться с людьми Латифа.
– Это похоже на правду, – сказал Латиф, прищурив правый глаз.
– Это правда, – уверенно произнес я, глядя в глаза своему палачу.
Он пристально посмотрел на меня, словно хотел проникнуть в мое сознание и узнать, не утаил ли я чего. Меня смертельно утомил допрос. Еще утром я надеялся, что, выйдя из погреба, смогу убежать. Сейчас эта мысль не приходила в голову. Единственное, чего мне хотелось в этот момент, – снова оказаться в погребе, где не было ни Латифа, ни его моджахедов, причиняющих дикую боль.
– Господин Латиф дарует тебе жизнь, – вдруг сказал помощник хозяина. – Но это решение может измениться в любую минуту. Ты понял? – он сверлил меня взглядом.
– Да, – ответил я.
– А теперь можешь идти, – произнес Латиф и лениво взмахнул рукой в направлении двери.
Моджахеды развернули меня и подтолкнули к выходу. Моя жизнь зависела от этих людей, но я все же рискнул задать вопрос, которым мучался долгое время.
– Подождите, – произнес я, снова поворачиваясь к Латифу. – Я в ваших руках и сказал то, что вы хотели услышать. Откройте же, кто меня предал, от кого вы узнали о моей миссии?
Латиф был удивлен моей отчаянной храбрости. Некоторое время он молча смотрел на меня, а потом сказал:
– Я люблю смелых людей и удовлетворю твое любопытство. Ты молодой, рус, и можешь не понимать одной вещи – в мире нет ничего бесценного, все Имеет свою цену. Это главный жизненный закон, от которого еще никому не удавалось убежать, даже Москве, которая послала тебя сюда.
У меня перехватило дыхание. Слова Латифа были жестоки и означали, что люди, пославшие меня в этот ад, сами же и отдали меня в руки врагов. У меня не было причин не верить Латифу. Теперь все сходилось. Интересно, знал ли полковник Филатов, провожавший меня на задание, что моя судьба предрешена, что я никогда не вернусь обратно. И никогда не увижу жену, ребенка, который уже должен был родиться. За все время, что я находился в плену, я старался не думать ни о Марине, ни о ребенке. Это была запретная тема. Теперь же, когда я узнал причину своих мучений, в казалось бы безвыходной ситуации, перед моими глазами возник образ жены. И это возвратило меня к жизни. – Спасибо за информацию, – улыбнулся я Латифу. Тот отвернулся, а меня увели из комнаты.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
(апрель – август 1992 г.)
Я по-прежнему оставался узником Латифа. Меня удивляло, что он, зная, кто я и зачем прибыл в Афганистан, не предпринимал по отношению ко мне никаких действий. Такое поведение Латифа было для меня большой загадкой. Я предполагал, что он держал меня до подходящего момента, чтобы при случае продать таджикам или обменять на своего человека, находившегося в плену у моих соотечественников.
Поначалу я еще надеялся, что полковник Филатов не знает о заговоре руководства, продавшего агента врагу, и что он, как только узнает о моих неприятностях, сделает все возможное, чтобы спасти меня. Но проходили дни, которые складывались в бесконечные месяцы, а изменений не было. И я отказался от иллюзий и стал надеяться только на собственные силы. С каждым новым проведенным в заключении днем в моей душе нарастала ненависть к предателям, прямо-таки жаждал мести.
После второго допроса у Латифа меня стали выводить на прогулку. Она продолжалась всего полчаса, после чего охранник снова возвращал меня под замок. Пользуясь удобным случаем, я оценивал реальные шансы на побег. Я не думал оказывать сопротивление моджахедам, стараясь расположить их к себе или ослабить их внимание.
Однажды, когда Латифа и его боевиков не было, о чем свидетельствовало отсутствие охраны у дома, я решился бежать.
Со своим провожатым я надеялся справиться в одну секунду, а, когда завладею оружием, был готов уложить еще до двух десятков моджахедов. Главное, чтобы хватило боеприпасов.
Охранник не помышлял о моих намерениях. Он уныло плелся метрах в пяти от меня. Я незаметно свернул с обычного пути, по которому всякий раз водил меня охранник, и пошел в сторону изгороди. За ней размещалась техника. Провожатый не сразу отреагировал на изменение маршрута, но, заметив, бросился ко мне, показывая жестами, чтобы я вернулся. Он растерянно огляделся по сторонам, желая найти поддержку, но рядом никого не оказалось. Я не стал медлить и бросился на него. Сильным ударом кулака по голове я повалил его на землю, снял с груди автомат и еще раз стукнул охранника по голове прикладом. Затем я оттащил тело к изгороди. Теперь мне нужно было завладеть техникой. Я побежал вдоль изгороди, стараясь держаться ближе к строениям. Я слышал бешеные удары своего сердца. Момент освобождения казался мне таким близким!
Но я просчитался. Из-за строения прямо на меня шел Ахмад.
– Куда это ты так торопишься? – спросил он у меня.
Он гадко осклабился, видя разочарование на моем лице.
– С дороги, сука! – наконец пришел я в себя! Ахмад наставил на меня карабин, готовый в любую секунду выстрелить. Казалось бы, ситуация была безвыходной. Но тут я вспомнил первую ночь, проведенную в этом жутком месте. Тогда Шокар и Ахмад издевались надо мной, как хотели. Шокар был убит, теперь очередь была за его приятелем. Я молниеносно метнулся в его сторону и бросился под ноги. Такого маневра Ахмад не ожидал, он повалился на землю. Держа автомат двумя руками, я резким ударом приклада сломал ему челюсть.
– Гнида вонючая, – зашипел я ему прямо в окровавленное лицо. – Не нравится? На, получи еще, – и я нанес смертельный удар.
Послышались встревоженные крики моджахедов. «Они нашли труп охранника», – пронеслась в голове догадка.
Теперь медлить было нельзя. Я побежал к воротам, за которыми находилась техника; позади слышались вопли приближающихся моджахедов. Они не стреляли, уверенные, что возьмут меня живьем. Можно было укрыться за броней танка, но на нем далеко не уедешь. Я бросился дальше. Начали раздаваться редкие выстрелы. Добежав до грузовика, я упал на землю и спрятался за колесами. Я проверил запас боеприпасов и обнаружил, что имею меньше половины рожка патронов, при этом я помянул крепким словом охранника, словно он был виновен в моих неприятностях.
«Держись, Русич, – приказал я себе. – Это твоя единственная возможность вырваться из ада».
Я перевел автомат на режим одиночных выстрелов, чтобы экономить патроны, и пополз по-пластунски к последней машине. В этот момент я заметил недалеко бегущего моджахеда и выстрелил, тот упал.
– Один готов, – радостно прошептал я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30