Он выпрямился и обхватил ее руку своими пальцами: «Она ведь – кожа да кости».
«Это оттого, что она девственница, – начал хвалить свой товар Зокали. – Стоит ей лишь выйти замуж, она мигом растолстеет. А какие у нее груди!.. В них будет много молока. Эй, открой-ка блузку и покажи их ему».
Софья колебалась, но не из стыдливости. Она знала: в среде чужаков, не цыган, женские груди тщательно скрывались от посторонних взоров, но женщины-цыганки потешались над этим. Ее груди будут давать жизнь ребенку – ее ребенку, который станет предметом гордости и ее, и всего табора. Груди у нее были полными, упругими и она нисколько их не стыдилась, наоборот – они были ее предметом гордости.
Софья не спешила выполнить требование Зокали. Она была не согласна с тем, что он задумал. К счастью, цыганские девушки имели право на свое слово во всем, что касалось замужества – это было хорошей традицией.
Шлепанье карт по столу прекратилось. Фанта громко откашлялась.
Зокали и Пако ждали. Через несколько секунд нерешительность могла смениться открытым неповиновением. Она знала, что за это ее поколотят, но хуже, было другое – она могла своей непокорностью рассердить Зокали. Из-за нее он мог, в глазах Пако, потерять свое лицо… Софья распустила шнуровку и вынула груди для обозрения.
Ее толстые косы легли на них, прикрывая упругие розовые соски. Пако протянул руку и своими короткими пальцами отбросил одну из них. Софья вздрогнула. Зокали хмыкнул.
– Смотри, боится тебя, настоящая девственница. Смирно, мой друг. Смотри, но не трогай. До тех пор, пока не заплатишь за нее и не женишься на ней.
– Две сотни реалов, два медных горшка, осла и мою серьгу? Ты настоящий грабитель, Зокали. Ни один цыган не крадет у другого цыгана – это наш закон.
– Я знаю наши законы. А то, что я тебе предлагаю, это называется – уступить по-божески. Иди и подумай. К пятнице скажешь мне свой ответ. Не ты один интересуешься ею.
Сам того не ведая, Зокали сказал правду. Софья привлекала внимание многих мужчин, но она была чужачка. Поэтому, когда нужно было решить, кто будет представлять табор на бдениях по Саре, Зокали остановил свой выбор на ней. Дело не в том, что вожак восхищался ею, хотя и посмотреть на Софью и послушать ее пенье было очень приятно, но Зокали, как истинный цыган, хотел повысить ей цену, выставив ее на всеобщее обозрение.
Софья дождалась, пока гость уйдет из тесной пещеры без окон, собралась с мыслями и повернулась к Зокали. Он спал. Она откинула голову и закрыла глаза. Софья не решалась нарушить сон вожака.
Фанта смотрела на нее не отрываясь. Софья повернулась к ней: в ее взгляде была мольба, но старуха лишь покачала головой и снова склонилась над своими картами. Софья села и стала заниматься корзинкой, которую не закончила. Вскоре она почувствовала на себе взгляд и подняла глаза. Старуха смотрела сначала на нее, а потом на карты.
– Что там? – прошептала девушка, – что ты там увидела?
– Ничего, – Фанта одним взмахом руки сгребла карты в колоду. – Я ничего не вижу. На кой черт мне тратить время на гаданье для такой никчемной девчонки, как ты?
– Она не никчемная девушка, – ответил ей голос Зокали. – Если бы она такой была, то к ней не стал бы свататься вожак табора Пако.
– Я думала, вы спите, – робко сказала Софья.
– Спал, а теперь не сплю. Спой что-нибудь. Софья смешалась и пролепетала:
– Пожалуйста… Мне надо с вами поговорить…
– Я знаю, что ты мне скажешь. И слышать не хочу об этом. Ты что, думаешь, что я могу ломаться, когда выбираю мужа чужачки? Непросто найти такого, кто согласился бы жениться на тебе. Тебе придется довольствоваться тем, что есть.
Неправда, хотелось крикнуть ей. Если бы это было так, то ты не смог бы заломить за меня такую цену. Вслух она этого не сказала.
– Карлос хочет жениться на мне, – прошептала она. – Хочет, я знаю.
– Все это знают, – не стал спорить Зокали. – Но у него нет денег. Я восемь лет кормил и поил тебя. Я взял тебя тогда, когда тебе грозила смерть от рук бандитов или от голода. И что, по-твоему, я не имею права на то, чтобы мне это чуть-чуть окупилось сейчас? Хватит болтать, Софья. Спой.
Она послушалась его. Сердить его не имело смысла – этим ничего не добьешься. Тут приходилось рассчитывать на сообразительность и хитрость. Эти два качества были ее единственными помощниками.
Карлос появился на следующее утро. Серые глаза его потемнели от гнева. Он буквально ворвался в пещеру Зокали.
– Говорят, что ты собираешься отдать Софью замуж за это грязное животное, за Пако. Ты не можешь этого сделать.
– Ого! С какой это стати? – Зокали взвалил себе на спину мешок с инструментами для починки котлов и мисок и собрался отправиться в город.
– Потому, что она моя. Я нашел и принес ее в табор, разве не так? Она принадлежит мне. Я хочу жениться на ней.
– Хорошо. Мне все равно, кто ее будет кормить и одевать, лишь бы не я. Две сотни реалов, три медных горшка и осел. А о серьге я готов забыть.
– Ладно, я согласен, – ответил Карлос, едва Зокали закончил. Вожак вплотную подошел к Карлосу и приблизил свое лицо к его подбородку. – Покажи мне деньги и она твоя. И сегодня же вечером отпразднуем помолвку.
Сердце Софьи отчаянно забилось. Она не спускала с Карлоса глаз.
– Сейчас не могу, – угрюмо произнес Карлос. – Не сейчас. Я коплю деньги, но у меня столько нет. Пока нет.
– Черт возьми! – вскричал Зокали. – Разве я не разумный человек? Не добрый вожак? Разве не я пригрел возле себя двух чужаков? Если у тебя не достает денег, Карлос, это неважно. Из-за одного, двух реалов я согласен немного обождать… А сколько у тебя денег?
Карлос опустил голову.
– Десять реалов. Но я знаю, где можно украсть горшки и осла.
– Десять реалов! И ты имел наглость явиться сюда ко мне, чтобы требовать мою ласточку, мою девственницу за жалкие десять монет, за которые ты можешь рассчитывать на какую-нибудь старую каргу, у которой и молока-то в грудях ни капли не осталось? И для этого я заботился о тебе, приютил тебя, когда твоя проклятая мать сгинула? Чтобы ты меня оскорблял и стыдил? – Зокали уже кричал.
Софья-то знала, что вожак только изображал гнев. Он никогда бы не поверил, что Карлос в состоянии заплатить за нее такие огромные деньги. Все это было нужно для того, чтобы хитроумно поставить молодого человека в положение, когда бы он выглядел неблагодарным, глупым, а Зокали наоборот. Теперь об этом он кричал на весь табор.
– Оставь его, – закричала Софья. – Оставь Карлоса в покое. Он не виноват в том, что бедный. И никто не может обвинять нас за нашу кровь.
Зокали повернулся и влепил ей затрещину. Софья зашаталась от удара. В то же мгновение Карлос бросился на вожака. Он сбил его с ног и стал колотить. В каждом его ударе была плата за годы унижений, оскорблений и презрения. Он бы его убил, но в каморку вбежали двое цыган и оттащили Карлоса от Зокали.
Вожак с трудом поднялся на ноги. Лицо его было в крови. Он утер рот тыльной стороной ладони и выплюнул на грязный пол два зуба. Его спасители не отпускали Карлоса, они держали его за руки с двух сторон. Рука Зокали потянулась к ножу, висевшему на поясе, но на полпути остановилась. Он был ведь главою табора, а не каким-нибудь идиотом, которому кровь ударила в голову.
– Уберите его, – угрюмо приказал он, – я больше не хочу его видеть, – и повернулся к Софье, – и ее тоже, пусть убирается вон с моих глаз. Терезия, уведи ее отсюда и всыпь ей как следует за непослушание. – Зокали взял кувшин с вином, но прежде чем выпить, предупредил Терезию:
– И смотри у меня, не дай Бог что-нибудь с ее лицом сделаешь или ей кости переломаешь.
Впрочем, наказали ее в этот раз не так уж и сильно. Бывало, что после порки Софья по несколько дней не могла ни сесть, ни лечь – так все болело. К ночи она почувствовала себя неплохо и смогла выйти из пещеры с кувшином в руке, чтобы набрать в речке воды. Стоял прекрасный тихий вечер. Откуда-то издали доносилось уханье совы, ветки деревьев шевелил легкий ветерок – эти звуки природы казались Софье самой лучшей музыкой. Даже пение не могло сравняться с нею. Она легкой походкой спускалась к реке. В голове у нее проносились события прошедшего дня. Карлос сватался к ней… Он желал ее. Карлос…
Уже много лет берег реки был местом их встреч. Оно было только им известно. В таборе об их встречах знать не должны были, хотя ничего греховного влюбленные себе не позволяли. Девушка с юношей вели душевные беседы и если Софья казалась Карлосу опечаленной, то он брал ее руку в свою.
– Почему ты оплакиваешь то, чего никогда не видела и не знала? – спрашивал Карлос у нее. – Их больше нет, твоих родителей. Для тебя это люди уже мертвые. Ты должна с этим смириться.
– А я не могу! – Ответ девушки был всегда один и тот же. – Не могу я с этим мириться. Карлос, я не знаю кто я!
– Ты – Софья из табора Зокали – красивая девушка с ангельским голосом. Этого хватит.
Этого никогда не хватало Софье. Но теперь… Теперь, может быть. И все из-за того, что Карлос хочет ее в жены. По дороге к реке в голове девушки созрел ясный и дерзкий план. Она знала, что скажет сейчас при встрече Карлосу. «Нам нужно бежать. Мы не раз говорили с тобой о побеге из табора, но сейчас время настало. Дальнейшая жизнь в таборе превратится для нас с тобой в пытку. Ты, Карлос, пошел против воли вожака, а этого он тебе не простит. Мы убежим с тобой далеко-далеко, туда, где нас никто не знает, найдем какого-нибудь пастора и обвенчаемся. Ты найдешь себе работу, любую, а я буду предсказывать судьбу и петь. Я вдоволь наслушалась от Фанты разных гаданий и знаю, как это делается. Пением же буду завлекать людей…»
На берегу не было ни души. Софья долго ждала Карлоса, но вынуждена была возвращаться, иначе вызвала бы подозрение. Целую неделю, каждый вечер, она приходила на это место, но Карлос не появился. Больше она его не видела – он исчез из пещер и из ее жизни.
В пятницу к Зокали пожаловал Пако и объявил, что готов заплатить за девушку столько, сколько требовал вожак. «Кроме моей серьги», – добавил он и любовно постучал по ней концом короткого, жирного пальца. – «Это мой талисман».
Зокали пожал плечами:
«Разве я могу стащить с человека его счастье? Хорошо, забудем о серьге».
Пако кивнул:
«Кроме того, у меня есть одно условие», – сообщил он.
«Что за условие?»
«Мы поженимся через два месяца. Я слишком стар для того, чтобы ходить в женихах еще два года».
Два года были обычным сроком в таких случаях. Но это предполагало, что жених и невеста были молоды, вчерашние дети – такое в таборе было обычным делом. Этот же случай был особый.
«Решено», – согласился Зокали и протянул руку. Пако потряс ее почти по-родственному тепло.
У Карлоса была лишь одна надежда – быки. Только они давали возможность ему раздобыть деньги за короткий срок. А ему нужны были большие деньги. Он должен был заплатить Зокали двести реалов за невесту и еще дополнительное вознаграждение вожаку за расторжение уже заключенной сделки. Потом, тоже по цыганским законам, такую же сумму требовалось заплатить и Пако в качестве откупного за потерю обещанной невесты, Если Карлос сможет раздобыть достаточно денег для всего, то ему удастся заполучить Софью. Случаи с перекупкой невест в среде цыган были, и они не противоречили их обычаям. Но где найти, вернее украсть, такие деньги, Карлос не знал. Единственной надеждой оставались быки.
В дни крупных коррид, по воскресеньям, в Севилье матадору удавалось иногда заработать двести реалов за несложную утреннюю работу. Но Карлос не был матадором и в жизни ни с одним быком не сражался.
Титул матадора и связанные с ним награды завоевывались постепенно. Молодые мужчины начинали простыми тореро, которые на небольших корридах, где-нибудь в провинций, убивали одного быка. Потом еще нескольких, причем каждый следующий бык должен был быть сильнее предыдущего. Если этому начинающему тореро выпадало счастье не быть затоптанным копытами свирепого животного и слава о нем достигала Мадрида, то его могли пригласить выступить и в столицу Испании. Это становилось главным событием жизни тореро – его звездным часом. Лишь после того, как он станцует свой знаменитый танец смерти на песке Плаза Майор в Мадриде на глазах восхищенных «аффесьонадос» – болельщиков, а они знали, когда и чему изумляться, вот тогда мужчина завоевывал право называться не просто тореро – «убивающий быков», а матадором. И вот тогда он имел право запрашивать любые, даже самые сумасшедшие деньги, за свой выход на арену.
– Ты здесь уже целый час торчишь, что тебе нужно? – Человек, который задал Карлосу этот вопрос, был огромным – почти как быки за которыми он ухаживал и которых он готовил к поединкам.
– Я хочу биться с быками, – ответил молодой цыган.
Мужчина расхохотался, но вполне дружелюбно.
– Каждый испанский мальчишка мечтает сразиться с быком. Поэтому сейчас ни одно животное не может спокойно пастись на лугах по вечерам. Какой-нибудь пустоголовый мальчишка приходит и доводит несчастное животное до бешенства, чтобы потом хвастать перед такими же дураками как и он сам, что когда-нибудь он станет знаменитым матадором. – Он замолчал и пристально посмотрел на Карлоса. Юноша был худощав, высок – внешне ни дать ни взять – тореро. Волосы светлые как и глаза. Красота никогда не помешает тореро – женщины на корриде такие же частые гости, как и их мужья. Но этому парню уже за двадцать. Если он уже успел чем-нибудь отличиться, то имя его наверняка известно.
– Староват ты для этих игр, юноша. А где ты бился до сих пор?
– Нигде, – ответил Карлос. – Я ни разу не сражался с быком.
Мужчина снова рассмеялся. На этот раз он веселился вовсю.
– И ты хочешь, чтобы я пустил тебя туда? – он показал рукой на загон для быков. – Сразиться с таким вот убийцей, как этот черный, а? С какой стати мне заканчивать жизнь, оплакивая твои похороны?
– Хоронить меня тебе не придется, – Карлос в упор упрямо смотрел на мужчину. – Я собираюсь стать самым великим матадором из тех, кого ты видел.
Мужчина повернулся, чтобы пойти по своим делам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60