— Для выставки? — В ее глазах мелькнуло непонимание.
— Ради Христа, Меган! Ты же отлично знаешь, что я ежегодно устраиваю выставку в галерее Макса. Вспоминаешь? Это там, где мы познакомились! — К его глубокой жалости.
Она была настолько любезна, что сумела даже изобразить смущение:
— Я так виновата, Дункан! Я ведь знаю, насколько эта выставка важна для тебя.
— Временами мне кажется, что из-за этого несчастного случая у тебя не все в порядке с памятью. Доктор Адельман говорил, что такое может случиться.
Она бросила на него испытующий взгляд:
— Я была бы благодарна, если б ты сказал мне об этом раньше. Я давно уже беспокоюсь, поскольку, как мне кажется, забыла о многих вещах.
— О каких именно?
— О всяких. Например, о дате выставки. — Она подняла руку и невольным жестом ощупала шрам на голове.
Дункан внезапно вспомнил, как обнаружил ее тогда в лесу, с разбитой головой. Как он испугался за нее! Теперь он беспокоился за собственное самочувствие. Вне всяких сомнений, он опять влюбился в свою жену… но чертовски поздно. От этого он испытывал невиданную боль.
— Извини, — сказал Дункан, заметив, что Меган смотрит на него с недоумением, — о чем мы говорили?
— О дате выставки.
— Она должна открыться 16 октября.
— Спасибо, что напомнил. На этот раз я не забуду. Не могу дождаться, когда увижу Айру Макса! — В ее голосе звучал неподдельный энтузиазм, и он почти ей поверил. Осень в Нью-Йорке всегда была для них чем-то особенным, но он сомневался, что их брак продержится до этого времени. Меган покинет Санта-Фе, но вряд ли вместе с ним.
Что он всегда ей говорил? «Берегись своих желаний, они могут осуществиться!» Да, он хотел, чтобы Меган ушла из его жизни; но от того факта, что его желание скоро станет явью, его охватывало отчаяние.
Когда Дункан ушел, Джейд налила себе еще кофе, закурила сигарету и стала ждать, пока ее пульс успокоится. И почему только Дункан не сказал ей раньше о возможности амнезии из-за травмы! С таким диагнозом она могла больше не беспокоиться обо всех этих неизвестных ей вещах и позаботиться о хорошо известных. Таких, например, как приближающийся биржевой крах и его ужасные последствия. Очень скоро произойдет Апокалипсис, который ввергнет страну в трагедию.
Она взяла газету и перечитала заголовки. «Дирижабль графа Цеппелина пересек Атлантику», «Китайские кланы развязали междоусобную войну в Чикаго», «Наркоманы уволены из государственных учреждений Лос-Анджелеса». И наконец, «Цены на акции продолжают расти». Она перевела дух: пока еще не было признаков близости крушения Уолл-стрит.
До своего путешествия сквозь время Джейд очень мало читала о 20-х годах. Но она помнила, что рынок ценных бумаг рухнул в конце октября 1929 года. Через два с половиной месяца этот «мыльный пузырь» рванет, и прекрасные «старые времена» безвозвратно уйдут в прошлое. За одну ночь миллионеры станут нищими, брокеры будут десятками выбрасываться из окон небоскребов, «средний класс» потеряет все свои сбережения и выйдет на улицы с протянутой рукой. Новые бедняки заполонят страну. На десятилетия черная туча надвинется на весь мир, и из ее тени вырастет зловещая фигура Гитлера…
Джейд вздрогнула, представив, что будет впереди. Она, конечно, не в состоянии изменить ход истории. Но может хотя бы попытаться вывести из-под удара знакомых ей людей. Кого она может посвятить в свою тайну? Малкольма или Дункана?
Дулси мыла на кухне посуду после завтрака, когда увидела бегущую по дорожке сада сеньору. Она была в теннисных туфлях и шокирующих, неимоверных штанах, которые сшила сама. Сеньора называла их «шортами», и, видит Бог, они действительно были слишком короткими!
— Она опять этим занимается! — воскликнула Дулси, указывая пальцем в окно.
Джордж поднялся со своего места за столом и присоединился к ней.
— Ба! И зачем женщине вообще так бегать? — заявил он.
— Не понимаю. Это противоестественно! — Дулси потерла тыльной стороной ладони лоб, словно стараясь этим движением отогнать свои сомнения и тревоги. — Я вообще в этой женщине многого не понимаю!
Джордж обвил руками ее талию и на мгновение крепко прижал Дулси к себе.
— Ну, что касается женщин, то я в этом деле дока! Всегда готов помочь, только спрашивай!
Дулси вытерла руки и на отяжелевших ногах прошла к столу. Внезапно она почувствовала себя старой и больной.
— Не могу выбросить из головы сеньору!
— Ты только о ней все время и говоришь, — заявил Джордж, вновь усаживаясь за стол. — Сначала ты поклялась от нее избавиться. Затем чуть не сделала это, и сеньор хотел меня выгнать. Что ты задумала теперь?
Она взглянула на него с сомнением:
— Я, возможно… допустила по отношению к ней ошибку.
— Матерь Божья! Что ты имеешь в виду? — В его голосе звучало раздражение.
Хотя Дулси временами подшучивала над ним и называла «дурачком», в глубине души она понимала, что Джордж гораздо лучше нее. И она хотела выглядеть в его глазах достойно. Но как он отреагирует, если она открыто признается, что ошибалась, осуждая эту женщину, живущую в доме как сеньора Карлисл? Джордж молчал, ожидая ее ответа.
— Я очень внимательно следила за сеньорой все это время, — сказала наконец Дулси, — пытаясь заметить, когда она начнет колдовать. Но так и не заметила. Она ведет себя не как прежняя сеньора, но теперь я не думаю, что она ведьма или оборотень.
Джордж весь обратился во внимание и наклонился ближе к Дулси.
— Помнишь, как прежняя сеньора вменяла мне в обязанности планировать все покупки, готовить еду, а потом впадала в ярость, если ей что-то не нравилось?
Джордж с пониманием кивнул.
— А новая сеньора делает все, чтобы мы подружились. И, поверь, я делала все возможное, чтобы ее охладить. Вначале я пугалась ее присутствия. Но она ни разу не вышла из себя, ни разу даже не рассердилась. Просто временами выглядела опечаленной. Потом она составляет меню вместе со мной, и мы вместе обсуждаем список необходимых покупок. Она даже попросила меня научить ее готовить любимые блюда сеньора. Наконец, она пытается выучить испанский язык!
Джордж нахмурился так, что его брови сошлись на переносице:
— И такую женщину ты чуть не убила!
«Моя вина. Ох, моя вина!» — подумала Дулси, крепко сжав пальцы. Слава Господу, она ни разу не говорила Джорджу о своем разговоре с сиделкой Бингхемптон. Он наверняка был бы огорчен еще больше, если бы узнал, что она хотела отравить сеньору.
— Единственное, что меня извиняет, — это то, что я думала в то время о сеньоре как об оборотне.
— А сейчас что ты думаешь?
— Она не оборотень… Но она и не сеньора.
— Ты говоришь загадками!
— Я понимаю, что это звучит бессмысленно. Но взгляни на сеньора и сеньору. Иногда мне кажется, и я даже готова поклясться своей честью, что они снова влюбились друг в друга.
Джордж согласился:
— Я тоже это заметил.
— Но скажи мне тогда вот что: почему они не спят вместе? Почему иногда они выглядят такими счастливыми, а в другое время — самыми несчастными людьми на свете? И зачем сеньора бегает по дороге как сумасшедшая?
— Ну, как ты всегда говоришь: кто их, этих англичан, поймет? Но я тебя хорошо знаю. У тебя всегда есть какой-нибудь план. Что ты собираешься предпринять?
Она глубоко вздохнула:
— Я собираюсь сказать сеньору Карлислу правду. Что я сделала, что я думаю по этому поводу — сказать все. А затем попрошу рассчитать нас. Мы покинем ранчо Сиело, потому что уже стары для всяких тайн.
Малкольм прибыл на завтрак в «Ла-Пласуэллу» рано. Он хотел собраться с силами прежде, чем появится Хилари. Он специально выбрал людное место, чтобы сказать ей о своем решении. Он рассчитывал на ее здравомыслие и занимаемое положение в местном обществе и надеялся, что она не устроит спектакля со скандалом.
Он заканчивал первую чашку кофе, когда увидел ее, стоящую перед входом в зал. Она осматривалась, поворачиваясь как манекенщица, чтобы сидящие в зале могли оценить ее появление как следует. На ней была бледно-голубая пелерина в восточном стиле, наброшенная поверх подобранного в тон платья. Артистически уложенные платиновые локоны выглядывали из-под голубого тюрбана. Учитывая ее нежную, цвета слоновой кости кожу, в этом наряде она смотрелась как конфетка. Малкольм подумал, что это не случайно. Она хочет напомнить ему о своей неувядаемой красоте.
Малкольм помахал ей рукой, но она продолжала стоять при входе до тех пор, пока не стала центром внимания. И только после этого соизволила заметить Малкольма:
— Вот ты где, дорогой!
Хилари двинулась к нему скользящей походкой, напоминающей танцевальные па.
— Просто изумительно начинать день с завтрака в твоем обществе! — заявила она, когда Малкольм помог ей усесться. — Ты совсем меня забыл, милый; но я знаю, тебе необходимо одиночество, когда ты пишешь. Как, кстати, продвигается дело?
— Неплохо.
Ее приветливые манеры стали для него сюрпризом. Хилари не принадлежала к числу женщин, которых можно оставлять на долгое время. К тому же она была достаточно умна и обладала прекрасной интуицией, чтобы понять его намерение расстаться с ней. Он ожидал — и даже надеялся, — что она разозлится на открыто демонстрируемое им в последнее время пренебрежение. Разъяренной Хилари он со спокойной душой мог бы сказать «до свидания». Прощаться с милой, улыбающейся Хилари будет намного труднее.
— Я была страшно занята в магазине эти несколько недель, — сказала она. — Такое впечатление, что остальной мир открывает для себя Санта-Фе. Ты не представляешь, как трудно заполнять полки галереи, когда обрушивается целая лавина туристов.
Ее болтовня была прервана подошедшим официантом. Она заказала яичницу с беконом. Малкольм, страшившийся в глубине души предстоящего часа, ограничился соком и еще одной чашкой кофе.
— Сегодня ты не очень голоден, — отметила она, когда официант отошел. — Надеюсь, это не из-за меня?
— Тебе лучше знать.
— Правда? Позднее я это обдумаю. Я действительно по тебе скучала.
Он взглянул на нее, думая, как начать разговор. Она тоже посмотрела ему в глаза с невинным видом. Но Хилари вовсе не была такой наивной. Насколько он в ней разбирается, она уже давно догадалась, что он собирается ей сказать.
— Я был очень занят романом, — сказал он. — Но я не встречался с тобой по другой причине.
— Тебе не нужно ничего говорить. Мы же давно договорились не вмешиваться в личные дела друг друга.
— Я рад, что ты это помнишь. Поскольку моя личная жизнь и является частью разговора.
Проклятие! Она его совсем запутала. Когда Хилари хотела, она могла очаровать даже дьявола.
Она взглянула на него влажными глазами:
— Признания, возможно, необходимы для спасения души, но со мной тебе не надо беспокоиться. Ты и раньше сбивался с дороги, но я не обращала на это никакого внимания. Простить и забыть — вот мой девиз.
— Но это не обычный загул. Речь идет о гораздо более серьезных вещах.
— Я предполагаю, что ты собираешься говорить о нашей общей подруге — Меган. Ради всех святых, ты можешь трахнуть ее хоть на центральной площади во время индейского базара. Но ведь ты устанешь от нее так же, как уставал от всех других. И когда это случится, приходи ко мне.
Он схватил руку Хилари и так сжал ей запястье, что она скривилась от боли.
— Я запрещаю тебе так говорить о ней!
— Отпусти! — зло прошипела Хилари, выдергивая свою руку. Но, сразу сообразив, что ее гнев в этот момент играет на руку Малкольму, она понизила тон до почти нормального. — Послушай, я понимаю, что ты свихнулся на Меган. Если ты собираешься с ней спать, это твое дело. У меня нет ни малейших возражений. Но я не хотела бы быть на твоем месте, если вас застукает Дункан. Не думаю, что он спокойно воспримет роль рогоносца.
— Почему ты всегда говоришь и думаешь только о сексе?
— Потому, что это единственная вещь, на которую обращают внимание мужчины, в том числе и ты.
— Это еще вопрос, Хилари. Просто ты всегда судишь о людях именно по себе.
Малкольм прервал разговор, заметив приближающегося официанта.
Хилари не обратила внимания на его шпильку. Она набросилась на яичницу так, будто бы не ела несколько дней.
— Очень вкусно. Хочешь попробовать? — спросила она.
Он сделал отрицательный жест:
— Мы можем разговаривать с тобой весь день, но это ничего не изменит. Я уже все решил и думаю, что будет честно с моей стороны сказать тебе об этом.
— Ты знаешь, как говорят в таких случаях? «У стоящего члена нет совести». Поэтому не говори мне о честности. У тебя на Меган просто стоит. Ну и что из этого?
Малкольм почувствовал почти непреодолимое желание встать и уйти. Но нельзя было допустить, чтобы не законченное сегодня дело омрачило розовое будущее, которое он себе готовил.
— У меня, если уж использовать твои выражения, на Меган не просто стоит. Хотя детали наших отношений тебя не касаются. И абсолютно честно, прошу прощения за использование этого слова, хочу тебе кое-что сказать. Я собираюсь жениться на Меган.
Тщательно подведенные брови Хилари поползли вверх.
— Я не ослышалась?
— Нет.
Ее громкий смех отразился от стен ресторана, и посетители обернулись в их сторону.
— Но, Малкольм, ты же не создан для семейной жизни! Кроме того, Меган уже замужем.
— От их брака почти ничего не осталось, — ответил он. Затем, осознав, что изменил своему решению не обсуждать с Хилари ситуацию, он резко оборвал себя.
Она подняла вилку и направила на него указующим жестом. В ее глазах отражалось полное недоверие.
— Я не понимаю, что в ней такого особенного, в этой женщине? Что она может делать в постели такого, чего не могу я?
— Мы не делим постель, я тебе уже говорил. Я хочу на ней жениться.
— Почему на ней, а не на мне? — Ее голос по-настоящему дрогнул.
— Ты сама должна это понимать.
Какое-то мгновение он думал, что Хилари швырнет тарелку ему в лицо. Но она не сделала этого, а когда заговорила вновь, ее голос вновь звучал ровно.
— Я подозреваю, ты хочешь сказать, что я хороша для постели, но плоха для женитьбы. Ты хладнокровное и бесчувственное животное.
— И это хладнокровное, бесчувственное животное предлагает расстаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47