– Что в том такого? Мне каждый день приходится читать о том, как одни люди приобретают акции других.– К тому времени, когда вы об этом читаете, эти люди имеют уже весьма сильные позиции. Нам же необходимо эти позиции еще только завоевывать. Могу я продолжать? – Он посмотрел на Лили и та кивнула ему. – О'кей. Значит эта фирма мистера Фоулера начинает потихоньку прибирать к рукам акции «Бэсс и Деммер». И когда в вашем владении окажется около двенадцати процентов всех акций, вы уже можете гнать волны.– А что же тогда будет на берегу? – этот вопрос был задан опять же Лили.Лой хранила молчание, а Питер сосредоточенно набирал какие-то цифры на своем микрокалькуляторе.– А на берегу тоже начнут не только молоть языком, но и действовать соответственно. Большое число мелких инвесторов сразу же сообразят – что-то происходит, что-то кому-то стало известно, и уж лишь поэтому начнут покупать их. Если сразу много людей ринется покупать акции, то мгновенно подскочит их цена. Одно здесь хорошо: если это произойдет, то у вас останется запасной выход. В этот момент вы вполне сможете выйти из игры, продав все акции и заработав на этом. А если вы окажетесь уж совсем умными и точно рассчитаете время, то сможете заработать еще больше.Питер поднял брови.– Если мои цифры даже весьма приблизительны, то предложенный вами сценарий, согласно которому нам следует быть готовыми к тому, что прежде чем мы получим этот сомнительный запасной выход, мы должны иметь в кармане примерно миллион баксов.Крэндалл усмехнулся.– А как вы думали? В этом-то и состоит прелесть этого вашего предприятия. Это ведь бизнес в миниатюре, крохотная действующая модель настоящей сделки, не так ли?– Знаете, миллион долларов для меня не детская игрушка, – высказалась Лили.– Ах, все это так относительно, Вам не кажется? – Крэндалл переворошил бумаги, лежавшие на его столе. – Возвратимся к нашему плану игры. Так вот, после того, как вы наделаете шуму, вот тогда и начнется настоящий риск. Если вы не продадите акции, а вы не сможете продать их – это бы означало, что вы отказываетесь от стоящей перед вами главной цели, вы будете вынуждены найти способ овладеть тем, что стоит еще дороже, чем обычные акции. Вы возжелаете контрольный пакет акций. А тем временем Рэндолф Деммер тоже не будет сидеть сложа руки. Он станет обороняться.– И что тогда? – покорно спросила Лили.Внезапно она поняла реальность этого бизнеса.И ставки в этой игре были умопомрачительно высокими, если принять во внимание то, что она ничего не имела, кроме этой сумасбродной работы, шубки из чернобурой лисицы, нескольких ценных книг, да тридцать с чем-то тысяч сбережений в одном общем фонде.– А тогда возникает хрестоматийная ситуация, – сказал Джереми Крэндалл. – Вы станете контратаковать. Совершите налет.Когда они уходили, Крэндалл потребовал от них три экземпляра своей записки.– Так-то, знаете, надежнее, – пробормотал он. – Случайная утечка равносильна смерти.Да, к этому приходилось привыкать – теперь они были на войне. Лили подумала, а будут ли стороны в этой войне придерживаться Женевской конвенции? И решила, что не будут. Мендоза никогда не брали в плен. * * * Десятого февраля тысяча девятьсот восемьдесят первого года Диего Парильес Мендоза прибыл на празднование своего семидесятилетия. Позже его семья должна была устроить большой торжественный прием в его честь, но в данный момент он пребывал в одиночестве в своем мадридском офисе. Его это очень устраивало.В свои семьдесят Диего был еще хоть куда. Худощавый, подтянутый, но не костлявый, наоборот, весь точеный, лощеный, отполированный. Это была та твердость, против которой не способна устоять ни одна женщина, ее можно было назвать отточенной до мастерства. Мужчины мгновенно видели в нем человека, способного создавать законы, но редко соблюдать их. Находились и такие, которые заявляли, что этот Диего от гангстера недалеко ушел, но заявляли втихомолку. Разумеется, своим видом он никак не мог напоминать бандита. Сейчас, когда он склонился, сидя за своим столом над каким-то очередным отчетом, был хорошо виден его патрицианский профиль – свидетельство увенчавшихся попыток многих предшествовавших поколений вывести чистопородного аристократа.Этот отчет очень заинтересовал его. Это была вновь образованная фирма, в которую входила молодая девушка с таким старомодным именем, что заинтриговала его. Он даже произнес его вслух – Лили. За свою долгую жизнь он научился тому, что в жизни нет ничего предписанного заранее, предсказуемого, но и одновременно он был приучен доверять своим инстинктам. Этот сдвиг в той ситуации, которая казалась ему неизменной, мог означать очень многое. И чем бы это ни оказалось, с этим ему придется иметь дело.Он взглянул на часы, стоявшие на столе под стеклянным колпаком на другом конце кабинета. Они представляли собой некий вращающийся мини-агрегат со сферами, стержнями. Так, вероятно, могла бы выглядеть машина времени или вечный двигатель. Неумолимо отсчитывались секунды, минуты, часы, дни. Эта штуковина всегда вводила его в заблуждение. При виде ее его не покидало чувство, что его каким-то образом надувают. Теперь в Мадриде было три часа дня, следовательно, в Каракасе должно быть девять утра. Он наклонился и нажал кнопку звонка. Мгновенно в дверях возникла фигура его секретаря.– Слушаю вас, дон Диего.– Мне нужен разговор с Каракасом. С сеньором Кортесом. Сию же минуту.Кивнув, секретарь удалился. Две минуты спустя на столе Диего мягко зазвонил телефон. Лишь только он снял трубку как от его расслабленности, граничащей с умиротворенностью, и следа не осталось. Из него так и прыскала энергия.– Ну, здравствуй, дружище. Как у тебя дела?– В общем, все прекрасно. А у вас, дон Диего?– Тоже хорошо, благодарю тебя.Время формально вежливых фраз миновало. Надо было переходить к делу.– Послушай, Сантьяго. У меня есть одна очень важная информация. Без твоей помощи не обойтись. Так что давай собирайся и прилетай в Нью-Йорк.– Это невозможно, – запротестовал поэт.Ему была до черта и сама информация, полученная этим доном Диего, и степень ее важности.– Не могу я лететь в Нью-Йорк. Я сейчас работаю. Весь в работе. После стольких лет молчания моя муза вновь посетила меня, дон Диего. Я полон вдохновения. Я уверен, что на сей раз это станет моим шедевром. Это будет новая эпическая поэма о лошадях.– Сантьяго, даже в том случае, если это и действительно станет твоим, как ты выразился, шедевром, то денег за него тебе может хватить от силы на полгода.– Да, но ведь в жизни есть вещи и поважнее денег, друг мой.– Серьезно? Что-то я не замечал. Ты отправишься в Нью-Йорк, Сантьяго. И сделаешь это в течение ближайших дней. Я закажу для тебя билет на самолет, и он будет дожидаться тебя в моем офисе в Каракасе. И ты очень тщательно выполнишь мое поручение, иначе твой ежемесячный чек не поступит своевременно.– Как я устал от всего этого… Год за годом я у тебя на побегушках, выполняю для тебя разные мелкие, но достаточно неприятные поручения. – Голос Сантьяго изменился. – Да, конечно, я ведь марионетка на веревочках, но когда-нибудь я обрежу эти веревочки, Диего, и ты…– Нью-Йорк, – холодно повторил человек в Мадриде, прервав эти эмоциональные излияния.Он купил для себя этого Сантьяго много лет назад. Просто этого человека можно было купить задешево, только и всего. Такие обычно дорого не стоили.– Я уверен, наша милосердная сеньора Перес будет в восторге от еще одного твоего визита. * * * Позже, в этот же день поэт сидел за обедом в ресторане одного из лучших отелей Каракаса. Обычно визиты в такие заведения были ему не по карману. Чек, получаемый доном Сантьяго от дона Диего, был мелковат для того, чтобы стать здесь завсегдатаем. Ценность этого чека состояла в том, что он приходил регулярно. Это был тот доход, на который Сантьяго мог положиться полностью. Вот только своим искусством, поэзией приходилось жертвовать. Он должен был оставаться мальчиком на побегушках у Мендоза. Но придет время и он свое возьмет!Сегодня он был гостем человека, с которым разговаривал по телефону вскоре после звонка из Мадрида.– Это Сантьяго Кортес, – сказал он. – Мы с вами познакомились вчера вечером, вы меня помните?Эндрью Мендоза помнил его. И теперь они обедали. Сердце у Сантьяго колотилось так, что он чуть ли не ушами слышал его стук. Да, без сомнения, обман – дело нехорошее, но отомстить – слаще этого не бывает. А этот молодой человек, казалось, готов был лопнуть от вопросов. Сантьяго заметил это, как только они познакомились, стоило поэту лишь заикнуться, что, он знаком с семьей Мендоза из Испании.– Я очень тронут вашим чутким отношением к прошлому вашей семьи, – сказал Сантьяго.– Меня, вероятно, можно назвать любящим и внимательным родственником, – сухо ответил Энди. – Меня всегда интересовали проделки моих тетушек, дядюшек и двоюродных братьев. Вы говорите, что были дружны с ними в конце тридцатых? В Кордове?– Был.– Этот период меня очень интересует, – сказал Энди.– Понимаю вас. Это было очень интересное время для Испании.Сантьяго забавляла эта игра. Этот молодой англичанин пытался все время подтолкнуть Сантьяго поведать ему о том, что происходило в тридцать девятом году в Кордове. Сантьяго было известно очень многое, но он не собирался выкладывать все. Опасно было забывать о том, что объятия этой семейки были очень и очень широки – все те издательства, которые публиковали стихи Сантьяго, были прикуплены Мендоза. Но он скажет достаточно для того, чтобы у этого молодого человека слюнки потекли, но не больше. Это может доставить этому Диего чуточку хлопот, чуточку осложнить ему жизнь, ничего – пусть этот подонок повертится немного! Но он ни в коем случае не должен быть словоохотливым настолько, чтобы те смогли догадаться от кого исходит эта информация.Появился официант с едой на подносе.– Я вам говорил, что наши блюда восхитительны, – с энтузиазмом расхваливал местную кухню Сантьяго. – Разве это не так?По рекомендации поэта Энди заказал асадо вене-солано – тушеную говядину с кисло-сладким соусом. Блюдо это подавалось с очень любопытным хлебом или скорее с пирогом, испеченным с добавлением сыра и бананов. Он попробовал говядину.– Да, верно, она превосходна.Энди понимал, что его собеседник многого не договаривал. И он понимал, почему. Похоже, этот коротышка собирался насыпать соли на хвост этим могущественным Мендоза. И Кортес поэтому старался растянуть удовольствие. Ладно, пусть растягивает. Энди не впервой сталкиваться с такого рода шарадами – они стали теперь неотъемлемой частью его жизни. Все эти ущемленные мелкие сошки, мнящие себя суперменами, нередко служили источником полезной информации.Энди отхлебнул пива и размышлял. Работа над книгой привела его сюда, где он собирал материалы о жизни шести богатейших фамилий Южной Америки. Работа почти была завершена, и он был по горло сыт гасиендами, гаучо и всем остальным. Душа его рвалась в Европу. Так, собственно, на кой дьявол ему эти сведения от этого третьеразрядного стихоплета? Да потому, что он, не успев родить ту книгу, над которой работал, уже был беременным новой. Энди отпил еще пива.Сантьяго сделал знак официанту и заказал им еще по кружке. Счет Энди подрастал. Ну, хватит, пора и о деле.– Так что у вас есть для меня сеньор Кортес?Поэт тихонько рассмеялся.– Вы совсем как американец нетерпеливы. Мне говорили, что англичане народ потоньше.– Выходит, что вы не станете верить всему, что бы они ни говорили?На следующее утро Лой разбудил телефонный звонок.– Дорогая, это Сантьяго, – сказал старческий голос по-испански.Лой вздохнула, но сумела изобразить сердечность. Они обменялись любезностями. Затем он перешел к тому, ради чего звонил. Он ненадолго в Нью-Йорке, есть возможность протолкнуть перевод своих стихов, собрания его сочинений, а отели так безумно дороги, и…Она сразу поняла, в чем дело.– О чем речь? Сантьяго, ты же знаешь – мой дом – твой дом. Это было проявлением древнего как мир испанского гостеприимства. Слова эти вылетали легко, но страстной убежденности в голосе Лой не было. Сантьяго вроде бы этого не заметил. Он стал рассыпаться в благодарностях и заявил, что прибудет где-то в конце недели. Было ясно, что сроки убытия не оговариваются. Когда Лой повесила трубку, ее обуревали противоречивые чувства.И буквально тут же телефон зазвонил вновь. На этот раз это был Джереми Крэндалл.– Послушайте, Лой, я тут занимаюсь всякими расчетами, подсчетами и вычислениями. Если вы собираетесь продолжить ваше начинание, вам следует идти до конца. Сейчас или никогда.– Мне это известно, Джереми. – Прозвучало это довольно жестко.Все этот чертов звонок из Каракаса…– Делайте, что считаете необходимым.– Я должен проинформировать об этом попечителей.– Ну так проинформируйте. – Голос ее был снова ровным как всегда.Можно подумать, что попечители этого еще не знали. Господи, еще этот Сантьяго на ее голову!– Займитесь этим, – повторила она.Он остановился еще на кое-каких моментах и повесил трубку, а Лой несколько мгновений сидела, уставившись в пространство. В конце концов, в трубке раздались гудки и она, спохватившись, положила ее. Лой сжала своими наманикюренными пальцами виски. Головная боль была нестерпима.Спальня Лой была просторной. Она была выдержана в темно-красных тонах и обставлена старинной резной мебелью в испанском стиле. Это была, пожалуй, единственная спальня в испанском стиле в этом доме на Западной десятой улице, которую она любила, но сейчас пребывала в таком настроении, что ненавидела даже ее.Она отправилась в ванную. А вот ванная была чисто американская – она была оснащена разными приспособлениями и все они работали. Облицована была белым, вокруг преобладали зеркала. Остановившись перёд одним из них, Лой принялась изучать свое отражение. Она старела, выглядела усталой, на лице ее появились отпечатки сожалений. Лой готова была рискнуть. Насколько велик был этот риск, понимала лишь она, да и, пожалуй, Ирэн… Рука ее слегка дрожала, когда она тянулась к упаковке аспирина, и вдруг поняла, что аспирин вряд ли будет способен утолить душевную боль, которая наполняла ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70