Каким-то странным образом они стали друзьями. И Симон — не раб. Он свободный человек, служивший графу долго и преданно, а свободный человек имеет право просить о вознаграждении. Хотя благородная кровь Бьяджио не дает им стать равными, Симон знал, что ему принадлежит особый уголок в сердце его господина. Сегодня он этим воспользуется.
Он поспешно вымыл лицо и руки. Прохладная вода оживила его. Скоро Бьяджио уже будет ожидать его прихода. Он причесал волосы, мимоходом посмотревшись в зеркало. Господин предвкушал этот вечер, и Симону хотелось выглядеть как можно лучше. Если он хоть чем-то разочарует Бьяджио, то в милости ему будет отказано. Когда Симон удовлетворился своим внешним видом, он направился к шкафу и выбрал тонкую рубашку и брюки. Свой наряд он дополнил широким кожаным поясом и блестящими мягкими сапогами выше колен. Ухмыльнувшись своему отражению, Симон отправился искать Бьяджио.
Дворец был привычно тих. Проходя по коридорам, Симон слышал далекие звуки деятельности прислуги. Из кухни долетали тонкие ароматы. У него тихо забурчало в животе, напомнив, что он голоден. На Кроуте были лучшие повара и блюда империи. В этом были уверены все местные жители. Мать Симона была прекрасной поварихой, хотя и не родилась на Кроуте. Всякий раз, чувствуя голод, он начинал тосковать по ней. Иногда он так сильно скучал по Кроуту, что не мог подумать о том, чтобы с ним расстаться. И если они больше никогда не вернутся в Нар, Симон возражать не станет. Черный город холодный и высокий, а Кроут — теплый и плоский. Здесь хорошо осесть навсегда. Симон не сомневался, что Эрис полюбит остров. До этой поры она видела только позолоченную клетку — дворец Бьяджио, но если ему хоть раз удастся вывести ее на базары или пройтись с ней по берегу, она полюбит этот великолепный город.
Симон прошел в личные покои графа по коридорам из скульптур, мимо увешанных гобеленами стен. Огромное окно выходило в парк, заливая коридор лиловым лунным светом. Здесь, в покоях господина, воздух был сладким и пах сиренью. Через открытые окна врывался солоноватый запах морской воды. Когда Симон был мальчиком, он любовался белым дворцом на холме и пытался представить себе богатство его владельца. Эти картины питали воображение ребенка, притягивали его к Бьяджио. Тогда он был беден, жаждал золота и власти, которую оно может купить. Теперь, спустя много лет, проходя по залам дворца, Симон все равно испытывал прилив чувств.
Когда он наконец оказался в личных покоях Бьяджио, двойные двери были открыты. Симон осторожно заглянул внутрь. Бьяджио сидел в красном кожаном кресле у окна, спиной к двери, и неспешно пил херес. Золотые волосы графа блестели в лунных лучах, отраженных зеркалами. Не успел Симон постучать, как Бьяджио заговорил.
— Я сидел тут и думал, — тихо проговорил граф.
Симон помедлил. Было ли это приглашением? Он осторожно вошел в комнату и стал приближаться к господину. Бьяджио дышал спокойно и медленно, словно он был пьян или почти заснул.
— Господин, — встревоженно спросил Симон, — вы себя нехорошо чувствуете?
— О нет, прекрасно, милый Симон. Я просто расслабился. Здесь так красиво, правда?
Симон остановился в шаге позади Бьяджио.
— Да, очень красиво. Я в последнее время и сам так считаю.
— Мне бы хотелось больше времени проводить здесь. Я слишком долго отсутствовал, не занимался делами…
— Призыв долга, — жизнерадостно откликнулся Симон. — Вы были нужны Нару…
— Да. — Бьяджио отставил рюмку с хересом. Украшенная драгоценными камнями рука поманила Симона ближе. Когда он приблизился, неестественно яркие глаза вспыхнули яростным огнем. — Мне нужно, чтобы сегодня вечером ты оставался подле меня. И я хочу, чтобы ты молчал. Просто будь рядом.
Симон пожал плечами. Он всегда был рядом с господином.
— Конечно. Вам не надо об этом беспокоиться, милорд,
— Остальные начинают испытывать нетерпение. И Никабар привез новости из Нара. Я тревожусь о том, какая будет на них реакция. Держись рядом со мной. Напомни им о моей силе. Мне надо, чтобы они мне доверяли. Или чтобы они меня боялись. Что именно — не важно.
— Милорд, я буду с вами. Всегда.
Бьяджио одарил его теплой улыбкой, в которой ощущалось необузданное безумие. Он протянул Симону руку.
— Ты — мой самый лучший друг, — объявил он. — Ну, идем. Отправляемся ужинать.
Симон взял графа за руку и помог ему встать с кресла. Хотя свободные одежды заставляли Бьяджио казаться хрупким, Симон знал, что его господин отнюдь не слаб. Снадобья, которые сохраняли ему жизнь, имели немало побочных эффектов. Помимо необычного цвета глаз Бьяджио обладал почти нечеловеческой энергией и был одним из самых сильных людей империи. Никто бы не смог бежать быстрее и дольше, не запыхавшись, никто бы не смог поднять над головой больший вес. И тем не менее графу нравилось, чтобы за ним ухаживали, и он редко хвастался своей силой. Он ел немного и только самую лучшую пищу, а вина всегда выбирая свои собственные, со своих безупречно содержащихся виноградников. В прежнем Наре Бьяджио пользовался репутацией франта, но никто не осмеливался сказать ему это в глаза.
Глава Рошаннов нарядился к обеду. Его отделанный соболями плащ шуршал по-особенному, роскошные волосы волнами падали на плечи. Почти на каждом пальце у него сиял драгоценный камень, зубы сверкали улыбкой, как у вышедшего на охоту волка. Граф внимательно осмотрел Симона. На его лице появилась одобрительная улыбка.
— Готовы? — спросил Симон. Бьяджио кивнул:
— Пойдем.
Как всегда, граф Бьяджио пошел первым. Он вышел из комнаты изящной и стремительной походкой, от которой развевался плащ. Симон следовал за ним, привычно отстав на шаг: достаточно близко, чтобы слышать своего господина, но достаточно далеко, чтобы не затмить его. Граф сиял — о словно маяк.
Они быстро прошли по коридорам и вскоре вышли из покоев Бьяджио в главные жилые помещения дворца, где поселили нарских гостей графа. Эта часть дворца лишь немного уступала в роскоши личным покоям его владельца. Пара стеклянных позолоченных дверей была открыта, приглашая Бьяджио и Симона пройти дальше. Над огромным восьмиугольным столом завораживающе сверкала люстра из белого и голубого хрусталя. Перед входом Бьяджио немного замедлил шаги, и на его лице появилась отработанная театральная улыбка. Сидевшие за столом повернули головы в его сторону. Симон отстал еще на полшага, чтобы не испортить Бьяджио входа.
— Добрый вечер, друзья! — радостно объявил граф, открывая объятия собравшимся за столом нарцам. — Я рад вас видеть. Спасибо вам всем за то, что пришли.
Каждый из нарских аристократов приветствовал хозяина дома. Их одинаково яркие глаза холодно наблюдали за ним. Симон быстро оценил присутствующих. За дальним концом стола сидел Саврос. Помрачающий Рассудок встал со стула и широко улыбнулся. Рядом с палачом сидел крошечный Бовейдин. Слишком увлекшийся блюдом с закусками, ученый остался сидеть. Казалось, Бьяджио не заметил этого знака неуважения. Он уже тряс руку следующего — гиганта в мундире нарского флота. Никабар, адмирал Черного флота, с добродушным смехом обнял Бьяджио.
— Ренато! — воскликнул Никабар. — Ты прекрасно выглядишь!
Грудь Никабара была украшена радугой нашивок и медалей, которые он получил за многочисленные кампании. Казалось, Бьяджио утонул в его объятиях. Симон пристально наблюдал за Никабаром, выискивая в его жестком лице признаки неискренности. Граф и адмирал были знакомы очень давно. Бьяджио числил Никабара среди своих ближайших друзей. Вместе они оставили Нар Эрриту и подняли мятеж Черного флота. Они убедили Бовейдина и Савроса присоединиться к ним. По мнению Симона, они составляли странную и очень опасную команду.
— Я так рад, что ты вернулся, мой друг! — сказал Бьяджио. Граф запечатлел на щеке адмирала поцелуй. — И невредимым.
— Я рад вернуться, — отозвался Никабар, — хотя плавание по морям империи было чистым удовольствием. Я по ним скучаю, Ренато.
Это заявление привлекло внимание Бовейдина.
— Мы все по ним скучаем, — обидчиво объявил он.
— Садись, пожалуйста, — пригласил Бьяджио, оставляя без внимания укол Бовейдина.
Взяв адмирала под руку, он увлек его обратно к столу. Симон пошел следом. Когда Никабар уселся, он выдвинул стул своего господина, чтобы Бьяджио тоже мог сесть за стол. Только когда все расселись, Симон занял свое место по правую руку Бьяджио.
— Давайте выпьем вина, — предложил Бьяджио.
Хлопок его ладоней вызвал из теней прислугу: мужчин и женщин в ошейниках, которые умело удерживали в равновесии серебряные блюда и бутылки с ароматными винами Кроута. Как обычно, Симону подали последним. Он дождался, чтобы все сделали по глотку, и только потом сам пригубил вино. Как всегда, оно было превосходным. Смакуя свой напиток, он наблюдал за странным собранием. Сидевший напротив Бовейдин казался головой без туловища. С ним равнодушно болтал Саврос. Никабар был молчалив как камень. Из всех четверых женат был один только Бьяджио — на женщине, которую он оставил в Черном городе. Графиня Элли-анн не разделяла жажды власти мужа и разочаровала его, встав на сторону Эррита. Никто в точности не знал, где она сейчас находится, и Симон сомневался в том, чтобы Бьяджио это интересовало. Никабар любил говорить, что он женат на море, а Саврос был слишком ненормален для любой женщины. Бовейдин отказывался от уз под предлогом своего маленького роста. Симон считал, что маленькому ученому вообще место в кунсткамере. Все это не относилось к золотому графу. Он был красив, хотя и в несколько бесполом стиле. Эллианн никогда не волновало то, что ее муж спит и с мужчинами, и с женщинами. Как и он, она была аристократкой и в любовных делах отличалась такой же переменчивостью. Что ей не нравилось — что оттолкнуло ее от мужа, — это его желание продолжить Черный Ренессанс. Эллианн не была воином. Она была холеной волчицей, которой нужны были только раздушенные простыни и вся та роскошь, что принадлежала ей по праву рождения. Ее место было в Наре. Неудивительно, что Бьяджио позволил ей там остаться.
Остальные в действительности почти ничего не потеряли. Эррит знал, насколько они были близки к Бьяджио, и все равно не оставил бы их в живых. Даже Никабар, хоть он и считался героем Нара, слишком долго был сподвижником Бьяджио, чтобы ему не угрожали тайные убийцы епископа. И Симону было известно, как сильно они с Форто ненавидели друг друга. Это было извечным соперничеством легионов и военного флота, и ни один из них не готов был признать свое поражение и склониться перед соперником. Когда Аркус умер и Эррит узурпировал трон, Никабар просто приказал своему Черному флоту уйти из вод Нара. Это сделало империю легкой добычей хищного Лисса. Симон решил, что это было частью «великого плана» Бьяджио. Несколько государств сохранили верность Бьяджио, но их число было невелико — и, вероятно, постоянно уменьшалось. После возвращения из Люсел-Лора Симон вынужден был удовлетворяться только дразнящими намеками графа. Он надеялся, что этим вечером они все получат хоть какие-то ответы.
Бьяджио поднял свой хрустальный бокал.
— Мои друзья, позвольте мне к вам обратиться, — сказал он, метнув яростный взгляд на Савроса, чтобы заставить его замолчать. — Я хочу поблагодарить вас. Я хочу еще раз сказать вам, как я ценю ваши терпение и преданность.
Они все подняли свои бокалы. Даже Бовейдин, который тихо хихикнул, согласился с этим тостом. Но когда все выпили, карлик первым открыл рот.
— Какие у вас новости из Нара, адмирал? — демонстративно осведомился он. — Ренато говорит, что вы привезли новости.
Никабар начал было отвечать, но Бьяджио предупреждающе поднял руку.
— Я сам намерен сообщить все новости из Нара, — объявил он. — Данар привез мне новости, это так, но я хочу, чтобы сначала вы все меня поняли. Я знаю, что ваше терпение начинает истощаться. Я знаю, что вы все хотите вернуться домой, в Нар. Но сейчас в действие приведены планы — планы, о которых я не могу вам рассказать.
— Надо надеяться, что эти планы вернут нас всех домой, — кисло проговорил Бовейдин. — Я сделал тебе устройство, Ренато. Я продолжаю изготавливать снадобье. Я хочу знать все, что происходит. Я настаиваю.
— Устройство, — спокойно ответил Бьяджио, — относится к тем вещам, о которых я сегодня не желаю разговаривать.
«Устройство». Симон решил запомнить это слово. Он знал, что Бовейдин над чем-то работает, но пока не знал, что это было. Тем временем граф продолжил:
— Я собрал нас всех здесь из-за известий, которые Данар услышал в Драконьем Клюве, и потому что хотел заверить вас в том, что я — хозяин положения. Все идет в соответствии с моими планами. Мне надо, чтобы вы твердо в это верили. — Внезапно на лице Бьяджио отразилась тревога. — Однако то, что услышал Данар, может заставить вас в этом усомниться.
— Лиссцы? — спросил Саврос. Данар Никабар покачал головой:
— Нет, не просто лиссцы.
— Эррит! — предположил Бовейдин.
Бьяджио задумчиво отпил вина и откинулся на спинку стула.
— Да, Эррит. Боюсь, что последние вести из Нара не очень хороши. Эррит… устраивает неприятности.
— Неприятности? — переспросил Бовейдин. — Что это значит? Ренато, прекрати дурачиться. Что происходит?
— Геноцид, — ответил Бьяджио. На его лице больше не было улыбки. — Что говорит тебе твой мощный ум, Бовейдин?
Бовейдин рассмеялся:
— Он уничтожает тех, кто верен нам. Мы все знали, что это должно случиться. Именно поэтому мы сюда и приехали. Бьяджио вздохнул.
— Термин «смесь Б» тебе что-нибудь говорит?
Бовейдин перестал смеяться. Его насекомоподобное лицо смертельно побледнело. Бьяджио подался вперед и прошипел:
— Да, твой эксперимент удался, мой друг. Слишком удался!
— Ее применили? — вопросил Бовейдин.
— Две недели назад, — ответил Никабар. — В Готе. Форто окружил силы Локкена. Они сдались, потому что у них не было выбора. Форто вошел в крепость, убил Локкена — а потом отравил город. — Никабар посмотрел в свою рюмку — — Выжило всего несколько человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98