– Скажите моему секретарю, что вы были здесь сегодня вечером, и она назначит вам время приема. Если вам нужен развод, я...
– Я уже получила развод, – вырвалось у женщины с ребенком. – Как вы говорили, так со мной и случилось. Я работаю на двух работах и не могу свести концы с концами. Я не могла позволить себе такого адвоката, как вы...
Вилли отвела женщину в сторонку и написала на своей визитке домашний номер телефона.
– Позвоните мне завтра, – сказала она. – И не беспокойтесь о гонораре. Мы что-нибудь придумаем, обещаю вам.
Когда она уходила, в ее голове начинал зреть новый план. В городе, должно быть, много таких женщин, несчастных и страдающих только потому, что они не смогли нанять хорошего адвоката. Она решила, что следует подумать над созданием специального отдела в ее процветавшей фирме, который бесплатно и квалифицированно оказывал бы помощь любой женщине, ставшей жертвой несчастного брака и неспособной заплатить адвокату, или доведенной до нищеты несправедливым разводом.
– Насчет времени, – сказал Ник, когда Вилли, наконец, добралась до него. – Тебе никто не говорил, что мужчины не любят ждать?
– Нет, – улыбнулась она. – Будь любезен, поучи меня.
– Может быть, и стоит... Но после того, как получу обещанные обед и выпивку.
Они отправились в маленький итальянский ресторанчик на Бликер-стрит.
– Ты произвела на меня впечатление, – сказал Ник, набивая рот спагетти. – Ты говорила стоящие вещи о том, чтобы женщина появлялась у вас перед разводом. Но есть что-то важнее этого, важнее того, что ты говорила тем женщинам о браке и разводе. Я всегда представляю молодого человека, который сводит с вами счеты, и, думаю, вы не смогли бы его одолеть. Я прав?
– Не сейчас, Ник, – сказала она, улыбаясь. – Я предполагаю убедить тебя, что Регина Шеферд заслужила то; что ей присудил суд, и даже больше. Запомнил?
Он покачал головой.
– Если ты хочешь говорить, то будь любезна и слушать иногда. Может быть, я настрочу словечко или два по поводу вашего дела. Но я просто удивляюсь! Если бы ты знала, как заблуждалась сегодня вечером. Есть только одна вещь, позволяющая женщине понять, в чем ее удача, – ты же преподносишь брак слишком примитивно, словно это некая лига, где ежедневно только и делают, что пропускают кварту джина. Может быть, ты так и представляешь его, а вернее всего, когда два человека начинают совместную жизнь, они просто верят друг другу.
– Эти слова совсем не похожи на речь сурового парня, – сказала Вилли. – Может быть, ты все еще веришь в любовь и в сказку, и в Санта-Клауса, и в добрую Фею...
– Да, – торжественно произнес Ник. – И знаешь почему? Если ты не оставишь места в своей жизни для них, адвокат... то они никогда и не появятся.
ГЛАВА 14
Вишневые деревья покрылись почками и вот-вот готовы были расцвести. Вилли отделяло всего несколько часов от события, которое могло стать самым большим ее триумфом. Завтра утром она будет выступать на заседании Верховного суда по делу Шеферд против Шеферда.
В то время, как лимузин мчал ее по вечернему Вашингтону, Вилли мысленно перенеслась в прошлое. Это был город Мэтта Хардинга, и она думала о том, какой была бы ее жизнь, выйди она за него замуж.
Будучи трезвомыслящей и практичной, она никогда не думала в контексте "если бы". Но сейчас она разволновалась, позволив себе именно такие мысли. Возможно, брак с Мэттом был бы трудным, хотя он положил бы конец ее одиночеству. Настоящий дом, ребенок – в ее фантазиях это была дочка, которая выросла бы сильной и независимой личностью, бесстрашной и верящей в любовь.
Ей очень хотелось бы знать, о чем сейчас думает Мэтт и что он почувствует завтра, когда она будет стоять перед ним. Испытает ли он боль сожаления? Ей хотелось бы этого – ведь не одна она должна быть хранительницей их прошлого.
Лимузин остановился перед гостиницей. Она сняла большой номер с видом на Пенсильвания-авеню и Белый дом.
Она разложила на кровати массу юридических документов по делу Шефердов, которое, как она однажды пошутила, стало решающим для ее карьеры.
Джек Шеферд строил свою апелляцию на том, что его бывшая жена не имела никаких прав отнимать у него будущее. Судья согласился с этим, утверждая, что Регина действительно не имела права требовать безоговорочную компенсацию только лишь за добросовестное выполнение своих супружеских обязанностей. Поэтому, потребовав от Джека часть денег за медицинскую лицензию, суд тем самым закрепил "детскую зависимость женщины, с которой наше общество и правосудие стремятся покончить".
Ответ Вилли был резким и не заставил себя долго ждать. Она заявила, что это дискриминация. Сейчас ей надо было убедить Мэтта и его коллег в том, что вклад Регины в будущее своего мужа был не благотворительностью, а как бы предоставлением кредита, который теперь должен быть выплачен.
Готовясь к трудной и напряженной борьбе, она репетировала про себя свою речь до тех пор, пока слова не улеглись в ее голове в нужном порядке. Все, что ей сейчас было необходимо, – это хороший ужин и крепкий сон.
Ностальгия занесла Вилли в Сорвино, одно из любимых мест Мэтта. В маленьком ресторанчике было мало народу, здесь все было теперь по-другому, она не увидела ни одного знакомого лица. Вилли заказала бокал "Орвьетто", немного спагетти под светлым густым соусом. Поскольку она не любила есть в ресторане в одиночестве, то всегда приносила с собой что-нибудь почитать.
Она перелистывала страницы "Вашингтон пост", надеясь найти что-нибудь про Мэтта. Еще долгое время после их последнего разговора она с опасением разворачивала газеты, боясь увидеть там некролог, посвященный Мэтту. И каждый раз с облегчением убеждалась, что этот момент еще не наступил. Она корила себя за пустое благородство, в результате которого разбились ее надежды иметь крепкую семью и любимого человека.
Однажды в журнале "Пипл" Вилли увидела фотографию Мэтта. Он стоял рядом с элегантной женщиной, которая, как писали, была председателем страховой компании или чего-то в этом роде. Всматриваясь в фотографию, Вилли испытала странное чувство ревности и злости, хотя ничего не было сказано о личных взаимоотношениях Мэтта и женщины.
Старый приятель Мэтта Джон Мартин Гиббс несколько лет назад умер, и тогда взгляды Мэтта немного изменились. Иногда в его словах эхом отзывался консерватизм Гиббса, что казалось Вилли странным, как будто он совсем отошел от присущего ему либерализма, который так импонировал ей.
"Жизнь меняется, детка, – однажды сказал он. – Все растет и переплетается, и зачастую даже лучшие в мире умы превращаются в замусоренное и застоявшееся болото". Несомненно, думала Вилли, то, что Мэтт проповедовал, он применил на практике. Это касалось его размышлений о любви, которые она хорошо помнила.
– Синьорина? – обратился к ней официант, и Вилли оторвала взгляд от газеты. – Джентльмен хочет угостить вас. Что принести вам, коньяк или что-нибудь другое?
Через несколько столиков от нее мужчина лет тридцати пяти поймал ее взгляд и улыбнулся, но у Вилли не было сейчас настроения начинать с незнакомцем беседу. Она улыбнулась и покачала головой, вежливо отказываясь от его предложения.
Подходя к гостинице, Вилли заметила стоящий у входа черный лимузин. По эмблеме на дверце она определила, что это автомобиль Верховного суда. Когда она подошла к портье, чтобы узнать, нет ли для нее сообщений, к ней поспешил шофер в униформе.
– Мисс Делайе? – спросил он.
– Да?
Он подал ей белый тонкий конверт. Она торопливо распечатала его. Внутри оказалась записка, написанная крупным уверенным почерком и содержащая всего несколько слов: "Я знаю, что здравый смысл покинул меня, но я должен увидеть тебя. Мэтт". Это было похоже на открывшийся ящик Пандорры, откуда вырвались глубоко затаенные, но не забытые чувства. Вилли готовила себя к встрече с Мэттом на суде. Но не наедине. Ведь это просто сумасшествие – встретиться судье и адвокату накануне заседания по апелляции. Настоящая золотая жила для прессы.
Вилли долго стояла в нерешительности, призывая свой здравый смысл, взвешивая все "за" и "против". Наконец, решительно отбросив все сомнения, она села в машину.
Сейчас, может быть, ее жизнь переменится, думала она, сидя в лимузине, мчавшемся в Джорджтаун. Возможно, его любовь изменилась, получив уроки лучше того, который он преподал ей в один из холодных осенних вечеров.
Возвращаться сюда было подобно паломничеству. Это похоже на переигрывание кусочка ее жизни заново. Как только машина свернула на стоянку, она увидела Мэтта, стоявшего у входа, как всегда стройного, его силуэт четко вырисовывался в освещенном дверном проеме.
– Вилли, – произнес он нежно, почти благоговейно. – Какое счастье вновь увидеть тебя.
– Ты прекрасно выглядишь, – сказала Вилли. – Но это безумие...
Он улыбнулся, словно ребенок, которого уличили в проступке.
В камине ярко горел огонь, на столе стоял графин и два бокала. Мэтт молча наполнил их брэнди и подал один из них Вилли. В джинсах и вязаном пуловере он выглядел молодым и сильным, таким, каким она и помнила его.
– Ничто не изменилось, – тихо произнесла она.
– Кроме тебя, – сказал Мэтт, глядя ей прямо в глаза. – Ты всегда была красивой, но сейчас... Ты стала именно такой, какой я тебя и представлял – сильной, гордой и совершенной. Я горжусь тобой, Вилли. Ты шла навстречу своей мечте, и вот она сбылась.
Да, думала Вилли, отпивая глоток брэнди, одна моя мечта осуществилась – но только одна. Будто прочитав ее мысли, Мэтт сказал:
– Ты сердишься на меня. Я почувствовал это сразу, как увидел тебя. Не стоит... Я в долгу перед тобой...
– Черт возьми, Мэтт. Я любила тебя, – страстно сказала она. – Мы снова здесь и можем быть всегда вместе. Почему бы тебе просто не сказать правду? Неужели ты веришь в то, что поступил правильно, когда лишил меня возможности стать счастливой?
Мэтт не успел ответить, его лицо вдруг исказилось от боли. Он закрыл глаза. Вилли испугалась. Она вскочила и взяла его за руку.
– Что случилось, Мэтт? Может быть, позвать доктора? Сердце?
Боль утихла, и, хотя Мэтт был бледен, он попытался улыбнуться.
– Ничего, детка – все прошло. Он сделал глоток брэнди.
– Я очень сожалею, Вилли. Любой мужчина на моем месте поступил бы так же. Поверь мне – то, что мы расстались, было наилучшим выходом.
Вилли не поверила в его слова, но она все-таки боялась рисковать, приводя ему свои аргументы.
– Почему ты сегодня пригласил меня? – спросила она.
– Возможно, ты хотела меня опередить? – На его лице снова появилась та же усмешка. – Я не был уверен в том, что после завтрашнего суда ты захочешь повидаться со мной.
Вилли попалась на приманку.
– Означает ли это, что ты собираешься голосовать против меня?
– Судьи не могут планировать свои решения, пока не услышат доводы, Вилли, – осадил ее Мэтт. – Но, независимо от того, как я проголосую, не думай, что я настроен против тебя. Я следил за каждым шагом твоей карьеры. Ты стала именно таким адвокатом, каким я всегда мечтал видеть тебя.
Вилли ждала "но", которое должно было последовать за его словами, однако Мэтт продолжал.
– Я искренне восхищаюсь твоей целенаправленностью и упорством. Мне нравятся твои страсть и пыл. Они становятся все сильнее, по мере того, как уменьшаются мои собственные. Ты уже поняла, я надеюсь, что закон, вообще твоя работа, может стать опасным и всепожирающим любовником.
– Ты вызвал меня сегодня вечером только лишь затем, чтобы прочесть эту лекцию? – спросила Вилли.
Мэтт рассмеялся.
– Ты похожа сейчас на маленькую девочку, которой наступили на ногу. Если бы я был лет на двадцать помоложе, я бы посадил тебя за это к себе на колени, но я боюсь, что счастье обладать тобой убьет меня. Помнишь, когда ты работала клерком у Джона Мартина Гиббса, ты говорила о деле, которое, по-твоему, непременно требовалось заслушать?
– Помню, – сказала Вилли, еще не понимая, к чему он клонит.
– Помнишь, как я предупреждал тебя об опасности попасть под влияние собственных эмоций, когда ты строишь защиту?
– Я помню, – нетерпеливо сказала она. – Но к чему...
– Выслушай меня, – настойчиво сказал Мэтт. – Сейчас ты достигла того, о чем мечтает каждый юрист. Ты выбрала одно из направлений, которое связано с твоими личными переживаниями, и ты добиваешься успеха, но...
– Но это не только мое дело, – запротестовала Вилли.– Этот вопрос сейчас очень важен и актуален, и от того, как взялся за него адвокат, во многом зависит дальнейшая судьба клиента...
Мэтт покачал головой.
– Ты знаешь, что мне трудно спорить с тобой по этому вопросу. Он слишком животрепещущий для тебя. И мне кажется, что ты уже научилась от меня всему, чему я тебя мог научить. Я больше не собираюсь контролировать тебя и поучать. Ты уже сформировалась и стала цельной натурой. Я хочу лишь одного – чтобы ты безоговорочно следовала букве закона.
– А я так и делаю, – вызывающе ответила она. – А что касается уроков, которые ты преподал мне... Господи! Я по-прежнему верю тебе. Неужели ты думаешь, что я изменила бы своим взглядам, если бы ты женился на мне, если бы ты не принес в жертву свою любовь?
Мэтт снова побледнел. Он изо всех сил старался держать себя в руках.
– Я все еще люблю тебя, Вилли, – тихо произнес он. – И никогда не переставал любить. Я тоже кое-чему научился. Я сделал то, что считал правильным, но иногда мне кажется, права была ты. Прости меня за все, Вилли. Уверяю тебя, я сполна заплатил за это.
Вилли смотрела в его серые глаза, которые когда-то светились обещанием любви, и пыталась проникнуть в его душу. Боль Мэтта не заглушила ее собственную и не повернула вспять все годы, которые она оплакивала.
Может быть, ей удастся изменить его решение? Эта мысль пришла к ней с ошеломляющей ясностью. Столько пустых надежд! Всю жизнь она боролась и утверждала то, во что верила. Однако, когда дело коснулось ее личного счастья, она позволила мужчине, которого любила, отказаться от нее без борьбы. И все, что осталось у нее после такой легкой сдачи, – это полная опустошенность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66