Но сейчас на ее глазах выступили слезы.
— Да, он прекрасно поладил бы с ребенком.
— Поладил бы.
Джейд прильнула к груди Дункана.
— Я больше не хочу сегодня говорить о Блэкджеке, потому что это заставляет меня плакать. А я уже достаточно нарыдалась для одного дня. Мы отдадим дань его памяти завтра. Сейчас я хочу подумать о нас троих.
Он прижался губами к ее лбу:
— О нас троих… Как прекрасно это звучит! Я часто завидовал друзьям, имеющим детей. Теперь ты подаришь мне собственного наследника. Я, наверное, не увижу того будущего, откуда ты явилась, но наш малыш его увидит.
— Не говори так, дорогой, пожалуйста! Не надо сегодня о грустном.
Она помассировала ему шею, чтобы снять напряжение.
— Ты устала?
— Немного. День был нелегким.
— Тогда почему бы тебе не отправиться спать? Я скоро к тебе присоединюсь.
— Нет, я лучше побуду с тобой. Если ты хочешь еще порисовать, то я отдохну здесь.
Она встала из-за стола и поцеловала его долгим и нежным поцелуем. Затем прилегла на диван, а Дункан возвратился к мольберту.
«Какая мирная ночь!» — подумала она. Единственным звуком в студии было потрескивание поленьев в камине. Этот звук навевал на нее сон.
Глава 24
Голливуд. 10 мая 1990 года
Меган смотрела на свое отражение в трюмо, размышляя, одобрил ли бы Дункан происшедшие с ней изменения. Он, вероятно, без труда обнаружил бы внешние — более разумное использование косметики, утолщенные брови, новую стрижку — и счел бы их подходящими. Но ее внутреннее обновление — зрелость, уверенность в себе — наверняка повергло бы его в изумление.
Она адаптировалась к будущему с легкостью, не перестававшей удивлять ее саму: научилась принимать решения, радуясь правильным и терпеливо перенося последствия плохих. Оглядев квартиру, она подумала, что здесь ее настоящее место. Она своими руками создала этот дом и это время.
Где-то по пути она перешагнула психологический Рубикон. Позади остались прошлое и населявшие его тени. Ночами, лежа рядом с Гарри, она уже не просыпалась от мысли, что Дункан может внезапно материализоваться в ее спальне. Она даже продала дом в Малибу, разрубив гордиев узел, привязывавший ее к жизни Джейд.
У нее были карьера, друзья, мужчина — по крайней мере та часть мужчины, которую Гарри с готовностью предлагал. Ну и что, если он не делает ей официальное предложение? Она и сама не была уверена, что хочет этого. Было что-то восхитительно-грешное в том, чтобы спать с мужчиной, за которым она не была замужем.
Кроме того, Гарри не учил ее жить. Он также и не просил ее советов. Они понимали друг друга так, как никогда у нее не получалось с Дунканом.
Дункан. Она не вспоминала о нем неделями. Но сегодня забыть о нем было невозможно. Холодные судороги пробежали по ее телу, когда она вспоминала прошедший вечер.
Все началось так невинно!
— Как ты относишься к тому, чтобы пойти на открытие выставки в Музее искусств? — спросил ее позвонивший утром в магазин Гарри.
— Я совершенно вымоталась. Сегодня последний день весенней распродажи. Сам понимаешь, какая будет лихорадка.
Она мечтала о спокойном вечере после окончания рабочей недели, с заказанным на дом обедом, у экрана телевизора или за просмотром какого-нибудь видеофильма: вместе с Гарри, конечно, поскольку утром в субботу ни ему, ни ей не идти на работу.
— Как скажешь, — ответил он, но в его голосе прозвучало разочарование.
— А это будет настоящее торжественное мероприятие? — спросила она, думая о недавно купленном платье от Лакрусса, висевшем в гардеробе. Оно стоило ей черт знает сколько, даже за вычетом скидок, предоставляемых работникам «Алтитьюд». Меган уже не раз спрашивала себя, когда же ей удастся показаться в новом наряде на людях.
— Более чем. Мужчинам вход только в галстуках. Я слышал, что картины очень эффектные.
Гарри говорил со всевозрастающим энтузиазмом, пытаясь все-таки продать ей идею насчет выставки.
— Тебе имя Дункана Карлисла о чем-нибудь говорит?
Меган была настолько ошеломлена, что трубка выпала из ее рук. Она слышала голос Гарри, доносящийся через лежавшую на полу мембрану.
— Что случилось? Меган, ты меня слышишь?
Она наклонилась и подняла трубку негнущимися пальцами.
— Да, слышу.
— Ну, так что? Выставка открывается в 19.00. Потом мы можем пообедать в «Оранжерее».
— А сам художник будет?
Гарри рассмеялся:
— Только в случае если музей переместится с бульвара Уолшир в Сумеречный пояс. Дункан Карлисл давно умер, малышка. Это ретроспектива.
— Ох, нет! — сказала она чуть слышно. Логика подсказывала ей, что Дункан не мог бы дожить до этого времени. Тем не менее услышать подтверждение…
— Ты имеешь в виду, что не хочешь ехать?
— Я… я не знаю.
— Так продолжай. Теперь скажи «да».
Когда Гарри брался за что-нибудь, он превращался в настоящего бульдога. Она не хотела, чтобы их уик-энд начался с минорной ноты.
— Ну хорошо, — произнесла она нехотя.
Накладывая последний слой туши, Меган подумала, что поездка в музей может стать большой ошибкой. Одно неверное слово, одна обмолвка — и она попадет в сложное положение. С другой стороны, ей трудно было удержаться от любопытства. Она множество раз задавала себе вопрос: что же случилось год назад в «Ла-Фонде»? Возможно, выставка подскажет ей какие-нибудь ответы.
Она потрясла головой, чтобы придать волосам вид «только что из постели», поднялась и одернула юбку. Ее ноги чуть дрожали, но она это предвидела. Меган присутствовала на всех выставках Дункана, когда они были женаты. Какая ирония заключается в том, что она будет присутствовать и на этой!
Меган дала себе зарок, что будет сдерживать эмоции, когда увидит картины Дункана. Гарри всегда восторгался актерами, умевшими выразить мысль без слов.
«Язык тела! — повторял он. — Настоящий мастер может им все высказать!»
Она должна особенно тщательно следить сегодня за жестами и движениями.
Меган подхватила сумочку и вышла в гостиную ожидать приезда Гарри. Ей бы не помешало побыть наедине с собой подольше, чтобы подготовиться к предстоящему, но Гарри, как всегда, был точен.
— Ты выглядишь ослепительно! — заявил он, подразумевая мини-юбку, которая подчеркивала великолепие ее длинных ног. Он аккуратно поцеловал ее, чтобы не повредить макияж. — Я рад, что ты согласилась поехать на выставку. Мне хотелось бы воспользоваться твоим советом.
— Каким советом? — удивилась Меган.
— Я собираюсь начать коллекционировать живопись.
— Я и не подозревала, что ты ею интересуешься.
— Коллекционирование — это прекрасные инвестиции. Консультант по искусству, которого я недавно нанял, уверяет, что цены на работы Карлисла растут с бешеной скоростью. На будущей неделе на аукционе Кристи будут предложены две его картины, и я хочу попытаться купить хотя бы одну.
Меган подумала, что Дункан, вкладывавший в свою работу всю душу, возненавидел бы человека, рассуждающего о его холстах с позиции их рыночной стоимости. Однако она ощутила прилив гордости, когда Гарри проявил явную заинтересованность в покупке работ Дункана. Как будто бы двое мужчин познакомились и приняли друг друга.
Пока они ехали к музею, Гарри беспрерывно болтал. Последняя его картина плохо посещается зрителями. Для фильма «Лучше, чем секс» он нанял уже третьего сценариста и теперь определенно надеется на успех. Завтра было бы неплохо заехать сначала в Кармель, потом пообедать в ресторане Клинта, а переночевать в мотеле «Постель и завтрак».
Речь Гарри не нуждалась в ответных репликах. Для него она была чем-то вроде отдушины после трудного рабочего дня. Ему было необходимо лишь подтверждение того, что его слушают.
Как только он делал паузу, Меган автоматически кивала головой. Она почти не понимала, о чем он говорит. Она думала только о предстоящей выставке. Когда они достигли музея, ее пальцы были ледяными, а тело покрылось потом.
Как и многие лос-анджелесские «старожилы», Музей искусств в последние годы обновился. К обычным прохожим он обращал безмятежное, тщательно ухоженное «лицо», сохраняя свои сокровища для тех, кто поднимался по ступенькам и входил в портал.
В толпе, окружившей вход в здание, Меган увидела нескольких постоянных клиентов своего бутика. Пока она обменивалась с ними приветствиями и обсуждала их общие проблемы, Гарри купил каталог выставки. Затем он и Меган проследовали сквозь блестяще одетую публику, щеголявшую изысканными манерами, внутрь музея.
Увидев первую из выставленных картин Дункана, Меган чуть не вскрикнула. Это был портрет, над которым Дункан работал в студии в тот самый судьбоносный день в середине мая. Тогда она была настолько поглощена мыслью скорее уехать в «Ла-Фонду», что практически не рассмотрела этот холст. Почему же она не смогла понять, как несчастлив был Дункан, работая над этой вещью? Да потому, что была занята своими собственными переживаниями. Какой же эгоцентричной свиньей она была! Если бы можно было все начать сначала.
Как лунатик она двинулась к картине, загипнотизированная этой, пробудившей ее размышления, мрачной работой. Протянув руку, чтобы попробовать на ощупь знакомый холст, она не замечала никого и ничего вокруг, пока сильная рука не перехватила ее запястье.
В поле ее зрения появился одетый в униформу музейный охранник.
— Вы можете смотреть, сколько пожелаете, но трогать экспонаты строго запрещено! — сказал он, грозя ей пальцем.
— О, этого больше не случится! — Голос Гарри шел, казалось, откуда-то издалека, хотя сам он находился прямо за ее спиной.
Охранник кивнул и двинулся в сторону.
Гарри подхватил ее за локоть и повлек от картины.
— На секунду мне показалось, что он собирается попросить тебя покинуть зал. Что это за дурацкая выходка, Меган?
Она попыталась подыскать подходящий ответ, но ее воображение отказывалось работать. Не имея возможности сказать что-либо в свою защиту, она попросту двинулась к другой картине. У Гарри не было другого выбора, кроме как идти за ней.
Работы Дункана были развешаны в анфиладе залов. У каждой картины было свое тщательно продуманное место, позволяющее посетителю полностью ее рассмотреть и оценить прежде, чем перейти к следующей. Из этого факта Меган сделала вывод, что выставка является важным событием: из тех, на которых ведущие музеи мира выставляют работы самых известных художников.
Она настолько привыкла к картинам Дункана и так ревновала ко времени, проводимому им в студии в годы их совместной жизни, что приобрела иммунитет к его таланту. Теперь, когда она увидела искусство Дункана во всем великолепии, ее собственные достижения в новом для нее мире показались абсолютно незначительными, а поиски самой себя вообще ничтожными.
Она переходила от картины к картине, и они захватили ее настолько, что толпа и музейные стены отдалились, перестали существовать. Меган почти видела солнечные лучи, проникающие в студию, ощущала в воздухе запах скипидара. Лишь благодаря постоянному бормотанию Гарри, читающего выдержки из каталога почти ей в ухо, она продолжала ощущать современную реальность.
Меган узнала большинство картин, даже те, которые Дункан завершил до свадьбы. Она видела их в галерее Дэвида Макса, либо на ранчо Сиело. Все они, за редким исключением, были датированы периодом до мая 1929 года. Она спросила себя: почему бы это? Не бросил ли Дункан писать после ее исчезновения?
Непохоже. Он жил для того, чтобы рисовать, и рисовал для того, чтобы жить. Такая маленькая незадача, как ее таинственное исчезновение, вряд ли могла заставить его отказаться от работы.
По мере того как она и Гарри приближались к концу выставки, Меган подумала, что все-таки смогла примириться со странным ощущением одновременного присутствия на ранчо Сиело и на посмертной выставке Дункана. Ничто не подготовило ее к той неожиданности, которая последовала вскоре. В последнем зале висели всего два портрета. Слева — ее собственный, написанный Дунканом после их медового месяца.
Другой портрет мог бы быть написан с нее десятью годами позже, но она сразу увидела тонкие отличия, не имевшие никакого отношения к возрасту. Ясный спокойный взгляд, чуть иные формы тела… Они принадлежали Джейд Ховард. Меган больше было не нужно ничего предполагать.
Они все-таки действительно поменялись местами.
Гарри чувствовал себя в положении классически одураченного зрителя, попавшегося на трюк, излюбленный комическими актерами, — с двойниками. У него отвалилась челюсть, а глаза перебегали с Меган на портреты и обратно.
— Что за черт! — воскликнул он, привлекши к себе неодобрительные взгляды. — Какая дьявольщина здесь происходит?
— Ничего не понимаю, — ответила беспокойно Меган.
Гарри отодвинулся, чтобы получше рассмотреть портреты, затем сверился с каталогом и покрылся холодным потом.
— Здесь сказано, что это неподписанные портреты жены художника. И знаешь ли ты, как ее имя?
— Не имею ни малейшего представления!
— Меган! Ее зовут Меган! Довольно странно, не так ли? — Он ощущал неуверенность, растерянность и надвигающуюся ярость. Все это ему очень не нравилось.
— На что это ты намекаешь?
— Думаю, ты меня обманула.
— Каким образом?
Она скрестила руки на груди защитным жестом и старалась не встречаться с ним взглядом. Если он хоть что-то понимал в языке тела, ей наверняка было, что прятать от него.
— Ты знала об этих картинах, а?
— Не будь глупым. Посещение выставки — твоя идея. Я-то как раз собиралась побыть дома!
Он продолжал смотреть на нее.
— Тогда чем ты объяснишь полное сходство между вами? И имя — Меган? Ты наверняка знакома с Карлислом! — Теперь он говорил на повышенных тонах, но не собирался контролировать свой голос.
Он еще раз посмотрел на портреты. Две версии Меган — одна молодая, а другая так ему знакомая — безмятежно глядели на него из рам, делая из него посмешище. Один из портретов был написан в 1919-м, а другой — в 1930 году.
Значение дат внезапно поразило его расстроенный мозг. Шестьдесят, семьдесят лет прошло с тех пор, как Карлисл завершил эти холсты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47