Его жена сейчас или очень старая, или вообще покойница. Он попытался рассмеяться, но не смог.
— Может быть, пойдем отсюда? — В голосе Меган звучали успокаивающие нотки.
Гарри заметил, что она отодвинулась от него на несколько футов.
— Да, я видел достаточно, — ответил он, испытывая неприятное стеснение в груди. — Более чем достаточно! Покупать картины Карлисла на аукционе? Нет уж, дудки!
Он хотел расспросить Меган. Нет, он хотел ее «поджарить», подвергнуть перекрестному допросу. Она просто обязана была знать Карлисла — и в то же время у нее не было на это ни единого шанса. Что это он сам говорил перед выставкой насчет Сумеречного пояса?
Когда они возвращались из музея, в салоне его «мазаратти» царила необычная тишина. Он не мог удержаться и периодически бросал на Меган испытующие взгляды. Никаких сомнений. Она выглядела точно так же, как женщина на портретах. Или это самое невероятное совпадение, или…
Что «или»?
— Я понимаю, что тебя беспокоят эти картины, — сказала Меган в тот момент, когда ему показалось, что он больше не выдержит гнетущего молчания. — Меня они тоже беспокоят. Но я ничего не могу объяснить. Поверь, если бы могла, то сделала бы это.
В ее голосе он расслышал такую печаль, что, несмотря на собственные переживания, обнял ее свободной рукой за талию и привлек к себе.
Она тяжело вздохнула:
— У меня нет никакого настроения ехать в ресторан. Ты не возражаешь, если мы просто поедем ко мне домой?
— Ты плохо себя чувствуешь, Меган?
— Устала. Мне нужно хорошенько выспаться перед нашей завтрашней поездкой в Кармель.
— По мне это звучит просто чудесно. По пути мы можем заказать пиццу.
Он взглянул ей в лицо. Эти чертовы портреты так его напугали, что он даже не подумал, каково же пришлось ей самой.
Она выглядела больной.
Пока они поднимались в ее квартиру, Меган продолжала дрожать. Понимая, что ей все равно не удастся попасть в замок, она передала ключ Гарри. Он открыл дверь, и Меган вошла, на ходу сбрасывая туфли, швырнув сумочку на столик при входе.
— Мне необходимо выпить, — сказала она. — Тебе налить что-нибудь?
— Я выпью пива, когда принесут пиццу. Сейчас мне необходим долгий и горячий душ. Мне хочется расслабиться после… — Он не окончил фразу. — Может, присоединишься ко мне?
— Я лучше подожду пиццу. А ты иди.
Как только Гарри пересек холл, Меган прошла на кухню и налила двойную порцию виски. Она мечтала об этом весь вечер. Возвратившись в гостиную, она уселась на софу, поджав ноги. Ретроспектива стала настоящим бедствием. Она знала, что у Гарри еще остались вопросы насчет этих портретов. Вопросы, на которые она не может дать ему ответов.
Она взглянула на каталог, который Гарри положил на стол, и подумала, что может просмотреть его и спрятать, пока он в душе. Чем скорее он забудет об увиденном, тем лучше. Но он может поинтересоваться, где каталог. Черт. И почему это жизнь обладает способностью запутываться?
Она услышала шум бегущей воды. Гарри любит стоять под сильной струей до тех пор, пока вода в колонке не превратится из горячей в холодную… У нее есть по меньшей мере четверть часа.
Она отпила глоток виски и взяла каталог, пролистав фотографии картин и дойдя до краткой биографии художника.
Автор сделал жизнь Дункана более интересной, чем она была на самом деле, и несколько раз упомянул о его жене. Увидеть свое имя в этом издании было для Меган откровением.
Ее взгляд упал на заключительный абзац статьи, остановился и застыл на нем: «Дункан Карлисл трагически погиб во время пожара в своей студии на ранчо Сиело 17 мая 1930 года».
«Этого не может быть!» — подумала она. Не может быть! Она просто не могла в это поверить, ее мозг отказывался принять эту новость. Дункан так тщательно всегда следил за тем, чтобы каждая сигарета была затушена. Когда дело касалось студии, он был фанатиком безопасности: убирал в специальный шкаф масло, краски, скипидар…
Меган опять взглянула на последнюю фразу. Слезы застилали ей глаза. Она представляла, что Дункан может уме реть — в постели, в преклонном возрасте. Но в пламени… Ее начало трясти. Между ею и Дунканом было мало любви, особенно в последнее время. Но он никак не заслужил такой смерти. Это слишком ужасно!
17 мая 1930 года. Шестьдесят лет назад. Она потерла ладонью лоб, словно стараясь изгнать из головы зарождающуюся идею.
Нет, черт побери, нет! Она не так смела — и не так великодушна.
Она Дункану ничего не должна. И все же…
«Забудь об этом, — приказал ей внутренний голос. — Ты не сможешь вернуться в 1930 год и даже не хочешь пытаться». Меган обвела взглядом комнату, стараясь сосредоточить свои мысли на настоящем. Из душа раздавалось пение Гарри. Ее жизнь здесь, с ним!
Она закрыла глаза, прогоняя четко представленную ею сцену. Ранчо Сиело. Ночь. Студия в огне. Дункан в ловушке. Все вокруг него пылает…
«Вернись, ты можешь его спасти!» — произнес кто-то в ее голове.
«Нет, я не могу!» — ответила она мысленно. Она была слишком напугана. И все-таки она не сможет жить с собой в мире, если не предпримет хотя бы попытку. Она не сможет построить свое счастье на углях сгоревшей студии. Никогда, если есть хотя бы один шанс из тысячи, что она сможет изменить прошлое! Возможно, старая Меган смогла бы, но не она.
Кроме того, попытка скорее всего окажется неудачной. И через неделю она вернется в Голливуд. Но она сможет смотреть на себя в зеркало со спокойной совестью. Она застонала и потрясла головой. Должно быть, она сошла с ума. Но это — хорошее сумасшествие. Оценит ли кто-нибудь когда-нибудь ее героизм?
Ей нужно сделать так много, а времени остается так мало! Нужно подумать о мелочах: сложить вещи, освободить холодильник… И о вещах более важных: заказать билет на самолет до Санта-Фе, зарезервировать тот самый номер в «Ла-Фонде». Нужно попрощаться со всеми в бутике «Алтитьюд». А затем сказать «прощай» Гарри…
Она не замечала текущих по щекам слез и того, что Гарри уже возвратился в комнату, пока не услышала его голос.
— Я совсем не хотел выходить сегодня из себя. Прости, я тебя сильно обидел?
Вокруг его бедер было обмотано полотенце, на голове поблескивали капельки воды. Должно быть, он услышал ее рыдания и даже не успел одеться.
— Дело не в тебе, — всхлипнула она, вытирая слезы.
— Тогда отчего же ты плачешь?
— Я должна уехать из города. — Слова падали помимо ее воли.
— Что случилось? Умер кто-то из родственников? — Гарри присел к ней и сжал в объятиях.
Меган прильнула к нему, с наслаждением ощущая его обнаженное тело, чистый запах свежевымытой кожи. Она любила его больше, чем хотела сама, больше, чем казалось возможным.
«Не будь идиоткой! — сказала она себе. — Не надо никуда уезжать».
— Ты же знаешь, что у меня нет родственников, — сказала она, высвобождаясь из уютных объятий. Если они хоть на секунду продлятся, она не найдет в себе сил покинуть Гарри.
— Тогда в чем же дело? — В его глазах появилось подозрение. — Ты что, давно это задумала? Вот почему ты продала дом!
— Как ты мог об этом подумать! Ты прекрасно знаешь, что я продала его, чтобы выкупить часть магазина!
Его плечи поникли.
— Почему-то я сегодня все время делаю неправильные умозаключения. Как долго тебя не будет?
— Не знаю. Возможно, очень долго. — Она ненавидела себя за то, что делает с ним.
— Ты ничего мне не объясняешь… Но я понимаю.
Он поднял ее бокал с виски и допил одним глотком.
— Теперь ты скажешь, что страдаешь больше, чем я, но… Ради Христа, я думал, что мы счастливы вдвоем!
— То, что я собираюсь сделать, не имеет к нам с тобой никакого отношения!
Она отдала бы душу за то, чтобы вернуться в начало этого дня. Она сказала бы Гарри, что не пойдет на выставку. Вместо этого ей придется попытаться перевести часы на шестьдесят лет назад.
— Если своим отъездом ты хочешь наказать меня за то, что я до сих пор не сделал тебе официального предложения, то я готов! — сказал он.
— Я знаю, что ты готов… Но — в следующий раз, если я возвращусь, мы с тобой об этом поговорим. Мне не хочется уезжать, но я должна.
— Когда?
— Чем скорее, тем лучше. Завтра или послезавтра.
— И ты так и не объяснишь мне, почему?
— Когда-нибудь, возможно, но не сегодня.
— И ты ничего не можешь изменить, хотя я предлагаю тебе руку и сердце?
Он опять привлек ее к себе.
— Я люблю тебя! Я давно уже должен был тебе об этом сказать.
— Я тоже люблю тебя. Но я думаю, что сейчас ты должен уйти. Потому, что, если ты останешься еще хотя бы на минуту, я поменяю свое решение. А если я это сделаю, мне будет невозможно жить. Пожалуйста, выполни мою последнюю просьбу — уходи.
К ее облегчению, он не стал затягивать паузу. Повернувшись, он ушел в спальню одеваться. Его лицо было белее простыни, глаза потухли. Он вышел уже в смокинге.
С грустью Меган подумала, что всегда выступала в качестве придатка при хорошо одетых и обеспеченных мужчинах. Боже! Как она хотела заявить ему, что меняет решение и остается! Но мысль о том, как ужасно и нелепо погиб Дункан, остановила готовые сорваться с ее губ слова.
— Но ты можешь мне по крайней мере сказать, куда ты направляешься? — Гарри с трудом управлял своим голосом.
— В Санта-Фе.
— Какой дьявол связывает тебя с этим местом?
Она попыталась улыбнуться:
— Однажды, может быть, я смогу тебе все объяснить…
Он слепо потянулся к замку:
— Если тебе что-то нужно…
— Ничего. Ты уже дал мне гораздо больше, чем сам можешь предположить.
— Что именно?
— Возможность обрести саму себя.
Он печально улыбнулся:
— Моя ошибка. Я должен был дать тебе возможность обрести меня.
И он ушел.
Она упала на софу и горько разрыдалась. Если ей хоть немного повезет, она не сможет найти обратный путь сквозь время. Но у нее появилось предчувствие, что за прошедший год она уже использовала свое везение.
Глава 25
Ранчо Сиело. 10 мая 1930 года
Дункан работал как одержимый. Когда он наконец сделал паузу и посмотрел на часы, была почти полночь. В девять вечера он пообещал Джейд, что скоро закончит. Боже милосердный, что же она должна о нем подумать! Он взглянул на нее. Пока он работал, не замечая ничего вокруг, кроме своего холста, она накрылась покрывалом, драпировавшим диван, и уснула. Во сне она выглядела еще красивее.
Как же ему повезло — благословенно повезло! — встретить ее в своей жизни. Теперь у него была не только Джейд, но был и ребенок, которого она носит под сердцем. Его ребенок. Неожиданный подарок в середине жизни, и от этого еще более желанный! Никогда еще его жизнь не была такой счастливой, а сердце таким полным, как в эти минуты. Он чувствовал, что под влиянием любви полностью изменился, восстал из пепла!
Когда они с Меган узнали, что не смогут иметь детей, а она отказалась от усыновления ребенка, какая-то часть его души умерла. Во время их нелепого брака он забыл, что такое делить свои чувства, себя самого с другим человеком. Но затем Джейд пронзила пространство, и его жизнь началась заново.
Очищая кисти, он поклялся себе, что никогда в будущем не будет забывать о Джейд, как это случилось сегодня вечером. Но он просто не мог остановиться! Его переполняла радость, и нужно было ее выплеснуть наружу. Новое полотно так обнажало его душу, как он никогда не смог бы сделать на словах.
Дункан взглянул на картину, находя в ней что-то особенное, то, что он пытался выразить всю свою жизнь. Сегодня он к этому приблизился. Осознав, что ему не удалось все-таки воплотить свои замыслы полностью, он чуть было не вернулся к мольберту, чтобы переделать все по-новому. Ему понадобилось усилие воли, чтобы убрать кисти и палитру. У него впереди еще целая жизнь, чтобы понять, какое чудо преобразило его искусство этим вечером.
Когда он покончил с уборкой студии, то подошел к дивану и стал смотреть на Джейд. Мягкая улыбка украшала ее прекрасные губы. Снится ли ей их будущий ребенок и их будущая счастливая жизнь? Ему было жалко ее будить: она спала так безмятежно!
Он наклонился, чтобы ее поцеловать, и любовь захлестнула его сердце. Она была его чудом, живым символом возрождения его души. Без нее он бы засох: превратился бы в злобного стареющего мужчину, замкнутого в своей студии, в которой создавал бы мрачные картины без единого светлого лучика. Она была солнцем, ворвавшимся в его убогое существование. Сияние наполнило и его, обновило сполохом вновь рожденной звезды.
— Джейд, — сказал он мягко, — моя ненаглядная!
Каждый день, проведенный с нею, был сказочным приключением, а каждая ночь — путешествием по безграничной стране любви. Теперь от их счастья зародилась новая жизнь. Он смотрел на Джейд до тех пор, пока не потерял ощущение времени. Его усталое тело напомнило о длинном и напряженном дне.
Он опустился на пол, облокотился на диван и стал наблюдать за догорающими в камине дровами, грезя о будущем. Жизнь стала бы еще прекраснее, если бы они с Джейд могли пожениться, дать его имя ребенку без вопросов и недомолвок. Дункан подумал, однако, что ему не надо гневить судьбу, запрашивая больше, чем он уже имеет. Он полностью удовлетворен отношениями с Джейд и их любовью, любовью до конца его дней.
Джейд ощутила запах дыма — едкий, душащий. Она слышала потрескивание дерева, пожираемого пламенем. Сон. Она опять видит этот сон. Проснуться. Ей необходимо немедленно проснуться! Если она сможет это сделать, все будет в порядке. Она была уверена, что обнаружит себя и Дункана в доме, в теплой постели, в безопасности. Он обнимет ее, и все страхи улетучатся.
Она протянула руки, но встретила пустоту. Где он? И где она?
Тут она вспомнила, что уснула на диване в студии.
«Наверное, Дункан подбросил дров в камин», — подумала она в полусне. Перевернувшись на спину, она вытянула ноги, стараясь расшевелить затекшие мышцы. Должно быть, уже очень поздно.
Она разлепила веки и увидела отблески пламени, играющие на противоположной стене. Плохо, что Дункан развел такой большой огонь. Он всегда был осторожен и не раз предупреждал ее об опасности пожара в столь удаленном от помощи месте. Теперь он будет сидеть в студии до тех пор, пока дрова в камине полностью не прогорят.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47