Он был рад, что еще одно существо подтвердило некоторые подозрения, высказанные Гарри Хоукинсом.
– Хорошо, донья Кармен. Ради Вас я готов это сделать, я разделаюсь с нею. Но и Вы должны мне в этом деле помочь.
Она с нескрываемым подозрением смотрела на него.
– Что? Я бедная, беззащитная женщина! Что я могу сделать для Вас?
– Мне необходимо поговорить с вашим сыном. Хотелось бы послать весточку новоиспеченному идальго. Передайте Пабло Луису, чтобы он вернулся в Кордову. Вы знаете, где его искать?
– Может и знаю. – Она пожала плечами. – Он, наверное, с тореро. Там, где проходит лучшая коррида. Вероятно в Мадриде.
– Напишите ему, чтобы он немедленно возвращался, что он Вам нужен. Объясните ему, что это его сыновний долг не оставлять Вас. Напишите ему все, что угодно, но, ни в коем случае не упоминайте о том, что я приехал сюда. Вы сделаете это?
– А Вы накажете эту шлюху за причиненные мне страдания?
– Да. Ну, так как, донья Кармен, по рукам?
– Yes, англичанин, по рукам!
На следующее утро, позавтракав в своем покое, Роберт начал действовать. Он спустился вниз и поинтересовался, где донья Мария.
– Она ушла, – ответил слуга, – к портному, сеньор.
А что, женщины сами ходят к портным? У Роберта не было сестер и он точно не знал, как водится в таких случаях. Но что к его матери белошвейки приходили сами, это он знал наверняка. Жаль, что он слегка опоздал, а не то обязательно отправился бы вслед за ней. Но ничего, у него есть дело поважней. Роберт сделал знак лакею следовать за ним и отправился наверх, в личные апартаменты доньи Марии.
– Что это еще такое? – Мария Ортега возвратилась через Патио дель Ресибо, как и предполагал Роберт, и в смятении наблюдала, как перед ней выстраивалась стопка из ее вещей, которые выносили из дворца.
– Ваши вещи, донья Мария. Больше Ваши услуги не потребуются во дворце. – Роберт прислонился к притолоке и, сложив руки на груди, взирал на Марию. Этажом выше, напротив, он различал в одном из окон едва различимое темное пятно.
– Мои услуги? А кто Вы такой, чтобы указывать мне, в чем здесь нуждаются. Я обращусь к дону Пабло. Он – идальго.
– Да, но дона Пабло во дворце нет, а я есть. Ну, а теперь, сеньорита, я дал указания кучеру отвезти вас, куда пожелаете. – Он поднял руку и подозвал небольшой экипаж. Еще один взмах руки и трое слуг, подбежав, принялись грузить имущество доньи Марии.
– Это произвол, – возмущалась она, – я никуда не поеду.
– Да нет, я думаю, поедете. Мое имя Мендоза, донья Мария. А у вас этого имени нет. Жена же моего покойного кузена пожелала, чтобы вы покинули дворец. Если вы будете упорствовать, то я вынужден буду прибегнуть к помощи стражи. Я сделаю это, поверьте мне. Хотя, откровенно говоря, не хотелось бы.
Еще мгновение она молча смотрела на него, всем своим видом демонстрируя оскорбленную добродетель, потом повернулась и направилась к экипажу. Кучер помог ей сесть в карету. Роберт подошел и протянул ей кожаный мешочек с деньгами.
– Вот ваше жалованье за два месяца вперед. Тридцать реалов. Должно быть, я не ошибся?
Ему было известно, что ее официальное жалование составляло пятнадцать реалов в месяц. Хоукинс доставил ему гроссбух, где Роберт своими глазами увидел эту цифру. Ему также удалось установить, что недельные траты ее составляли суммы, раз в сто больше этих пятнадцати реалов. Возможно, такое стало благодаря потворству покойного Доминго. Утехи с роскошной доньей Марией стоили бедняге недешево. Поэтому Роберт решил оставить у себя нитку жемчуга после того, как остальные, принадлежащие ей драгоценности были упакованы. Так поступить Роберта побудили не мелочные придирки, иначе он бы конфисковал гораздо больше вещей, а желание дать ей понять, что ему известны ее проделки. Но пока она про жемчуг не могла знать. Он не исключал и того, что донья Мария из гордости откажется от кошелька, но высунув руку из окна экипажа, она буквально вырвала его из рук англичанина.
– Ты еще пожалеешь об этом, – прошипела она. – Я тебе это обещаю, паршивый англичашка.
Первые недели Роберт не вспоминал Марию Ортега и ее угрозы. Его мысли заняла другая женщина. Имя этой красавицы было – Кордова. Она не просто его очаровала, – ею он был восхищен. Такого великолепного создания, каковым являлась Кордова, Роберт не мог и вообразить. Сейчас он пытался взять в толк, как ему удалось не поддаться ее чарам во время первого визита в Испанию… Где были его глаза?.. Может потому, что тогда он и мечтать не мог о том, чтобы ею овладеть?.. Но сейчас! О… Сейчас все складывается по-другому.
Весь февраль и начало марта Роберт посвятил прогулкам по улицам Кордовы. С рассвета и до заката он рассматривал, впитывал в себя прекрасный город. До конца своих дней этот англичанин полюбил ее причудливо извивающиеся аллеи, приводившие его к картинам, которые поражали воображение своей композицией и завершенностью: белая стена, контрастирующая с дверью, окно, изящный горшочек с цветами. Тут же широкие бульвары с апельсиновыми деревьями по краям, журчащие фонтаны, миниатюрные здания и шикарные дворцы в причудливых украшениях и таинственные под сенью листвы внутренние дворики. Кордова пела для него, но эта песнь походила на погребальную.
Деньги – это власть. Так однажды сказал Бенджамин Мендоза, его отец. Их планы сводились к тому, как вырвать из рук одержимого уродца контроль над изменчивой фортуной. Опасность потерять многое из того, чем владел дом Мендоза в Кордове, существовала серьезная. Удача здесь могла отвернуться от них навсегда. Неожиданный и огромный долг в тридцать миллионов реалов, который необходимо было вернуть в июле будущего года, поставил дом Мендоза на край пропасти. Подобная ситуация ими в Лондоне не обсуждалась, так как не имелось подробной и достоверней информации. Следовало бы сейчас дать решающий бой Пабло Луису, но как, если до сих пор его не удавалось обнаружить. Мольбы матери не подействовали на молодого идальго и Роберту ничего не оставалось, как вести самостоятельные поиски своего родственника.
Он поступил так, как ему в данный момент казалось единственно верным: написал в Лондон и попросил у отца совета и золота. Пока, так как прошло немного времени, ответа не было. Но Роберт не исключал и того, что отец не сможет понять, о чем ему сообщал сын. Письмо, правда, было составлено в предостерегающих тонах, но не дай Бог попасть ему в чужие руки. Одно, пока, успокаивало Роберта – шаткое финансовое положение дома не успело стать достоянием общества.
Безумие дона Доминго проявлялось в самых разнообразных формах. Суммы, которые он потерял, сражаясь против Месты, были невероятны, но до самой смерти этот человек оставался скрытным и действовал с оглядкой и потому эти грифоны еще не были взбудоражены запахом крови. Слабое утешение, – размышлял Роберт. Он стоял на окруженном частоколом мостике, завершавшемся башней на противоположном берегу Гвадалквивира. Может и римляне возвели эту башню, защищавшую город, тоже не без помощи Мендоза? После того, как им была прочитана «История Рамона», Роберт готов был поверить в любой миф. А может Мендоза жили здесь еще в первом веке?.. А если так, то они, несомненно, ссужали деньгами римского прокуратора, управлявшего тогда городом, а вслед за римлянами готов, сменивших их. Да, все возможно. Ведь отец Роберта утверждал, что семья помогала деньгами маврам, занявшим Кордову аж в 711 году?.. Но спустя пять веков арабы перестали устраивать Мендоза, и их золото мощным потоком устремилось к королям-христианам, спихнувшим мавров обратно к себе, в Африку.
– И все впустую, – шептал огорченный Роберт.
Но никто, кроме него самого и прохладного мартовского ветерка, обвевавшего лицо, не слышал его причитаний.
– И все для того, чтобы мне приехать сюда и решить, как выбрать наилучший способ обмана и мести. – Роберт повернулся и пошел во дворец.
Внизу, в вестибюле, его ожидал Хоукинс. Карлик появился внезапно, выскочив из-за голубых мраморных колонн, стоявших по обеим сторонам широкой лестницы.
– Боже, ну и напугал ты меня, Гарри. Тебе что, всегда нужно прятаться за углами?
– Простите меня, сэр. Прятаться вошло у меня в привычку, люди не очень-то любят смотреть на меня. Они…
– Да, да, я понимаю. Ну что там у тебя? – Не стоит быть безжалостным с этим человечком, хотя его теперешнее настроение не слишком располагало к теплым словам.
– Новости, сэр. Они пришли в Ваше отсутствие, и я думаю, что надо сообщить их Вам прямо сейчас.
– Что за новости? Что-нибудь от моего отца?
– Нет, это не от мистера Бенджамина, сэр. Новости не личного характера. Между Наполеоном и Эддингтоном заключено соглашение: в Амьене британцы и французы подписали мирный договор. Сэр, Вы кажется этому не рады? Ведь блокаде пришел конец, и мы можем отправлять больше вина.
– Да, я хорошо понимаю, что значит для нас этот мир. Просто здорово. И ты, Хоукинс, прекрасно поработал. Дай знать в Кадис.
– Я уже дал знать, сэр.
– Прекрасно. – Роберт рассеянно повел взглядом по сторонам.
Мигель и его сын Рамон при помощи хереса спасли дом от краха, но то были другие времена.
– Мистер Роберт, – тихо произнес карлик, – могу я еще побеспокоить Вас?
Роберт уже занес ногу над ступенькой.
– Да, конечно. Что ты хочешь?
– Полагаю, что мне удалось установить имя того человека из Мадрида.
Роберт резко повернулся к карлику. – Ты действительно это сумел? Каким образом?
– Шифр, сэр. Все дело в шифре. В том самом, который дон Доминго использовал для записей фамилий людей, у которых он одалживал деньги. Мне удалось расшифровать записи. Теперь я знаю и шифр.
Роберт припомнил, как ему попалась маленькая записная книжка Доминго, испещренная его каракулями. Несколько дней корпел он над ней, предпринимая тщетные попытки разобраться в этих каракулях, но, в конце концов, оставил это занятие.
– Боже великий! Это же чудесно, Хоукинс. Мы начали продвигаться вперед. Иди в мою комнату и принеси эту книжку. Если мы сегодня узнаем кто это, то завтра сумеем от них избавиться.
Роберт взлетел по лестнице так, будто его неожиданно спасли от виселицы. Он разыщет этого мадридского хитрюгу, он достанет эти десять тысяч, это не та сумма, которая способна его разорить. Он вернет ее этому ублюдку. Тогда cortijo и получаемая от него прибыль будет им использована в своих интересах. Это уже было началом, хвала Богу, началом неплохим.
Толпа несла Софью по направлению к Плаза Майор. Она уже чувствовала характерный запах быков в загонах на другом конце четырехугольного пространства, зажатого со всех сторон группой величественных зданий.
В толпе то и дело раздавались громкие крики болельщиков-афесьонадос, объявлявших о своих пари и назначавших встречи после корриды. Здесь собрались жители Мадрида: представители всех сословий и социальных групп. Болельщики пришли насладиться зрелищем боев, себя показать и посмотреть на других и погреться в первых лучах апрельского солнца.
Софья не стала противостоять натиску толпы, сдавившей ее со всех сторон. На ней была темная одежда, лишенная каких-либо украшений или даже цветов. По ее платью невозможно было определить, цыганка она или нет, она не походила даже на жительницу Андалузии. Этот туалет ничем не отличался от тех нарядов, которые были на большинстве модно одетых женщин: платье с тесно облегающим лифом, на который спускалась наброшенная на волосы шаль, и юбка, нисходившая колоколом от талии и прикрывающая щиколотки ног. Софья не должна была отличаться от толпы.
Внутри ограждавших площадь стен она нашла место, где могла стоять, облокотившись на украшенный флагами подиум с возвышавшимся на нем креслом, которое занимал официальный распорядитель-алькальд. Мэр Мадрида был избран членами городской гильдии и жители города почитали его больше, чем даже самого короля. Жена алькальда восседала рядом с ним. Как пчелы слетаются на мед, так и жители спешили к этой паре, выкрикивая приветствия и поздравления.
Спустя каких-нибудь десять минут все пространство перед ареной, было заполнено людьми, за исключением разве что посыпанного песком круга, предназначавшегося для схватки. Взгляд Софьи наткнулся на усеявших крыши близлежащих домов детей – вероятно, цыганята, – подумала она. Время от времени ей на глаза в Мадриде попадались цыгане, но никого из знакомых среди них она не заметила. Сама же она встреч с ними не искала. И теперь Софья надвинула на лицо шаль, скрывавшую ее, и стала ждать. Скоро начнется зрелище. Сейчас трое тореро, которым сегодня предстояло выйти на арену, молились своему покровителю Эль Кристо де ла Салуд в маленькой часовне позади площади.
Краем глаза она заметила какое-то движение. Алькальд взмахнул белым полотнищем. Настало время корриды. Фанфары и барабаны начальными нотами пасадобля возвестили о том, что коррида начинается. Процессия медленно подходила к площади. Во главе ее шествовали трое тореро, позади них раздельными колоннами шли свиты каждого тореро–бандерильеро, пикадоры и их ассистенты на арене. Процессию завершали три мула, которые по традиции должны были оттаскивать с арены туши убитых быков.
Какое великолепное зрелище! Какое богатство красок, одежды, какие украшения, накидки, колокольчики, султаны, кисточки! Процессия пересекла арену и в почтительном поклоне замерла перед алькальдом. Раздался одобрительный гул толпы, когда тот бросил слуге ключ от стойла, где ожидали боя быки, и тот поспешно спрятал их в шляпу. Толпа загудела еще, когда жена алькальда наклонилась через перила и махнула своим шелковым шарфом самому высокому тореро.
Софью не впечатляла вся эта свистопляска, она никогда не интересовалась корридой. Она пришла сюда, чтобы увидеть алькальда и его супругу. Сейчас, когда начались эти церемонии, она могла приблизиться к ним, без особого риска быть замеченной, ибо супружеская пара была целиком поглощена зрелищем. А увидеть эту пару ей очень хотелось, потому что мэром Мадрида был не кто иной, как Хавьер, ее покровитель, а его жена не была толстой уродиной, как говорили Софье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60