– А кем станешь ты? – спросила Аманда Ирэн во время поездки. – Не может же быть нас две, как ты думаешь.– А это я предоставлю решать доктору, – ответила Ирэн. – Если, конечно, он меня не изуродует…Но он не изуродовал. И не сделал из нее безликую куклу, которой была Аманда после ее первой операции. Он сделал ее красавицей. 21 Женева, Мадрид, Париж, 1939–1950 гг. – Ну, вот и все, мадемуазель, – объявил хирург Ирэн, снимая повязки с ее лица.Она с нетерпением взглянула на себя в зеркало.– У вас замечательная костная ткань, сильные скулы, лицо, обладающее структурой. Природа сама чуть было не сделала вас красавицей, а мне осталось лишь довершить ее работу.А Ирэн добавила последний штрих. Она дала волю своим детским фантазиям и, когда Аманда перекрасила свои волосы в более светлый тон, сама Ирэн предпочла стать брюнеткой. Перемена эта оказала чудесное воздействие: ее темные волосы в сочетании с серой сталью глаз и бледностью кожи делали ее неотразимой.Доктор сначала не разрешал ни той, ни другой тут же покинуть его женевскую клинику. И первого сентября они оставались еще там, и именно там узнали о нападении Гитлера на Польшу, а двумя днями позже Невилл Чемберлен, премьер-министр Великобритании, обращаясь к соотечественникам на коротких волнах британского радиовещания, произнес слова, вошедшие в историю: наша страна отныне находится в состоянии войны с Германией.Еще через два дня Аманда, которая уже не была Амандой, а Ирэн Пэтуорт, отправилась в Лондон, где ее поглотила лавина возвращавшихся из-за границы британцев. На следующий день Диего встретился в Женеве с настоящей Ирэн.Он долго смотрел на нее, не в силах вымолвить ни слова.– Это просто потрясающе! – в конце концов сказал он. – Ведь это, несмотря ни на что, прежняя ты! Но теперь ты выглядишь так, словно прошла через некое чистилище. Какая-то обновленная… Будто в тебе раскрылись все твои потенциальные возможности, все скрытые черты, которые сделали тебя красавицей. А ты теперь красавица, дорогая моя… И я тебе привез тоже нечто выдающееся. Во всяком случае, надеюсь, что это таким окажется.А принес он всего-навсего американский паспорт.– На сей раз Мануэль предпочел лично заняться этим. И на сей раз это была уже не фальшивка, а настоящий документ. Не спрашивай меня, пожалуйста, как все это удалось организовать, но, как я тебе уже говорил, братец мой – эксперт в этих делах. И паспорт этот подлинный. Нам требуется лишь вставить в него твою фотографию. Я договорился с одним человеком, мы встретимся с ним, и он все сделает. Но ты мне ничего не сказала о том, нравится ли тебе твое новое имя. Я сам выбрал его для тебя.Ирэн посмотрела имя, напечатанное на одной из страниц паспорта: Лойола Перес.– Не удивляйся, что здесь всего лишь одно имя. Просто мы всем будем говорить, что ты – американка испанского происхождения, а не испанка.– Это очень хорошее имя, Диего. Мне думается, оно мне еще больше понравится, когда я к нему привыкну.Насколько невыносимой была для нее мысль о том, чтобы быть и оставаться любовницей Эмери Престона-Уайльда, настолько пребывание в статусе любовницы Диего ее совершенно не смущало.Женщина, которую теперь звали Лой, понимала, что никем другим она быть не сможет. Диего был женат, а разводов в Испании просто не существовало. Более того, он был отцом четверых детей, о нем поговаривали как о возможном кандидате в правительство. Все это требовало осмотрительности в делах любовных.Но жизнь не может протекать без каких-то компенсаций. У нее появился мужчина, которого, как она себе призналась, действительно любила. Диего и его жена обрели свой покой давным-давно: она тоже, как и ее муж, имела связи на стороне и свою собственную жизнь, и отсюда никакие неприятности не грозили.Диего предоставил Лой собственную квартиру в Мадриде, так же как и горничную, автомобиль и щедрое денежное содержание. И в течение первых лет она занималась тем, что помогала Мануэлю в его антинацистской деятельности.Во время войны они весьма активно занимались нелегальным вывозом из рейха евреев, которым грозило физическое уничтожение или концлагерь, потом к ним добавились и участники сопротивления, и парашютисты, которых забрасывали в тыл врага союзники. Именно тогда Мануэль дал Лой конспиративную кличку Ла Гитанита – Цыганочка. Когда-то это было псевдонимом Софии Валон, цыганки, вышедшей замуж за Роберта-Ренегата и ставшей символом испанского сопротивления французам во время испанской войны за независимость.А в этой последней войне Лой и Мануэль делали общее дело с басками в Пиренеях, неподалеку от границы с Францией. Васки тоже ратовали за независимость. Это помогало им встать в оппозицию испанскому правительству в вопросах нейтралитета по отношению к странам оси Берлин – Рим – Токио. Это были выносливые, крепкие жители гор, которым было героизма не занимать и которые смогли по достоинству оценить героизм этой замечательной женщины. И это имя Ла Гитанита стали использовать для того, чтобы предупредить о серьезной опасности, и о том мужестве, которое требовалось для ее преодоления.После войны Лой заслужила право быть любимой и нужной, и уважаемой. Кроме того, что очень важно, война дала ей возможность понять, что она заслуживала свободы.Именно поэтому Лой была так шокирована тогда, в конце сорок девятого года, когда обнаружила, что беременна. Поначалу она в это не поверила. Она всегда была очень осторожна в этом смысле, в ее памяти были еще свежи воспоминания об Эмери. К тому же, ей было уже тридцать два года и казалось невероятным забеременеть в этом возрасте. Но тем не менее это случилось. Лой отправилась в Барселону, где ее никто не знал, и там прошла медицинское обследование, которое подтвердило факт беременности: по меньшей мере два месяца, сеньора, может быть три…Она была не в себе. Раз десять в течение нескольких последующих недель она порывалась рассказать обо всем Диего, но не могла на это отважиться. Диего был человеком весьма прагматичным. Как бы он ее ни любил, он тогда не был готов к тому, чтобы столкнуться с подобной реалией своей жизни. Диего стал бы настаивать на аборте, он бы все блестяще устроил, все прошло бы так, что никто и подкопаться бы не смог. Однажды она уже пережила пример такого блестящего подхода, но во второй раз Лой не смогла бы этого перенести. Может быть, существовали такие женщины, которым это было все равно. Но ей – нет. Она решила затребовать уплаты всех долгов.– Диего, я хотела бы немного развеяться и съездить ненадолго в Париж.– В Париж? Ну, хорошо, надеюсь, что это действительно ненадолго. Я бы с удовольствием поехал с тобой, только вот мне не видать в этом году отдыха, как своих ушей. Работы – пропасть.– Я понимаю. А вот насчет того, чтобы ненадолго, это как сказать. Месяцев на шесть, я думаю…Его это слегка ужаснуло. Лой погладила его по волосам, понимая, что она затевала рискованную игру. В свои сорок лет Диего был мужчина, которому не способна была солгать ни одна женщина, стоило ему лишь посмотреть ей в глаза. Но она знала и другое, то, что он обожал ее и всегда будет обожать, что она была единственная настоящая любовь в его жизни, а также то, что узы, соединявшие их, могли устоять перед таким испытанием, как полугодовая разлука.– Не смотри на меня так, – добавила она. – Я вернусь, дорогой. Просто дай мне немного передохнуть, пожалуйста.Он всегда знал, когда ей можно и нужно уступить, если видел, что она желала этого по-настоящему. И он согласился.Париж был выбран Лой не случайно. Ей было известно, что Аманда, она так и продолжала называть ее Амандой, вместе с Шарлоттой поселились там, едва закончилась война. Они могли бы присмотреть за ней и помочь ей составить какой-то план на ближайшее будущее.– Но что ты будешь делать с ребенком, когда он появится на свет? – полюбопытствовала Аманда-Ирэн.– Не знаю еще. Сейчас меня занимает лишь то, как его родить. Много лет назад я делала аборт, второй аборт я делать не собираюсь.Аманда-Ирэн посмотрела на нее с искренней симпатией. Шарлотта же расхохоталась.– Не обращай на нее внимания, дорогая, – успокоила ее Аманда-Ирэн. – У нее не все дома, клянусь, что это так.Новоиспеченная Ирэн и вправду уже давно стала замечать, что с подругой ее что-то не так. Очень многое изменилось в последние годы в ее отношениях с Шарлоттой, которые все меньше и меньше напоминали отношения двух подруг. Раньше это была и любовь, и страсть, и секс. Теперь оставались лишь страсть и секс, а любви уступило место нечто, что даже отдаленно на любовь не походило.Когда Аманда в ипостаси Ирэн вернулась в Англию, она обнаружила, что Шарлотта очень изменилась. Может быть, она считала, что теперь Аманда-Ирэн окончательно в ее руках. И та должна была выполнять все, что бы ни пожелала Шарлотта. Неважно что. И теперь это не было игрой в тиранию, какими-то невинными проделками их первых месяцев знакомства. Теперь все было вполне серьезно. А иногда просто уродливо и даже болезненно. Доходило до издевательств, однажды Шарлотта затушила о ее тело окурок сигары. Вот этого Аманда-Ирэн уже выдержать не смогла и на какое-то время исчезла. Шарлотта, убоявшись этого, никогда впредь не позволяла себе ничего подобного.Когда Шарлотта настояла на том, чтобы переехать в Париж, а поскольку у Аманды-Ирэн не было средств, чтобы жить самостоятельно, отдельно от Шарлотты, ей ничего не оставалось как отправиться с ней. Она надеялась, что там, во Франции все уладится. Но, наоборот, все стало гораздо хуже.Шарлотта вела себя в соответствии с самыми отвратительными традициями женского лесбийского братства. Ей ничего не стоило притаскивать своих очередных новых подружек на Левом берегу к ним на квартиру. Ирэн должна была принимать участие в этих сомнительных увеселениях. Причем, какими именно должны быть эти увеселения, решали Шарлотта и ее гости. В Аманде-Ирэн росла ненависть, но она не знала, как от всей этой мерзости избавиться. И та Аманда, которую Ирэн встретила в Париже, подруга ее детства, представляла из себя жалкое и печальное зрелище – это была запуганная, робкая женщина, в глазах которой ничего, кроме забитости и деградации, не было. Реакция Лой могла бы быть более негативной, если бы она сама на собственном опыте не пережила бы ничего подобного.Лой поселилась в маленькой гостинице на Монмартре и оставалась там до самых родов. Все оказалось не таким уж страшным, как ей думалось. В этой же гостинице жила одна очень приятная супружеская пара: молодой симпатичный англичанин и его жена француженка. Лой подружилась с ними и они очень много ей помогали.Звали этого англичанина Гарри Крамер, его жену Клодетт. Именно она навела необходимые справки и отыскала для Лой очень квалифицированную акушерку. Лой тщательно соблюдала все предписания, питалась так, как ей было указано. Часто она обедала вместе с Крамерами, ходила на долгие прогулки, иногда ее сопровождал Гарри, и много отдыхала. Присутствие в Париже Шарлотты и Ирэн, ее дружба с четой Крамеров, вселяли в Лой чувство защищенности и уверенности. Это было, хотя и весьма странное, но тем не менее счастье.– А что же потом? – не уставала ее спрашивать Ирэн. – Что ты собираешься делать с ребенком?– Я не знаю. Может быть отдам его в приют, – тихо ответила Лой. – Вряд ли у меня будет возможность поступить по-иному.Мысль эта всегда портила ей настроение, и она предпочитала не развивать эту тему.Двадцать второго марта пятидесятого года в маленькой частной парижской клинике появилась на свет дочь Лойолы Перес и Диего Парильеса Мендозы.– Я назову ее Лили, – объявила Лой, прижимаясь к мягонькой щечке дочурки.– Что значит Лили? Лили – это всего лишь уменьшительное, – возражала Ирэн, осторожно поглаживая маленькие пальчики ребенка.– Почему не Лилиан? Как можно ее звать Лили, когда она вырастет?– Я ничего не имею против. Пусть она будет Лилиан, но я ее буду называть Лили.Ирэн закусила губу и вздохнула.– Знаешь что, если ты отдашь ее чужим людям, то они после того, как ее удочерят, скорее всего, дадут ей другое имя. Насколько я знаю, люди всегда склонны так поступать.Это было очень резким напоминанием, почти упреком. Лой даже зажмурилась, услышав эти слова, как будто эта кратковременная темнота могла скрыть ужасную реальность.– Нет, нет. Ты, пожалуйста, не закрывай глаза, – шепнула Ирэн. – Открой их и послушай. У меня есть одна идея.Лой внимательно посмотрела на эту женщину, чьи идеи неоднократно меняли ее жизнь.– Отдай ребенка мне, – предложила Ирэн. – Я ее выращу.– Ты?– Да. И не смотри на меня так. Я ведь не собираюсь ее растить вдвоем с Шарлоттой. У нас с Шарлоттой все кончено. Во всяком случае, будет покончено в самое ближайшее время. Но у меня нет никого и ничего. И не будет, если ты не отдашь мне Лили. Я могла бы отправиться вместе с ней в Америку, в Филдинг. Мать моя недавно умерла и этот дом на Вудс-роуд выставлен на продажу. Ты что, этого не знала?– Нет. Откуда я могла это узнать? Кстати, а как ты узнала?Ирэн опустила глаза.– Твой приятель Гарри Крамер выяснил это для меня.– Гарри? Как же он мог додуматься до этого? – голос Лой перешел в шепот. – Боже мой! Надеюсь, ты не сказала ему, что ты Аманда Кент?– Нет, конечно, – ответила Ирэн. – Но просто месяца два назад у нас состоялся такой разговор, он спросил у меня, где бы я хотела жить, если бы мне представилась возможность выбирать. И я возьми да и расскажи ему о Филдинге. И вот несколько дней назад он пришел ко мне и заявил, что в Филдинге дом Кентов продается.Она наклонилась к Лой и цепко ухватила ее за Руку.– Ты что, не понимаешь? Я бы смогла там жить, если бы ты смогла получить на это деньги от твоего Диего. Ты же понимаешь, что я теперь уже Ирэн Пэтуорт и никто больше. И ни один человек даже не подумает усомниться в этом. После стольких лет… Я поеду домой, куплю этот дом, буду жить нормальной жизнью и растить Лили. Я предоставлю и ей возможность жить нормальной жизнью. Такой, какой жили мы перед тем, как нам пришлось уехать оттуда.Сказано это было таким тоном, что прозвучало как печальнейшее из воспоминаний.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70