– Понятия не имею. – Он вздохнул, красноречиво пожал плечами и стряхнул пепел в пепельницу, стоящую на плетеном столике со стеклянным верхом. – Насколько нам удалось разглядеть с берега, прежде чем «Филадельфию» вынудили уйти, палубы были переполнены.
Тамара обеспокоенно молчала.
– На то последнее ржавое корыто, которому удалось прорваться полторы недели назад, сумели втиснуться свыше девятисот человек, несмотря на то что водоизмещением оно было не более полутора тысяч тонн. Представляешь, девятьсот человек! – Он покачал головой. – Если одна из этих переполненных посудин пойдет ко дну, это будет настоящая беда. Спасательных шлюпок у них гораздо меньше, чем нужно. Среди пассажиров много стариков и больных, немало и детей. Ни тех ни других не назовешь чемпионами по плаванию, особенно после того, что им довелось пережить в концентрационных лагерях.
– И что ты предлагаешь делать? – спросила Тамара.
– Делать? Мы бессильны что-либо сделать, и это-то и приводит меня в ярость. До тех пор, пока англичане не снимут иммиграционные ограничения, въезд в страну возможен только одним путем – через «Алиях Бей». Все, что мы можем сделать, это привести на берег как можно больше людей, готовых им помочь.
– Ну что ж, это лучше, чем ничего. – Она улыбнулась. – Знаешь, я так горжусь тобой. Я еще никогда не встречала более бескорыстного человека.
– Это ты обо мне? – Дэни рассмеялся. – Нет, только не я. Вот твой отец – да. Какие бы события ни происходили в этой стране, он всегда в самой их гуще, несмотря на свою искусственную ногу и все такое.
– Дэни…
Он взглянул на нее, заметив перемену в ее тоне.
– О моем отце. Я хотела поговорить с тобой.
– Так поговори.
Она тихонько вздохнула.
– Как ты думаешь, он еще не слишком… стар для всех этих подвигов в духе Эррола Флинна?
– Стар? Хитрый Лис Пустыни?
– Ему скоро пятьдесят два.
Дэни кивнул.
– Я беспокоюсь за него. Очень беспокоюсь.
– Не волнуйся, если кто и может позаботиться о себе, так это твой отец.
– Я понимаю. Но может ли он так же заботиться о таком огромном количестве людей?
– Ты же видишь, что в этом вся его жизнь. Что ты хочешь, чтобы он делал? Сидел в тени с книжкой в руках? Он не такой человек.
– Но ты же сам беспокоишься о том, что может произойти во вторник.
– Это верно. – Он кивнул и, в последний раз затянувшись, загасил сигарету. – Но только потому, что могу дать голову на отсечение, что во вторник все британские береговые патрули будут в полной боевой готовности. Они хотят, чтобы происшествие с «Филадельфией» послужило для всех уроком.
– Тебе рассказал об этом один из твоих осведомителей?
– Один из симпатизирующих нам англичан, – поправил Дэни, тронувшая его губы едва заметная улыбка мгновенно исчезла. – Слава Богу, таких людей немало. – Он помолчал. – Я хотел сказать, что твой отец может угодить в ловушку.
Ледяной страх лишил Тамару дара речи.
– Ты же знаешь, мы не можем допустить, чтобы его поймали. Он один из семи или восьми человек, которые объединяют всех евреев в сплоченную группу в их борьбе за свободу. Его арест будет иметь трагичные последствия. Вот почему я хочу, чтобы во вторник ты попыталась удержать его вдали от берега.
– Я постараюсь. – Она со вздохом погладила свой живот и снова кинула взгляд на зубчатые горы, которые всегда напоминали ей об отце; они были такими же несгибаемыми и постоянными, как он. Спустя мгновение она снова повернулась к мужу. – Я сделаю все, что смогу, Дэни, но ты не хуже меня знаешь моего отца. Если он что-то решит, его ничто не заставит передумать. Он такой же упрямый, как ты.
– Тогда постарайся прибегнуть к какой-нибудь хитрости. Если это удается со мной, почему бы не сделать то же самое с твоим отцом?
– Потому что я его дочь, а на отцов женские уловки не действуют.
– Зато действуют дочерние уловки. Придумай что хочешь. Используй… ребенка!
– Ребенка! – Она изумленно уставилась на него.
– Скажи ему, что у тебя неприятности, связанные с беременностью. Доктор Саперштейн тебя поддержит. Объясни отцу, что, поскольку я должен быть на берегу, когда «Филадельфия» попытается прорвать блокаду, тебе нужно, чтобы он был с тобой.
– Сделаю, что смогу, – без особой надежды повторила Тамара.
– Отлично. – Он улыбнулся. – Только не забудь сначала поговорить с доктором Саперштейном, чтобы у вас не было расхождений. – Дэни поднялся с кресла и, наклонясь к ней, поцеловал в щеку. – Не смотри так на меня. Все будет в порядке.
Она с отсутствующим видом кивнула. Долгие годы… даже десятилетия ее отец подвергал себя риску. И только благодаря своей сообразительности, а иногда и везению ему удавалось избегать ареста. Интересно, сколько жизней он уже прожил? Ей оставалось только надеяться, что меньше половины отведенных Богом.
В то время, как в ее доме собрались мужчины, Йехан и другие женщины сидели в доме ее дочери Тауфик. Хотя всем им было прекрасно известно о причине, побудившей мужчин собраться, женщины, следуя правилам приличия, ни словом не обмолвились о ней. Вместо этого они ели сладкие пирожные, запивая их густым приторным кофе из крошечных чашечек, и болтали как сороки, обмениваясь сплетнями и рецептами, восхищаясь нарядами друг друга и обсуждая такие животрепещущие темы, как воспитание детей и брачные контракты.
Подобно тому, как Наймуддин держался несколько вдалеке от других мужчин, Йехан сохраняла дистанцию в общении с женщинами. Она сидела близ открытой входной двери, откуда ей была видна ее собственная дверь, от которой ее отделяла всего сотня шагов. Она не принимала участия в женских разговорах и не собиралась этого делать. Все ее мысли были заняты тем, что происходило в ее доме, но отдельные фразы разговора то и дело врывались в ее сознание: «…Я считаю это возмутительным. Ее родители запросили за нее вдвое больше, чем родители Дайаб. Я всегда говорила, что надо иметь дело с родственниками. Дальняя родня обходится гораздо дешевле…»
Йехан волновалась все больше. Прошло полчаса, потом час, потом полтора, а мужчины все еще находились в ее доме. «…Да, но с такими ценами на невест, кто же может позволить себе развод…» Сердце Йехан забилось часто и неровно. «…Он такой замечательный сын, мой Салам. Прошло два года с тех пор, как он отправился в Суэц на работу, и он регулярно присылает нам деньги раз в три месяца…» Йехан забарабанила пальцами по своим прикрытым платьем коленям, ни на секунду не отрывая от двери взгляда. Когда Тауфик, наклонясь, дотронулась до ее руки, она вздрогнула.
– Твои мысли далеко от нас, мама, – укоризненно прошептала дочь. – Ты же знаешь, что, если ты по-прежнему будешь смотреть только наружу и не скажешь хоть что-то, о тебе станут говорить. По тому, как они на тебя смотрят, видно, что они находят твое поведение необычным.
– Пусть говорят, если им больше нечем заняться, – раздраженно проговорила Йехан. – Они – просто стадо глупых коз.
– Ш-ш! – Тауфик украдкой бросила взгляд за спину, желая узнать, не слышал ли кто-нибудь слова матери. С облегчением убедившись, что это не так, она вздохнула. В ее голосе появились просительные нотки. – Пожалуйста, мама, неужели ты не можешь хоть немного притвориться, что тебе все это интересно?
Неожиданно Йехан увидела Абдуллу, который с напыщенным видом выходил из дома. При виде красивого головного убора, который столько лет украшал голову ее мужа, женщину пронзила острая боль. За Абдуллой поспешно вышли остальные мужчины, стараясь идти в ногу с ним. У нее упало сердце. Она без слов поняла, что случилось. Головной убор и очевидное возбуждение мужчин сказали ей все. Ничего не отвечая дочери и оставив ее стоять с открытым ртом, Йехан вскочила на ноги и бросилась домой. Она чувствовала, что сейчас нужна мужу как никогда.
Когда она подходила к дому, из него выходили последние мужчины. Она подождала, слегка наклонив голову, затем заглянула внутрь.
От представшего ее взору зрелища у нее перехватило дыхание. Ее муж стоял, как на сцене, недалеко от двери, в каких-то пяти шагах от нее, освещенный ярким солнечным светом, клином врывающимся внутрь полутемной комнаты. Глаза его были устремлены прямо на жену, но он ничем не выказал, что видит ее.
Внутри у Йехан похолодело, когда она поняла, что он смотрит сквозь нее, как если бы ее не было вообще.
Яркий луч света подчеркивал его поражение, делал его более жалким. Он стоял, опустив плечи, уныло глядя перед собой, и впервые за все те годы, что они были вместе, выглядел старым, слабым и абсолютно беспомощным. Казалось, он совершенно пал духом.
Глубоко вздохнув и торопливо произнеся молитву, чтобы Аллах придал ей смелости, Йехан шагнула внутрь. Подойдя к мужу, она обвила руками его шею. Он бессильно прислонился к ней, она покачнулась, но, будучи сильной женщиной, все же устояла на ногах. Неудержимая дрожь сотрясала его.
– Они хотят воевать! – будто в забытьи шептал Наймуддин. – Они хотят наносить раны и увечья. Хотят убивать! – Голос его звучал надтреснуто. – Через два дня собираются напасть на поселение евреев.
– Я знаю, – нежно ответила Йехан. – Я видела, как они выходили, и прочла все по их лицам. Они глупцы.
– Я потерпел неудачу, – плакал он, с несчастным видом качая головой. – Я в последний раз пытался заставить их увидеть свет, но они не стали меня слушать. Им все равно, сколько из них при этом погибнет.
– Ты сделал все, что мог, – ласково прошептала она, но в голосе слышался легкий налет страха. Она обреченно вздохнула. – Теперь их судьбы в руках Аллаха.
Снаружи в это самое мгновение ее двенадцатилетний внук Наджиб затормозил свой бег босыми ногами, не обращая внимания на боль, которую этот маневр причинял его подошвам. Как нарочно он остановился точно в центре яркого прямоугольника солнечного света. Он стоял в профиль к ним, угрожающе размахивая палкой. Минуту спустя к нему притопала малышка Иффат. И пронзительно, по-девчоночьи, завизжала.
– Я вижу еврея! – вопил Наджиб. Представляя, что вместо палки в руках у него ружье, он держал ее так, как это обычно делают мужчины; воображаемый приклад впивался ему в плечо. Он прицелился. – Бах! Бах! Я убил одного! – завопил он, а Иффат захлопала в ладоши.
– Еврей! – завизжала Иффат. – Бах! Еврей! – Она протянула вверх руку, пытаясь отнять у брата палку. – Дай мне! Я тоже хочу стрелять!
Йехан молча повернулась к мужу. Наймуддин, подняв голову, смотрел на детей. По его морщинистым щекам текли слезы.
– Ты только послушай, что они говорят! – плакал он, скорбно качая головой. – Как я допустил это?
Тамара прошла по краю полей треть расстояния вокруг поселка до нового дома отца. Дойдя до него, она постучала условным знаком: тук… тук-тук… тук-тук-тук и, выждав полминуты на тот случай, если она застала его врасплох, нажала на дверную ручку и заглянула в гостиную.
– Отец?
– Я здесь, – отозвался Шмария.
Пройдя через гостиную, она сразу направилась в его кабинет. Он сидел за письменным столом спиной к открытым окнам, выходящим в маленький, мощеный булыжником двор, стены которого покрывала ослепительно белая штукатурка.
Он снял очки и отодвинул в сторону какие-то бумаги, а она, обойдя вокруг стола, наклонилась над ним и запечатлела на его щеке теплый поцелуй.
– Здравствуй, отец, – сказала Тамара. До нее донесся слабый, знакомый запах его пота; должно быть, он недавно вернулся с поля и еще не успел принять душ. Тамара облокотилась руками на его плечи и, склонившись над ним, кивнула в сторону разбросанных по всему столу бумаг. – Я не вовремя?
Обернувшись, Шмария поднял на нее глаза.
– Ты, ты всегда вовремя, Тамара. – Он улыбнулся. – Ты же знаешь.
Она подошла к другому концу стола и тяжело опустилась на стул. Устроившись поудобнее, спросила:
– Ты готов обсудить со мной некоторые жилищные проблемы? Или мне стоит прийти чуть попозже?
– Не так быстро, давай чуть помедленнее. – Он окинул серьезным взглядом ее живот. – Насколько я понял, с ребенком все в порядке?
Тамара помедлила. Ложь, которую они заготовили вместе с доктором Саперштейном, чуть было не соскочила с ее языка.
«Разумеется, – сказал ей доктор Саперштейн, – если Дэни считает, что твой отец может угодить в ловушку, значит, у него есть на то основания. Поэтому давай немного сгустим краски. Знаешь что, сделай вид, что у тебя начались преждевременные схватки. Это удержит его здесь. В конце концов, мы же не можем позволить, чтобы с ним что-то случилось».
«Это будет совсем легко», – думала она, мысленно уже представляя себе, как расскажет ему о болезненных спазмах и попросит побыть рядом с ней; достаточно одного ее слова, и он сделает все, что она захочет. Но сейчас Тамара ясно видела, что стоило ей на мгновение запнуться, как в глазах его сразу появилась тревога, а брови нахмурились.
Ложь осталась невысказанной. Она просто не находила в себе сил сделать это. Он будет страшно переживать. А этого она допустить не могла.
– Все хорошо, – успокоила отца Тамара, – правда-правда. Доктор Саперштейн считает, что ребенок родится в срок. Все в порядке, – добавила она, переходя на английский.
– Хорошо. – На лице Шмарии было написано явное облегчение, затем он отечески улыбнулся ей. – Ты должна беречься. – Он показал на ее живот. – Там у тебя важный груз.
– Я знаю. – Она улыбнулась. – Как ты думаешь, кто это будет? – Мальчик или девочка?
– О, конечно, девочка.
– Это потому, что ты хочешь внучку, – добродушно обвинила его Тамара.
– Как все деды.
– А если будет мальчик?
– Тогда мы просто оставим его где-нибудь на горе, хорошо?
– Отец! – укоризненно воскликнула она.
– Шучу-шучу. – Он поднял вверх обе руки, ограждая себя от ее упреков. Затем лицо его стало серьезным. – Знаешь, каждый раз, как я вижу Азу и Ари, мне кажется, что они подросли еще на несколько дюймов. – Он покачал головой. – Я уделяю им вдвое меньше времени, чем мне бы хотелось.
– И именно поэтому ты постоянно переезжаешь все дальше и дальше от нас? Я добиралась до тебя почти двадцать минут. Твой прежний дом был намного ближе.
– Но там мне казалось, что я окружен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56