Вскоре она вышла с лицом, на котором застыло выражение ужаса. Маленькая карточка, которая вылетела из автоматических весов, сообщала, что весила она сто тридцать три фунта.– Фунтов семь сбросить и все будет в порядке.– Посмотрим.Назад они ехали медленно, часто останавливаясь, делая привалы, и вечером съели ужин в каком-то деревенском пабе под названием «Лебедь». Энди настоял на том, чтобы ей принесли лишь минеральную воду и салат. Сам он выпил две кружки пива, после этого съел бифштекс, за которым последовал пирог с начинкой из почек и на десерт – мороженое.– Я ведь не на диете. – Это прозвучало, как извинение.– Очень жаль, что я не могу поделиться с тобой моими семью фунтами.– Я просто худой от природы. И толще никогда не стану. Как ни старалась моя няня пихать в меня побольше витаминов и калорий, это ничего не изменило.Еще одно крохотное свидетельство того, что он был привилегированным дитятей и вырос в том мире, который был знаком ей лишь из книг. Лили отреагировала немедленно.– А ты что, жил когда-нибудь в этой местности? Мне кажется, ты в этих краях неплохо ориентируешься.– Не могу сказать, чтобы жил. Вот тетя моя здесь жила. Когда-то. Если пожелаешь, могу показать тебе после ленча дом, в котором она жила. И, если уж говорить о тех прошедших временах… – Он не смотрел на нее, а сосредоточился на десерте, – так вот, если говорить о тех прошедших временах, так как, ты говорила, называется твой городок у черта на куличках? Фил… Фил…?– Филдинг. И он ни на каких куличках. Всего четырнадцать миль юго-западнее Бостона. А почему ты спросил?– Не знаю, почему. – Он старался не смотреть ей в глаза.У Лили мгновенно возникло подозрение. Он лгал. Хотя уже через пару секунд это показалось ей абсурдным, и она отказалась от этой мысли.Энди сидел, откинувшись на спинку стула, и сверлил ее глазами.– Хороших женщин изготовляют в вашем Филдинге, – произнес он.– Суждение, основывающееся на недостаточном опыте, – с ухмылкой ответила она.Но ухмылка ее была довольной.– Я ведь единственная женщина из Филдинга, с которой ты знаком.– Да, но…– Но что?– Да нет, ничего. Одной тебя вполне достаточно, чтобы убедить меня в том, что я прав.Лили вспыхнула от удовольствия и принялась за свой салат.Когда они, покончив с едой, выходили из паба, она сказала себе, что не голодна, что голод – это ни больше, ни меньше, чем дурь в ее голове.Проехав через крошечную деревушку, они выехали на дорогу, обсаженную по обе стороны высокими вязами. На ветках кое-где оставшиеся листочки трепетали на ветру. Вдруг она заметила, как один из них оторвался и, сделав грациозное антраша, упал на землю.– Как здесь красиво! – призналась Лили.– Согласен с тобой. Иногда я думаю, что Сассекс – мое самое любимое место во всей Англии.Вскорости он остановил машину перед огромными воротами с двумя ананасами по бокам.– Ананас в Китае – символ гостеприимства, – сказала Лили.– Возможно. Но внутрь мы зайти не можем. Я не знаком с той семьей, которая живет здесь сейчас.Отсюда, издалека, с дороги, невозможно было детально рассмотреть дом. У Лили осталось неясное впечатление чего-то массивного, выложенного из коричневато-золотистого камня и заслоненное деревьями.– А мы не можем просто пройтись немного?Энди сильным рывком включил передачу.– Нет, не можем. Честно говоря, я ненавижу это проклятое место. – И с застывшей гримасой презрения на лице он рванул машину с места.Лили не решилась задавать ему еще вопросы.Когда они подрулили к гостинице «Криснт Гарденс», было около пяти пополудни.– Ты не обидишься, если мы сейчас расстанемся? Мне бы надо немного поработать.Она улыбнулась.– Нет, не обижусь. Это и так был чудесный день.Чуть наклонившись к ней, он взял ее лицо в свои ладони.– Ты – чудо, – сказал он.И крепко поцеловал. Она ощутила запах пива и трубочного табака. Затем, открыв дверь, он вышел из машины, обошел ее вокруг и открыл ей двери. Энди был первым мужчиной в ее жизни, жесты вежливости для которого были чем-то совершенно естественным.– Спокойной ночи, – пробормотал он и, вернувшись в машину, сел, завел мотор и умчался прочь, прежде чем она смогла пожелать ему того же в ответ.Лили действительно не обижалась на него за то, что он так рвался к работе, потому что понимала, насколько важна она для него. На какие деньги он жил, оставалось для нее загадкой, но, казалось, они у него никогда не кончаются.Энди жил на другой стороне Лондона, в Хакни, в небольшой квартирке, похожей, по его словам, на студию художника, куда она, что было для нее очень и очень странным, до сих пор не была приглашена. Поднявшись наверх к себе в комнату, Лили, все еще ощущая вкус его поцелуя, сняла с себя кофточку и блузу и в отражении волнистого зеркала стала изучать свои груди.
– Полфунта за десять дней – не очень много, – неутешительным тоном произнесла Лили.– Согласен. А ты не обманываешь меня?Они сидели в пабе на Лейчестер-сквер. По радио Битлз распевали о «Земляничных полянах навсегда». Публика, которой был битком набит паб, шумела, и шум этот был веселее обычного, потому что до Рождества оставалось всего четыре дня.– Что ты сказал, я не слышу.Энди наклонился к ней и прошептал прямо в ухо:– А может ты меня надуваешь, маленькая чертовочка с симпатичными сисюньками?Лили в мгновение ока покраснела как помидор.– Может быть совсем чуть-чуть, – призналась она.Она никогда не была в состоянии прокомментировать его жуткие реплики, потому что просто не находила слов.Он вдоволь посмеялся над испытываемым ею дискомфортом и щелкнул ее по носу.– Мне страшно нравится вгонять тебя в краску, это, конечно, не очень прилично с моей стороны, но я обожаю это. Допивай свою минеральную водичку, а то мы опоздаем на фильм.Она представления не имела о том, на какой фильм они идут. Ее мысли занимал сам Энди. Она вдруг представила себе, как он ощупывает ее груди.Лили оставалась девственницей по необходимости. В шестидесятые годы в Филдинге существовало деление на плохих девочек и хороших. И Лили Крамер обладала всеми отличительными признаками хорошей. Бог тому свидетель – Ирэн никогда не запугивала Лили сексом и не расписывала его прелести. Она просто никогда не говорила об этом. Это было еще одной запретной темой. Занятия в школе познакомили Лили с основами репродуктивной деятельности человека и вбили ей в голову установку, что она должна обзавестись ребенком лишь после того, как выйдет замуж. Что же касалось внутренних позывов, то их ей вполне удавалось сдерживать до тех пор, пока не появился Энди. Энди будил в ней страсть.Его пальцы были тонкими, изящными и длинными, как и он сам. Она ощущала желание погладить каждый его пальчик в отдельности, а иногда – сдавить их до боли.В темном зале кинотеатра она почувствовала, как набухали ее соски, как они стремились на волю из-под тесного бюстгальтера. А Энди лишь держал ее за руку. Когда они вышли из кино, Энди взял ее под руку. Лейчестер-сквер была освещена в этот час неоновыми огнями и огромной луной. Некто бренчал на гитаре, вокруг него собралась небольшая толпа. Распевались рождественские гимны.– Мне придется уехать на время Рождества, – объявил Энди.В животе Лили нехорошо заурчало, и в горле она внезапно ощутила весьма неприятный холодный комок. Она не сомневалась, что они проведут праздник вместе.– Я вернусь сразу же после Нового года, – пообещал он, когда она провожала его на Пэддингтон-ском вокзале. – И тогда сразу же позвоню.Промежуток времени между двадцать вторым декабря и третьим января был настолько ужасным, что Лили не могла его потом вспомнить без содрогания. Она чувствовала себя изолированной, запертой в четырех стенах и совершенно одинокой, причем это было уже не прежней, а новой, доселе не пережитой разновидностью одиночества.Рождество прошло в лежании на кровати и перелистывании иллюстрированных журналов, да еще в поедании конфет. В ее комнате не было телефона и ей пришлось спуститься в четыре часа пополудни в холл гостиницы, чтобы позвонить матери. В Филдинге в это время было одиннадцать утра. Ирэн еще не успела отправиться на обычное ежегодное сборище всех Пэтуортов.– У тебя все хорошо, Лили? – первым делом поинтересовалась Ирэн.– О, да. Все хорошо. А у тебя?– У меня все в порядке. Хорошее Рождество намечается?– Намечалось. Здесь уже поздно, уже темнеет. Я была на обеде у друзей.– Да, конечно. Я и забыла, что у вас там время другое. Я рада, что ты хорошо провела Рождество. Очень мило с твоей стороны, что ты позвонила, дорогая. Но мы не должны затягивать разговор, это очень дорого. Я всем передам от тебя большой привет.– Да, да, обязательно. Счастливого Рождества, мать.– И тебе счастливого Рождества, Лили.Она поднялась к себе наверх и моментально, как во время съемки со вспышкой, вдруг на мгновение увидела перед собой их красивый дом в Филдинге. Потом она бросилась на узкую кровать и разревелась. Позже ей удалось заснуть, но сновидения ее относились не к дому в Филдинге, а к Энди Мендоза.Уже заканчивалось утро третьего января, когда к ней в комнату прибежала какая-то леди и сообщила, что внизу ее ожидает мистер Мендоза. Боже мой! Она не ожидала его, она не была одета для него, ее волосы не были вымыты для него.– Передайте ему, что я спущусь через несколько минут.Через двадцать минут она появилась внизу в вестибюле с волосами, собранными на голове в нечто наподобие тюрбана, вокруг которых был повязан шарф. Это неплохо сочеталось с ее красным, цвета бургундского вина, пальто и черными сапожками. Что же касалось Энди, то он заявил, что вид у нее ужасный.– Ты чем-нибудь занята? Извини, что я явился без звонка. Я поздно приехал вчера вечером.– Нет, нет, все в порядке. – Она избежала ответа на вопрос, чем она была занята эти дни. Лили дала себе обещание оставаться трезвой и рассудительной.Энди не должен знать, что в его отсутствие у нее стала проявляться чуть ли не депрессия.– У меня рождественский подарок для тебя, – сказал он, таща ее к дверям, – но не с собой. Так что придется подождать до следующего раза.А у нее для него ничего не было. Когда он уехал, Лили подумала, что никогда больше его не увидит.– Я не ходила ничего покупать на Рождество. У меня был грипп, – солгала она.В автомобиле Энди они ехали в направлении Эджоур-роуд.– Это недалеко, – успокоил он ее, пробираясь через нескончаемый поток машин.Он что-то напевал себе под нос, то и дело отрывая взор от дороги и усмехаясь, глядя на нее. Лили видела, что он счастлив снова встретиться с ней, и сама готова была петь от счастья.– Вот мы и здесь, – громко объявил Энди, сворачивая в обсаженный с обеих сторон деревьями тупичок под названием Принсиз-Мьюз.Эта короткая улочка по обе стороны была застроена в стиле короля Георга.– Это бывшие конюшни. Теперь они перестроены, – пояснил он. – Великолепны, – ты не находишь?– Великолепны, – согласилась Лили.Она была готова и дома эти расцеловать, и все вокруг – так ее переполняло счастье. Чувство, переживаемое ею сейчас, было совершенно новым для нее, ни разу доселе неиспытанным. Оно было неожиданным и сравнимо разве что с внезапным воскрешением из мертвых.– Нам нужен номер восемь. Вот и он. – У Энди в руках оказался ключ.– Энди, а ты случаем не купил здесь квартиру?Он рассмеялся.– Нет. Идем со мной, дорогая. Я все объясню, когда мы войдем.Дверь, которую отпер Энди, была выкрашена черной краской, по обе стороны ее были установлены две терракотовые урны с карликовыми соснами.Он провел ее в крохотную квадратную прихожую, в которую выходили с каждой стороны двери. Двери были распахнуты настежь. Лили успела заметить, какая великолепная эта работа. Темное дерево прекрасно сочеталось с пастельными тонами стен и обоев. Больше в этой квартире никакой мебели не было.– Столовая и гостиная, – сказал Энди. – А кухня – прямо. Он показал на закрытую дверь. – Наверху предполагается устроить две спальни и ванную. Пойдем взглянем.Они поднялись по очень крутой лестнице без перил, тоже из темного дерева, в небольшую комнату, по виду напоминавшую ей крохотный дворик. В ней стояла единственная кровать, покрытая стеганым ситцевым одеялом, подле нее – сосновая тумбочка с четырьмя выдвижными ящиками, а на полу возвышалась груда самых разных подушек. Здесь был и камин, которым пользовались, но с тех пор как пользовались последний раз, его ни разу не чистили.– А здесь, оказывается, живут, – удивленно заключила Лили. – Сначала я подумала, что нет.– И живут, и не живут. Этот дом принадлежит моему двоюродному брату Чарльзу. Он его купил месяц назад, а спустя несколько дней взял и уехал. Сейчас он в Найроби, где пробудет год.– И ты собираешься въехать сюда? О, Энди, это же просто великолепно! Это здорово!– Ты не умеешь слушать, моя дорогая Лили. – Он подошел к ней и взял ее руки в свои.Его были еще в перчатках. Он так и не удосужился их снять. Но и через тонкую их кожу Лили ощутила тепло его ладоней.– Я же сказал тебе, что это мой рождественский подарок. Ты, а не я, въедешь сюда.– Я? Нет, Энди, что ты. Я не смогу снимать такую квартиру.– А речь идет не о том, чтобы снимать. Ничего платить не придется. Речь идет лишь о том, чтобы кто-нибудь здесь жил и присматривал за ней, пока он в отъезде. Он и без того богат, как Крез, и с головой ушел в фотографию. Он по горло занят тем, что снимает флору и фауну. Поэтому и отправился в Кению. Он дал мне ключ и попросил меня в качестве братской услуги обжить это место. Но лучше, если это будешь ты. Тебе вот как, – он сделал выразительный жест рукой у шеи, – необходимо смотаться из этого жуткого мавзолея, из этой богадельни, в которой ты живешь сейчас, и поселиться здесь. И, кроме того, ты – надежный человек. Ты надежный человек?Еще одна фраза, напомнившая ей мать: будь благоразумной, Лили. Надежный было синонимом к слову «благоразумный».– Да, полагаю, что я все же надежный человек. Послушай, а ты мне не врешь? – Она пристально смотрела на него. – Мне кажется, это очень должно походить на отрывок из книги, которую ты пишешь.– Я пишу о том, что происходит в XVI веке. И там отсутствуют персонажи, которые бы походили на моего кузена Чарльза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70