Случаи похищения с целью получения выкупа здесь крайне редки. Можно даже сказать, что их почти не бывает.
– Ты хочешь сказать, – дрожащим голосом прошептала она, – что оно может иметь… политические цели?
– Послушай, дорогая, сейчас уже далеко за полночь. Давай попытаемся заснуть. Все входящие звонки будут фиксироваться. Здесь оставят дежурить кого-то из службы безопасности. Если кто-нибудь позвонит, они нас разбудят. – Он подошел ближе к ее стулу и положил руки ей на плечи. – Нам остается только ждать.
– Ждать, – глухо проговорила она, вздыхая. – О Господи! – Она подняла вверх руки и, схватив его за запястья, запрокинула назад голову, чтобы видеть его лицо. – Мне так страшно, Дэни. Они не причинят ей вреда, правда? – и, не получив ответа на свой вопрос, еще глубже вонзила ногти в его запястья. – Правда?
Казалось, дороге не будет конца, вот и сейчас они снова были в пути.
На завтрак женщины дали ей несколько ломтей черствого пресного хлеба, две скудные полоски жесткой, сушеной баранины, три глотка тепловатой воды и крошечную чашечку горького и горячего черного кофе. Затем переодели ее в одежду бедуинок: в тяжелый черный балахон и чадру с треугольным отверстием для глаз, через которое она могла лишь смутно видеть окружающих, а ее лица не мог видеть никто. Она узнала в ней самую строгую из многочисленных видов чадры, которые носили мусульманские женщины, и все надежды на то, что кто-то вдруг узнает ее и освободит, померкли в тот самый миг, как она увидела предназначенный для нее наряд. Даже родителей нельзя было бы винить, если бы они не узнали ее, окажись она перед ними. Дэлия превратилась в совершенно бесполое, бесформенное существо, некое ходячее нагромождение безликих тряпок.
При одной мысли о том, насколько ужасно она выглядит, ее передернуло.
Во избежание возможных подозрений две другие женщины были одеты точно так же.
Дэлия насчитала в их группе шестнадцать человек, включая ее саму. Двенадцать из них были бедуины, остальные трое – мужчины, которые участвовали в ее похищении. Они тоже сменили европейскую одежду на наряд бедуинов. Перемена была столь разительна, что она с трудом узнавала их.
Главным был человек по имени Халид. Это он, восседая на одном из шести верблюдов, снова и снова сверял маршрут с маленьким немецким компасом, и именно он принимал решения, когда и где им делать привал для отдыха или еды и когда снова отравляться в путь. Он руководил ими, не погоняя, но и не позволяя снизить темп, поэтому они продвигались вперед с равномерной скоростью.
Они тронулись в путь в кромешной темноте, когда было еще прохладно, а небо усеяно огромными звездами. Халид усадил ее на одного из верблюдов – по-прежнему со связанными руками – и вдобавок привязал к седлу ее ноги; чтобы не дать верблюду отстать и скрыться в ночи вместе с ней, рядом ехал другой человек, держа поводья ее верблюда.
Наверное, Дэлии следовало быть благодарной за то, что не пришлось идти пешком, однако седло было неудобным, а от постоянных раскачиваний из стороны в сторону ее начало подташнивать. Руки, лишенные возможности двигаться, ныли, судорога сводила их от плечевых суставов до самых запястий; ноги, крепко-накрепко привязанные к седлу, вскоре затекли и начали неметь. Очень скоро все ее тело закололо, как будто в него вонзили тысячи иголок. Она закрыла глаза, позволив мыслям унестись далеко отсюда, представив, что находится не верхом на верблюде, а покачивается в лодке: все лучше, чем оказаться лицом к лицу с суровой действительностью.
Остальные члены группы шли пешком либо впереди нее, либо по бокам.
Когда взошло солнце и Дэлия больше не могла незаметно скрыться в темноте, они заставили верблюда опуститься на колени и развязали ее. Затем поставили ее на ноги, но у нее так сильно закружилась голова, что она рухнула на колени.
Одна из женщин инстинктивно бросилась ей на помощь.
– Ла! – остановил ее резкий приказ Халида.
– Самахни, – послушно прошептала женщина и, повернувшись, пошла прочь.
Халид поставил Дэлию на ноги.
– Ты пойдешь пешком, – грубо проговорил он по-английски. – Если попытаешься бежать, тебя снова свяжут. Поняла?
– Да, – дрожащим голосом ответила Дэлия и кивнула, не поняв, слышал ли он ее слова сквозь толстые слои окутывавшей ее одежды. Должно быть, слышал, поскольку острым кинжалом перерезал веревку, которой были связаны запястья, и ее руки наконец получили долгожданную свободу. Но рук она не чувствовала. Они совершенно онемели. Она попыталась хлопнуть в ладоши, но не смогла пошевелить пальцами. Наверное, пройдет немало времени, прежде чем в них восстановится кровообращение. От ходьбы Дэлия почувствовала себя немного лучше. Она так долго находилась в связанном состоянии, что ходьба, хоть и медленно, но восстанавливала циркуляцию крови. Пеший переход, однако, имел и обратную сторону. Ноги у нее заплетались, она то и дело спотыкалась. Дорога была неровной: шла то вверх, то вниз, наклонялась то в одну сторону, то в другую. Ноги все время натыкались на камни и булыжники; случалось, она по самые щиколотки проваливалась в плотный песок, и от этого идти становилось труднее.
Дэлию держали поодаль от женщин-бедуинок, которые время от времени оборачивались в ее сторону и бросали на нее сочувственные взгляды. Разговаривать ей разрешали только в случае крайней необходимости. Когда требовалось справить естественную нужду, одна из женщин по имени Фадия отводила ее в сторонку, вырывала в песке ямку и помогала приподнять одежды. Унизительность этой процедуры порождала одновременно стыд и злость.
По положению солнца Дэлия догадывалась, что они движутся на юг, но не имела ни малейшего представления ни о том, откуда начался их путь, ни о том, куда они направляются, ни где находятся сейчас.
Голые, высушенные и бесцветные холмы, окружавшие их со всех сторон, покрывала накаленная добела дымка пыли, серовато-коричневая пустыня состояла сплошь из песка и камней. Избегая дорог, троп и известных путей, они шли по нехоженой пустыне, предусмотрительно обходя деревни или обжитые места. Время от времени Халид вместе с одним из бедуинов отправлялся вперед, взбираясь на любой холм, откуда открывался простор взгляду, чтобы разведать, что лежит впереди. Иногда Дэлия оглядывалась вокруг, но не видела ничего, кроме однообразных, выжженных на солнце холмов, неровных валунов и бесплодных участков песка. И над всем этим голубой купол неба и нещадно палящее солнце. Ничто не говорило о том, где именно они находятся: это могли быть Синай, Негев или любая другая из близлежащих местностей. Коричневые холмы были все похожи один на другой и запомнить маршрут не представлялось возможным.
Ближе к полудню они сделали привал; женщины приготовили трапезу, состоявшую из того же пресного хлеба, чашки кислого козьего молока и двух жилистых полосок сушеной баранины. Затем они снова тронулись в путь, но теперь Дэлия ощущала какое-то напряжение и настороженность. Такую неожиданную перемену в поведении их группы она объясняла тем, что им предстояло что-то важное. Она подняла глаза: судя по положению солнца, было примерно два часа дня. Все молчали, беспрестанно озирались по сторонам и вглядывались вдаль.
И вдруг напряжение исчезло. Халид даже сменил головной убор Дэлии на обычную чадру, оставлявшую открытыми ее глаза. Должно быть, они переправились через границу или подошли близко к населенной местности, догадалась она, но, когда спросила об этом, ей не ответили.
Несколько часов спустя они снова сделали привал, на этот раз – чтобы напиться чаю. Халид сверил маршрут с положением солнца, картой и своим компасом. Затем вытащил из навьюченного на верблюда баула коротковолновый передатчик, выдвинул антенну и с кем-то коротко переговорил. После этого еще раз сверился с компасом, взглянул на карту, и они снова тронулись в путь.
Не прошло и получаса, как они вдруг вышли к заброшенной летной полосе, где их поджидал желтый двухмоторный аэроплан. Халид с двумя своими людьми поднялись вместе с ней на борт, и пилот, ожидавший их прибытия, завел двигатели. Пропеллеры взметнули вверх облако пыли.
Несколько минут спустя они были в воздухе, держа курс на юг. На западе великолепный солнечный закат возвещал наступление ночи.
Выглянув в одно из занимавших всю стену окон в апартаментах Саида Элмоаида, расположенных на третьем этаже дворца, Наджиб заметил, как на взлетно-посадочной полосе неподалеку от дворца зажглись яркие огни. В пустыне, там, где мгновение назад была кромешная тьма, теперь на целых полмили тянулось двойное ослепительно-белое ожерелье.
Он щелкнул выключателем, погрузив комнату в темноту, затем отодвинул в сторону одно из огромных стекол и стал ждать приближения самолета. Если заход на посадку будет таким же, как и при его полете, самолет должен будет показаться откуда-то из-за дворца, затем пролетит над ним на высоте не более трехсот футов и на его глазах пойдет на снижение по направлению к посадочной полосе.
Заслышав отдаленное завывание, напоминавшее звук циркулярной пилы, он вытянул голову. Звук становился все громче, и вдруг над головой показались расплывчатые очертания самолета с мерцающими огнями на крыльях, выруливающего на посадку.
Наджиб отошел от окна и снова включил свет. На его губах появилась невеселая улыбка.
Вот и все. Прошлое наконец сомкнулось с настоящим. Десятилетия сжались. Час пробил. Дэлия Боралеви упала с неба, чтобы прибыть на свидание, подготовленное судьбой много, много лет тому назад. Вероятно, именно в эту минуту она выходила из самолета, на котором – сразу после заправки – Абдулла полетит в Ливию.
Сдвинув брови, Наджиб подошел к встроенному бару, принадлежащему Саиду Элмоаиду, и щедрой рукой налил себе виски. Подняв стакан в молчаливом приветствии Дэлии Боралеви, он залпом проглотил его содержимое.
Каким скорым переменам подвержены человеческие настроения, подумалось ему. Вплоть до этой минуты он был бы счастлив устраниться от всего этого и выбросить все из головы. А сейчас внезапно почувствовал радость, оттого что находится здесь. Он понял, что его присутствие было в той же степени предначертано судьбой, как и ее. Вероятно, осуществив эту кровную месть, он, по крайней мере, наконец-то сможет разобраться с прошлым и освободиться от пут, связывающих его с ним все эти долгие годы.
Готовясь к встрече с ней, он надел свежий балахон и официальный белый головной убор с черными и золотыми полосами. В этом наряде он выглядел внушительно и властно, как и подобает истинному сыну пустыни.
Он прошел сквозь большие двери и вышел в коридор, который украшали скульптуры. Затем неторопливым шагом направился к антресолям восьмиугольного фойе, но, дойдя туда, не стал спускаться ни по одной из широких лестниц. Он подождет здесь, наверху – отсюда сможет наблюдать за тем, как она будет подниматься.
Наджиб медленно расхаживал вдоль доходящих ему до пояса стеклянных перил с блестящими латунными поручнями, шурша балахоном. Во дворце стояла такая тишина, что, казалось, он был здесь единственным живым существом: слышалось лишь журчание воды, стекавшей вниз по розовой мраморной стене. Где-то в глубине сознания мелькнула мысль: будет ли оно напоминать ему этот затерянный в пустыне дворец и потом, когда все закончится.
Ему пришлось ждать минут пятнадцать, прежде чем они наконец прибыли. Тишина внезапно была нарушена: высокие бронзовые двери в нижнем этаже с шумом распахнулись и внутрь вошли Халид, Хамид и немка, грубо толкая перед собой черную бесформенную фигуру.
– Шевелись! – грубо покрикивала внизу Моника. – Schnell! Туда! – резко приказала она, показывая винтовкой дорогу. – В ту дверь.
– Оставьте ее, – раздался сверху суровый голос Наджиба.
Вздрогнув, они подняли глаза к антресолям. Мужчины подчинились и немедленно отошли в сторону, но Моника стояла на своем, крепко вцепившись левой рукой в пленницу.
Наджиб неторопливо сошел вниз по широкой лестнице. Сейчас, после всех этих долгих лет ожидания, он не спешил. С высоко поднятой головой он приближался к женщинам. Подойдя, знаком приказал немецкой террористке отойти в сторону.
Моника упрямо отказывалась подчиниться. Выпятив вперед грудь и важно расправив плечи, она проговорила, на военный манер отрывисто глотая слова:
– Абдулла дал мне четкие указания! Я отвечаю за нее головой!
– Полагаю, с этим я справлюсь сам, – холодно ответил он. В его голосе явно прозвучал приказ. – Все уходите!
Моника густо покраснела. Затем резко повернулась кругом и двинулась в сторону двери.
Тяжелые бронзовые двери с глухим стуком захлопнулись.
Они были одни. Весь мир сузился до размеров этого фойе.
Он повернулся к Дэлии, и в тот миг, когда встретились взгляды, что-то внутри него сжалось. Все чувства, испытываемые им ранее, померкли. Фойе поплыло перед глазами.
Пройдет немало времени, прежде чем он почувствует, что снова обрел дар речи.
А пока он мог лишь безмолвно смотреть на нее.
Глаза Дэлии.
Одного взгляда на них было достаточно, чтобы у него голова пошла кругом.
Есть лица, которые заставляют двигаться корабли; губы, которые вызывали крушение империй; что же касается него, достаточно было пары глаз. Стоило ему заглянуть в их глубины, он понял, что надкусил запретный плод и теперь все изменилось.
Эти глаза завораживали, как два сверкающих алмаза, ради обладания которыми на протяжении многих столетий магараджи и короли шли на убийства. И чары их казались тем сильнее, что они оставались единственным, что было открыто его взору.
Впервые в жизни Наджиб был совершенно загипнотизирован, как будто его вдруг сковала чья-то колдовская сила. Мурашки побежали по его телу.
Эти глаза.
Эти глаза напоминали чистейшие изумруды с темно-зелеными вкраплениями богатого сибирского малахита и бликами светлого жадеита – два одинаковых сверкающих кабошона. Их форма была немного миндалевидной, закругленной возле переносицы и приподнятой у висков, отчего их разрез казался экзотическим, почти кошачьим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56