– Поэтому британское правительство продало нас в обмен на нефть. Их гораздо больше волнует коммерция, нежели евреи. – Он криво улыбнулся. – Полагаю, нам следовало догадаться и ожидать, что нечто подобное должно случиться.
Тамара побледнела.
– Другими словами, немецкие евреи, которые хотят эмигрировать…
– …будут зверски убиты, – закончил вместо нее Шмария, потирая усталое лицо кончиками пальцев. – Можно считать, что они уже мертвы.
– Как мы можем позволить…
– Подождите, – прервал их Дэни. – Это еще не все.
Они изумленно уставились на него.
– Было также внесено предложение – хотя закон такой пока не принят, – согласно которому верховному комиссару предоставляется право препятствовать евреям в их перемещении по некоторым районам страны.
– Это не может быть правдой! – воскликнула Тамара.
– Уверяю тебя, это чистая правда, – отозвался Дэни.
– Повторяется то, что уже было в России. – Шмария был озабочен, но ни в коей мере не удивлен. – Этого следовало ожидать, – пробормотал он, медленно кивая головой. – Таким образом, половина Палестины окажется закрытой для евреев. Это ответ на все молитвы арабов.
– Но и это не все… – проговорил Дэни. Напряженным шепотом Тамара спросила:
– Ты хочешь сказать, что есть еще что-то?
– Боюсь, что это так. Они хотят ввести строгие ограничения на продажу земель, владельцами которых в настоящее время являются неевреи. Другими словами, Еврейское Агентство практически не сможет покупать новые земли…
– Но это нелепо! – перебила его Тамара.
– Такова реальность, – отозвался Дэни. – А теперь самый последний пункт и самое большое оскорбление. Англичане хотят ввести палестинское самоуправление в течение десятилетнего периода. Излишне говорить, что оно будет основано на сегодняшнем составе населения Палестины. Другими словами…
– Поскольку две трети населения Палестины составляют арабы, а еврейское население не сможет сколь-нибудь значительно увеличиться, это будет арабское правительство, – пробормотала Тамара.
– Именно так.
Шмария отодвинул назад стул и вытянул перед собой ноги.
– Следовательно, нам остается только одно, – ровным голосом произнес он.
Они оба посмотрели на него.
Лицо Шмарии было твердым как гранит.
– Поскольку мы не можем допустить, чтобы намерение англичан было претворено в жизнь, мы должны усилить борьбу и освободиться от них. Завтра мы с Давидом Бен-Гурионом все обсудим. Он созовет заседание Совета Общины, и, возможно, нам удастся выработать стратегию.
– Ты правда считаешь, что у нас есть шанс? – спросила Тамара. – Я хочу сказать, Великобритания так сильна. Конечно…
Слабая улыбка появилась на губах Шмарии.
– А разве Давид не одолел Голиафа? – мягко спросил он.
Обдумав его слова, она решилась.
– Я хочу помочь, чем только смогу. Ты можешь рассчитывать на меня во всем.
Мужчины удивленно взглянули на нее. Она перевела взгляд с одного на другого.
– Что вас так удивило?
– Я… я думаю, ты застала меня врасплох, – мягко произнес Шмария.
– Интересно почему? – спросила Тамара. – Это ведь и моя страна, ты знаешь. – Она тряхнула головой. – Я приняла решение. Я намерена остаться здесь навсегда. – Обращенная в сторону Дэни улыбка была ослепительна. – Ты уже можешь назвать дату нашей свадьбы, дорогой?
Через две недели они поженились.
На свадьбе не было ни мирового судьи, ни представителей прессы. Их обвенчал раввин под ритуальным покрывалом. Зельда Зиолко могла бы гордиться такой церемонией.
Они провели восхитительный медовый месяц в Эйлате, позабыв на две недели все мирские заботы. Никого не видели, кроме друг друга, как если бы были единственными мужчиной и женщиной, оставшимися на земле. Они бродили, держась за руки, по усаженным пальмами пляжам, ныряли в прохладные прозрачные воды Красного моря и глядели на яркие косяки рыб, проплывавшие на живописном мелководье у радужных рифов. Шутили, обнимались и, визжа, как беззаботные дети, гонялись друг за другом с колючими крабами в руках, грозя запустить их друг другу в купальные костюмы. Когда он поранил ногу, наступив на коварный коралл, она промыла ранку, торжественно поцеловала ее, и боль ушла. Каждый новый день казался им лучше предыдущего, принося с собой еще большее удовлетворение. Никогда прежде Тамара не была так счастлива. Воспоминания о Луисе все больше заволакивались туманом, и острая боль, которая пронзала ее всякий раз, когда она думала о нем, становилась все слабее. Она искренне верила, что Луис был бы рад за нее.
Даже пребывая в столь счастливом состоянии, они придерживались некоторого распорядка. Утром, ночью, а иногда и днем они предавались плотским утехам, занимаясь страстной любовью с какой-то исступленной, почти что первобытной несдержанностью, позабыв обо всем на свете. А в перерывах находили время для того, чтобы мечтать и строить опьяняющие планы на будущее. В эти покойные четырнадцать дней они не сомневались, что для них нет ничего невозможного, нет трудностей, которые они не могли бы преодолеть. Они были уверены, что, пока вместе, стоит им только захотеть – можно сдвинуть горы.
– Я буду бороться столько, сколько потребуется, чтобы помочь Палестине стать израильским государством, как того хотел Теодор Герцл, – страстно заявлял Дэни. – На меньшее я не согласен.
Тамара, с таким же воодушевлением относившаяся к идее создания еврейского государства, в то же время не могла не думать: «Я желаю того, чего желаешь ты, любимый. Мне важно только то, что важно для тебя».
Дни, как в тумане, проносились один за другим, и, когда настала пора покидать этот чудный берег, они сделали это без всякого сожаления, поскольку знали, что все для них только начинается. Им обоим не терпелось поскорее претворить в жизнь те восхитительные мечты и смелые планы, о которых они столько говорили. Когда Тамара и Дэни возвратились в Эйн Шмона, их любовь стала еще сильнее, если это вообще было возможно. Между ними постоянно было чувство понимания и огромного уважения друг к другу. Они уезжали в свой медовый месяц супружеской парой, а вернулись друзьями и любовниками.
Их ждал сюрприз: новый дом, чудесным образом построенный за время их отсутствия. Большой – четыре просторные комнаты, – это был первый частный дом с водопроводом.
– Все работали сверхурочно, не покладая рук, чтобы успеть к сроку, – с гордостью объяснил им Шмария.
Тамаре дом понравился больше, чем все те особняки, в которых ей довелось жить в Голливуде.
Вскоре, однако, стало заметно настоящее чудо, сотворенное в Эйлате. В один из тех сказочных дней она забеременела. Когда доктор Саперштейн подтвердил это, она заплакала от радости. Ей казалось, что Дэни одним своим прикосновением заставил расцвести и плодоносить ее тело.
Невозможно описать радость, которая охватила ее.
Девять месяцев спустя Дэни во время родов стоял у ее кровати в лазарете. Это был самый счастливый день в их жизни. Они были вдвойне благословенны.
В его руках, как в колыбели, покоились двое близнецов, завернутые в одеяла.
– Два красивых сына, – с гордостью прошептал он и потряс головой, желая убедиться, что это не сон. – И даже не плачут.
– Это потому, что они похожи на своего отца, – преданно проговорила Тамара, лежа на кровати на четырех толстых подушках.
Дэни пристально поглядел на них.
– Они больше похожи на свою маму.
Она не могла удержаться от улыбки.
– Все младенцы похожи друг на друга. Дай время, они подрастут, и тогда посмотрим.
– А как мы их назовем?
– Я думала, мы уже выбрали имя: если будет мальчик – то Ари, а если девочка – Дэлия.
– Но они оба мальчики. Такого мы и предполагать не могли.
– Да, ты прав. – Она на минуту задумалась, затем радостно улыбнулась. – Как тебе нравится имя Аза? Ари и Аза?
– Решено: Ари и Аза. – «У нас есть мы и наши дети, и в нашей семье будут царить любовь, мир и общая цель. Мы сдвинем горы, как мы и собирались, и сделаем это всей семьей. Ничто не сможет разлучить нас, и ничто не сможет нас остановить».
Но история и судьба, объединив свои усилия, уготовили им совсем другой удел. Дома царило смятение.
Как они и опасались, большая часть территории Палестины оказалась закрытой для евреев; были введены также и строгие ограничения на приобретение земель через Еврейское Агентство. Евреи были обречены на статус меньшинства, а Белый Лист крайне успешно урезал иммиграцию. Несмотря на осуждение, которому он подвергся в английском парламенте со стороны Уинстона Черчилля и других консерваторов, а также всех лидеров Лейбористской партии, он не был отменен.
За пределами Палестины мир пребывал в еще большем смятении.
В марте 1938 года Адольф Гитлер аннексировал Австрию, а затем шесть месяцев спустя Великобритания и Франция отошли в сторону, позволив Германии расчленить и Чехословакию. Алчный Третий рейх поглотил целых две страны, в то время как остальной мир играл роль стороннего наблюдателя.
Как ни изолированно жили обитатели Эйн Шмона, они следили за действиями нацистов пристальнее и с большим страхом, нежели большинство людей в крупнейших столицах мира. Жители Эйн Шмона, как никто другой, понимали, что обрушившаяся на мир беда легко может уничтожить их всех. Просачивающиеся из Европы сведения внушали им невообразимый ужас, а учитывая суровые испытания, выпавшие на их долю в прошлом, нельзя было не признать, что эти страхи имели под собой основание. Все эти люда были современными детьми Моисея и, подобно своим предкам, пришли в Палестину, спасаясь от погромов и преследований. И вот сейчас возникла угроза того, что те самые опасности, от которых они бежали, могут нагнать их, погубить, стереть с лица земли.
Они вовсе не считали Гитлера неким фигляром в духе Чаплина. Для них он был новым фараоном, новым Иродом – мрачным ангелом смерти.
– Почему никто не остановит этого безумца? – с жаром воскликнула Тамара однажды вечером, когда все они собрались в столовой у радиоприемника, чтобы послушать последние удручающие известия об одержанных Гитлером победах. – Мы не успеем и глазом моргнуть, как немцы завоюют весь мир!
– За исключением нашего народа, – мрачно поправил ее Шмария и с такой уверенностью оглядел их всех, что его собственный страх, объединившись с их страхами, превратился во всеобщий ужас. – Мы все будем мертвы. Если Гитлер победит, на всей земле не останется ни одного еврея.
В 1939 году Германия и Россия подписали Пакт о ненападении, который позволил Гитлеру напасть на Польшу, не опасаясь ответных мер со стороны России. Франция и Великобритания, обещавшие Польше сохранить ее независимость, объявили Германии войну. Во время молниеносной войны с апреля по июнь 1940 года Германия одним махом захватила Данию, Норвегию, Бельгию, Нидерланды, Люксембург и Францию, не встретив почти никакого сопротивления.
Затем пришел черед Великобритании.
Гитлер сконцентрировал войска на побережье Франции, готовясь пересечь Ла-Манш, но эти несколько миль водного пространства стали для него камнем преткновения. Он был остановлен. Сколько бы эскадрилий ни бомбили Лондон, англичане держались с завидным упорством, оказывая яростное сопротивление. Но, несмотря на то что нацистам не удалось добиться в воздухе превосходства над англичанами, Великобритания несла огромные потери из-за бесчисленных бомбардировок. День за днем, ночь за ночью поднимались в небо не знающие жалости нацистские эскадрильи, со свистом сбрасывая бомбы на землю Британии. Многие опасались, что признание Великобританией своего поражения было лишь вопросом времени.
Пятого июля 1940 года Дэни сообщил ей новость.
Тамара уже несколько дней чувствовала, что в нем происходит какая-то важная внутренняя борьба, но она слишком хорошо знала его, чтобы задавать вопросы. Она знала, что в свое время он все расскажет ей сам.
В тот вечер после ужина Дэни предложил ей прогуляться, и, по тому, как он это сказал, Тамара поняла, что он намерен поделиться с ней своими мыслями. Они шли молча, но она почувствовала, что задыхается от зарождающегося в душе ужаса. Когда они подошли к своему любимому месту – хребту, с которого открывался вид на всю общину, – Дэни присел на гладкий валун и похлопал по нему. Она села рядом с ним, и он взял ее за руки.
Издалека до них доносились крики детей, играющих на детской площадке. «Скоро, – подумала Тамара, – близнецы подрастут и смогут играть вместе с ними». Белые плюмажи водяных брызг, выбрасываемые дождевальными установками, были похожи на фонтаны, устроенные среди геометрического рисунка зеленеющих полей, на которых созревал третий за этот год урожай. «Каким спокойным все кажется! – невольно подумала она. – Каким обманчиво мирным представляется мир!» Сейчас, когда Тамара сидела здесь, ей с трудом верилось, что всего в нескольких днях пути, на огромном поле битвы, в которое превратилась Европа, льется кровь и царит смерть.
– Я решил пойти в британскую армию, – тихо и без всякого предисловия объявил Дэни.
Она дернулась, как от удара, нанесенного невидимым кулаком, и повернулась к нему.
– В британскую армию? – переспросила она, не веря своим ушам.
– Точнее, в ее военно-воздушные силы.
Тамара отвернулась и в течение нескольких минут сидела, уставившись в пространство, ничего не видя перед собой; его тихие слова как испорченная пластинка снова и снова звучали в ее мозгу, пока не превратились в такую пронзительную, невнятную тарабарщину, что она подумала, что вот-вот сойдет с ума и закричит.
– Тамара, – мягко проговорил Дэни, – пожалуйста, не сердись на меня. Позволь мне все объяснить.
Он протянул к ней руку и нежно обвел пальцем ее профиль от лба до губ. Обычно этот жест вызывал у нее улыбку и заставлял смотреть на него особенным, любящим взглядом.
– Тамара…
Она оцепенела, не в силах шевельнуться и посмотреть на него. Он покидал ее, чтобы надеть форму и отправиться на войну на какое-то далекое поле сражений, где рвутся снаряды, падают бомбы и свистят пули. Он будет есть холодный солдатский паек, и истекать кровью, и… и…
Она медленно повернулась к нему и пристально посмотрела в лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56