– Ничего, – Мэргэн отвечает, – привыкнешь. Пришла Фудин домой – никого нет, отец с же– нихом на охоту ушли. Заметила вдруг: косы за ней волочатся, одна золотая, другая – серебряная. О-о, вдруг жених заметит! Положила она косы в шелковый мешочек и хорошенько завязала.
Вернулись охотники. Жених улегся возле Фудин, стал ей голову гладить. Развязался мешочек, упал, и рассылались косы, золотая и серебряная. Жених даже глаза рукой закрыл.
– Откуда это у тебя, Фудин?
– Мэргэн, у меня второй жених появился. Так, видно, мне на роду написано. Ты откажись от меня, так лучше будет для нас обоих.
Он ответил:
– Если я руку сожму в кулак, уж никогда не разожму. – Ничего не сказал больше, взял дебго-острогу и пошел к озеру.
Никогда таким не было озеро: волны, как валуны, ходят. Мэргэн голосом Фудин зовет:
– Муэ эдени, водяной царь! Я о тебе соскучилась. Выходи.
Откуда-то издалека раздается:
– Ты не хитри, ты мой соперник, пришел со мной биться, – Нет, я ива-фотоха. Выходи!
– Я не трус, выйду, если тебе надо. – Поднялся из воды, сначала до шеи, потом до груди.
Мэргэн подзадоривает Водяного царя:
– Выше, выше поднимись, до пояса.
Выше поднялся Муэ эдени, не побоялся. Мэргэн кинул в него дебго-острогу и следом сам на соперника прыгнул.
Фудин чувствует: недоброе что-то творится на озере. Выскочила из дома, побежала. Неспокойное озеро, вместо воды – кровь в нем. Плачет Фудин: ни водяного, ни земного жениха не видно, под водой битва идет! Стоит девушка, ждет, сколько времени прошло – не знает. Стала свое детство вспоминать, служанку ласковую, стала свои песни петь. Потихоньку, потихоньку успокоилась в озере вода, чистая, прозрачная сделалась. Заглянула в воду де– в ушка, видит свое отражение: корявая, сучковатая ива-фотоха стоит.
Так девушка в иву превратилась, ива ведь всегда возле воды стоит, на реках не растет. Ждет девушка-ива, когда который-нибудь из женихов из озера выйдет. Руки-ветви к воде опустила. Стоит, ждет.

Сэлэ-Мэргэн – железный юноша

Когда-то Хабаровский утес высокий был, в три этажа, наверное. Там в развалинах Мэргэ-кэн жил. Один, никто его не знает. Вот один раз во сне или наяву кто-то говорит ему:
– Хватит тебе лежать. А ну-ка, вставай, иди на улицу, хоть посмотришь, как люди живут. Чего ты все лежишь, лежишь, лежишь – сколько лет уже, голый, в золе, в грязи весь…
Это мне снится, наверное, – думает мальчик. – Сон это.
Опять уснул. Снова голос слышит: – Вставай, хватит тебе лежать. Никак не поймет мальчик, кто ему встать велит. Задремал. А голос опять его будит.
Что-то мне не по себе сделалось от этого голоса, – думает Мэргэкэн. – Ладно, встану, посмотрю, как люди на белом свете живут.
Встал, а выйти не может. Там стукнет – стена глухая, выхода нет, там стукнет – везде стены. Потом в одном месте толкнул – дверь открылась. Свет такой яркий брызнул, что упал мальчик: первый раз солнце увидел, ведь все время, как червь под землей, лежал.
Чувствует: так хорошо ему, так приятно и тепло, солнце печет, река в обе стороны – конца ее ни в одной стороне не видно. Спустился на берег. Берег весь галькой усыпан. Стал играть мальчик, дома из гальки строить. Потом видит и слышит: три лодки показались, в них голоса раздаются. На первой лодке красавица едет, на других – слуги: ольчи, кэ-кэчэн и старик-мафа. Старик говорит:
– Давайте пристанем сюда, как раз время обеда. Смотрите, какое место хорошее, песчаное. Будем здесь варить, отдыхать.
Мальчик раньше людей не видел, испугался, пошел за кусты, там яма была, полная жидкой грязи. Он в грязь бултыхнулся, спрятался там. Причалили лодки. Старик пошел к яме, видит: что-то там живое есть – мясо не мясо.
– Ого, – говорит, – здесь, наверное, давно люди жили, Сусу-амбани – злой дух – на заброшенном месте остался.
Вытащил мальчика из ямы, к лодке принес, велит слугам:
– Ладно, дайте ему поесть. Если он есть станет, значит – это человек. А есть не будет, значит – Сусу-амбани. Тогда избейте его до смерти и обратно в яму бросьте.
Выполнили его приказ. Мальчик думает: Быстро-быстро есть стану – боится, чтобы не избил его. Заторопился, захлебнулся, не может вздохнуть.
– О-о, это настоящий Сусу-амбани!
Избили его слуги, бросили в яму, он без сознания упал, лежит.
А слуги лодки оттолкнули, поехали своей дорогой.
Под вечер Мэргэкэн в сознание пришел, стал ползком домой добираться. Добрался, спать лег на том же месте, где раньше лежал. Больно ему, все тело разбито, уснул кое-как. Слышит, быдто бы кто-то плачет или поет: плач не плач, песня не песня, а голос такой приятный и жалобный женский:
– Издевались вы над этим мальчиком, били его, весело вам было истязать его…
Мэргэкэн с трудом голову поднял, на скалу посмотрел: там красавица Фудин на коленях стоит и плачет, и поет, и лицо у нее легкой материей закрыто.
– Сэлэ-Мэргэн, если ты спишь и нехороший сон видишь, то во сне слушай меня. Если проснулся – наяву слушай. У тебя мать есть, она в утесе живет. Как узнала она, что люди тебя избили, возмутила воду в реке, не могли лодки выгрести против течения возле утеса. Две лодки перевернулись, только одну мою на берег выбросило. Скажи своей матери, пусть вынесет на поверхность со дна наши лодки, а утонувших людей оживит…
Не знаю, как нашла эта красавица Сэлэ-Мэргэна, теперь просит-умоляет его. Встал Сэлэ:
– О-о, сестра, давно бы меня разбудила, я бы давно вам помог. Пойдем к моей матери Сэнгэни-мама.
Пошли они. На утесе как будто дом стоит, столб – гуси-тора есть в нем и голден, и котел. Старик и старуха на коленях стоят, кабана в жертву приносят, большой такой кабан, трехгодовалый. И сэн-курой курят возле гуси-тора.
Фудин говорит старику:
– Отец, ты же умеешь жертву приносить. Ты молиться должен. Встань на колени и проси, чтобы все хорошо было нам, чтобы мы наш путь дальше продолжали, чтобы ничего с нами больше не случилось.
– Нет, – отвечает отец, – не умею я, доченька, молиться. Может, ты сама умеешь?
Дочка на колени встала, лицо закрыла, поклони– лась Сэлэ-Мэргэну, запела свою песню, стала в ней отца бранить:
– Как это ты так счастливо жил, что даже молиться тебе не о чем было? Зубы уже выпали от старости, волосы поседели, а ты так ничего до сих пор и не понял…
Потом к матери Сэлэ обращается:
– Сжалься над нами. Те люди, которе твоего сына били, не знали, что он не Сусу-амбани, а живой человек. Прости их. Сделай так, чтобы они и целы, и невредимы были. Куда хотели поехать, пусть туда едут. Умоляю тебя, в жертву кабана трехгодовалого принесем.
– Ну, ладно, ладно, – сжалилась мать, помолилась, и стали лодки и люди целы, будто бы и не тонул никто. Как были, так и есть. Стала Фудин Сэлэ-Мэргэну как родная сестра. Осталась она с его матерью, а Сэлэ со стариком в его лодке отправился. Старик ласковый такой стал:
– Прости, – говорит, – мы ничего не понимали, не знали, что здесь место не простое.
Едут они, далеко ли, близко ли, не знаю. Однажды ночью спят в лодках люди, устали' за день. А река узкая тут, справа, и слева утесы, вот-вот сблизятся, реку перекроют. Мэргэн слышит: будто двери скрипнули, оттуда и отсюда, с обоих утесов.
Женский голос:
– А, подружка-экэни, Сэлэ-Мэргэн сюда едет. Он не такой, как другие юноши, он – шаман и мухан, его Сэнгэни-мама воспитала. Мне над ним подшутить хочется, давай обе лодки утесами сожмем, стукнем друг об друга. Пусть'Сэлэ не радуется, пусть не хвастается, что он мухан.
И откуда ни возьмись – сразу с обеих сторон приползли черные тучи, как будто чудовище страшное. Сшиблись тучи и лодки сшиблись друг о друга, в щепки их разнесло, ничего не осталось. Мэргэн очнулся: вместо лодки – досочка маленькая, и он на ней болтается. А вокруг вода, из нее утес небольшой торчит. Бросили волны досочку на утес, Мэргэн за. камень зацепился, сел на него, и ни туда и ни сюда.
Утром гроза прошла, солнце вышло, хорошо стало. Опять Фудин говорит подружке:
– Давай подушки, одеяло, я пыль вытряхну. Видишь, какая хорошая погода установилась!
Вот обе Фудин пыль стряхнули с подушек, с одеяла, посмеялись, в дом ушли. А солнце все сильнее печет. Некуда Мэргэну деваться. Чуть подвинешься – сразу в воду упадешь. Ни нагнуться, ни пошевельнуться, чуть живой сидит. Камень раскалился, дышать нечем на нем. Закапали слезы у Мэргэна, стал он петь – свою мать об избавлении просить:
– Ой, горе мне! Неужели, мама, ты не знаешь, как я пропадаю, погибаю здесь из-за двух Фудин. Они меня убивают – мне обидно. Подними с севера бурю и грозу, ударь молнией в утес, пополам его расколи, и пусть там обе Фудин останутся.
И тотчас налетела гроза, расколола утес, лодки и люди целы и невредимы сделались, дальше едут, будто ничего не случилось. Наверное, долго они ехали, пока Иргэн на берегу не увидали. Сошли люди с лодок, в Иргэн отправились, а Сэлэ один остался в лодке. То ли спит, то ли дремлет, слышит: кто-то крышу домика распахнул – там дверца есть. Зашли. Опять две Фудин. Он их по шороху узнал. У одной щеки красные, у другой – черные. В лодке очаг есть и котел. Вот старшая Фудин ножичек достала, мизинец себе отрезала, взяла медный сосуд китайский, стала туда кровь из мизинца капать. Капала, капала – полный сосуд стал. Потом приставила обратно отрезанный мизинец, прирос он, как будто и не отрезали его. К очагу подошла, на углях греет сосуд со своей кровью. Закипела кровь, Фудин налила ее немножко в чашечку, подала Мэргэну. Он не берет, будто бы спит. Фудин то ли заплакала, то ли запела:
– Мэргэн, если ты проснулся, хорошенько слушай, что я скажу. Мы начали драться с волосатым муханом Буюру, это зверь такой, под землей живущий. Три года назад начали с ним сражаться. Он за океаном, за вечным туманом жил, в яме. Яма червями, гадами всякими кишит. Только вчера мы его убили и решили отдохнуть, где мы всегда отдыхаем. Есть такое большое дерево. Всякий шаман там отдыхает и муханы туда после битвы приходят. Только со всех сторон слухи идут: Появился красавец мухан – Сэлэ-Мэргэн. Все девушки покой потеряли, все плачут, поют. Некоторые Фудин едят и ложкой с кашей себя по голове бьют. Все люди в один голос говорят: Первый раз такой большой мухан появился на свете!
Сэлэ удивляется, слушает: он себя все время маленьким, грязным и слабым знал и вдруг от их слов сильным, могучим, красивым себя почувствовал.
– Вот поэтому мы и прилетели сюда, – говорят Фудин, – посмотреть на тебя прилетели. Птицами обернулись. Мы дальше моря живем, тоже шаманы, не хуже других, аями-дух наш покровитель, эдэхэ – наш друг. Они могут в людей превращаться, на самом деле – духи-сэвэцы они. Когда-нибудь обязательно побывай у нас, ты ведь далеко будешь ходить.
Одна Фудин ему чашечку подала. Там что-то красное играет, пенится. Мэргэн думает: Это кровь из мизинца. Выпил – крепкое, как спирт. Женился он на шаманках-Фудин. В это время люди из Иргэна вернулись, шаманки в птиц превратились, улетели. Сэлэ говорит им:
– Я с вами не поеду, мне надо убийце моего отца отомстить. Он на другом берегу горящего моря живет. Кипит море, пламя прямо по воде стелется. Никто туда не может подойти. Дегдар-хан – владыка этого горящего моря.
Отправился Сэлэ-Мэргэн. Хочет – летит, хочет – идет. Богатырем уже стал, такой статный, здоровый, могучий. Младшая жена-шаманка ему говорит:
– Ты на трудный путь встал. Как через горящее море перейдешь? Вот, на тебе на помощь. – Сняла с шеи золотого ершика, отдала мужу. – Подойдешь к горящему морю, брось ершика в воду. Появится перед тобой ледяная дорожка-мост. Ты по нему бы– стро-быстро беги. И мы будем вместе с тобой как нож и огниво, которые у тебя на поясе висят.
Добрался Сэлэ до кипящего моря. Вода везде пылает, клубится, дымно, ничего не видно. Постоял Сэлэ, вспомнил: Ершик у меня есть. Кинул его – образовалась ледяная дорожка. Он бежит по ней, а она за ним тает. На другом берегу оказался Мэргэн. На берегу – видит: золотой ершик – целый и невредимый лежит. Надел он его на шею, стал мухана вызывать:
– Выходи на бой, ты, убийца моего отца!.Мухан слышит голос, смеется:
– Комариный писк откуда-то раздается, иди, слуга, раздави его.
Слуга идет, руку над глазами козырьком от солнца держит, ищет комара:
– А-а, вон откуда голос раздается. Хозяин, смотри, вон стоит, меньше вошки.
Сэлэ рассердился, кулаком слугу ударил, голову ему снес. Голова прямо к мухану полетела, окно пробила, на стол перед муханом упала.
– Смотри, какой мой слуга сильный: снес голову с этого негодяя.
Стал голову и так, и этак поворачивать, узнал своего лучшего слугу:
– Значит, теперь надо идти самому драться. Боевую одежду надел, пояс завязал, косу вокругголовы закрутил. Идет, в землю проваливается, до самых колен. Гудит земля, а он, как гора, идет.
Разогнался Мэргэн, навстречу мухану побежал. Сшиблись они, дерутся. Где бугорок был – там яма стала. Где яма была – бугорок образовался. День с ночью смешались: такая битва идет. Мухан говорит:
– Начинаешь со мной драться – не дни, не ночи – года считай.
Иногда Мэргэн видит: до колен снег под ним. Оглянется – трава зеленая вокруг. Чувствует он: вытекает из него сила, мало осталось. А мухан хоть бы что. Смеется:
– Ты что спотыкаешься? Я старый, да и то не согрелся от борьбы.
Сэлэ его просит:
– Отпусти меня, я пойду с землей, с солнцем попрощаюсь.
Мухан отпустил, сам сел трубку курить. Мэргэн идет с землей и солнцем попрощаться. Тут женский голос раздался, прет Мэргэну:
– Ты слушай меня, Сэлэ-Мэргэн. Я – дочь мухана. Обе твои жены и твоя мать гоняют меня, заклевали совсем, велят мне душу отца достать. А душа его там хранится, куда никто не может дойти. Туда меня посылают…
Мэргэн видит: и правда, три птицы летают. Одна, как птица-коори, на которой шаман в загробный мир летает. Другие – черными и белыми полосами покрыты, как пояс, гоняют все три дочку мухана. Принесла она душу отца, тоже в птицу превратившись, держит в клюве:
– Вот, возьми, Мэргэн. Своими руками тебе душу отца отдаю. – Спускает ему золотой сундучок. – Там есть черепаха, распорешь ей брюхо – два яйца в нем. Одно насквозь на свету просвечивает, другое – пестрое, некрасивое, с грязными пятнами. Разбей его – там душа мухана и есть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90