– Послушай, ты мне не звонила? Дело в том, что вчера меня не было весь вечер. А там, где я была, пришлось уйму выпить. Все в порядке, завтра я на работе. * * * Лили работала, забывая обо всем. Этой, изнуряющей ее работой, она боролась с воспоминаниями о тех днях, о добрых и о плохих, о бессонных ночах в одиночестве и ночах, когда она и Энди любили друг друга. Кроме ее обычной работы по обслуживанию клиентов, у нее имелся еще один проект. После возвращения владельца ее квартиры на Бэнкспид, Лили решила не искать себе новое жилье, а использовала все накопленные ею деньги на покупку маленького домика из четырех комнат на Масборо-роуд в квартале под названием Брук Грин. Когда Лили переехала туда, это место представляло собой ни что иное, как трущобы, но этим районом обещали вот-вот заняться, и Лили не сомневалась в правильности своего выбора в целесообразности вложений.Однако через несколько месяцев она была в ужасе, ей казалось, что переселившись сюда, она совершила непоправимую ошибку. В начале семьдесят третьего года по милости стран экспортеров нефти имел место топливный кризис, повлекший за собой кризис всеобщий. Потом Рут часто говорила, что Оуэнс и Крамер все же выжили тогда, когда Лондон из развеселого постепенно превращался в город безработных.Уже очень давно Лили отказалась от своих прогулок по Лондону – пуще дьявола она боялась ненароком нарваться на Энди, столкнуться с ним лицом к лицу где-нибудь в метро или в подземном переходе. Или, хуже того, встретить его не одного, с какой-нибудь женщиной. С другой стороны и Рут помогала заполнить все пустоты в ее чересчур интенсивной общественной жизни. Она бегала в поисках клиентов, без конца висела на телефоне, убеждала, умоляла, уговаривала, словом, делала все, чтобы они не сидели сложа руки. Один раз отыскала даже какого-то там лорда, старикана, из которого уже песок сыпался.– Так вот, их светлость пожелали, – рассказывала Рут Лили, – чтобы его гостиная и столовая выглядели точно так, как в те благословенные времена, когда его последняя леди заправляла всем домом.– Так как раньше? – недоумевала Лили.– Ну да. Он хочет переделать все так, чтобы все выглядело в старом стиле. Ведь ты это вполне потянешь, Лили?И Лили действительно это потянула. И на деньги, полученные от лорда, им удалось прожить холодную и дождливую осень.Год этот дался обеим девушкам очень нелегко, но все же и в нем были какие-то просветы. И пример тому – письмо Ирэн, которая попросила Лили встретиться с ней в Париже на Рождество. Лили вдруг страстно захотелось в этот город и она поехала. * * * К тому времени, когда там появилась ее дочь, Ирэн уже пробыла во Франции несколько дней. Едва они встретились в аэропорту Орли, она с ходу же заявила Лили, что жить они будут у какого-то обедневшего герцога, в его дворце, покои которого он потихоньку сдавал внаем богатым приезжим.– Разве здесь не очаровательно? – спросила Ирэн, когда они вошли в огромную спальню с высокими потолками, выцветшими гобеленами и легким запахом сырости. – Я знала, что тебе понравится здесь. Завтрак и обед входят в стоимость проживания. Еда здесь – изумление.Она рассматривала свою дочь.– Лили, да ты прямо кожа и кости. Ты что, бросила есть в Англии?– Нет. Просто прошедший год был очень тяжелым. Я как похудела, так все еще не поправлюсь.Это было очень приблизительное описание ее состояния в течение прошедшего года. На самом деле здесь следовало бы употребить такие слова как «разрушение», «истощение», «перенапряжение», «скорбь», «тоска». Но у Лили не было намерений делиться с Ирэн впечатлениями по поводу своего разбитого сердца, как и сообщать ей о том, что Энди Мендоза все еще маячит где-то на горизонте ее мира. Незачем растравлять себя рассказами о том отчаянье, охватившем ее тогда и которое временами накатывалось на нее и сейчас. Лили предпочла не рассказывать своей матери и о том, что время от времени прочитывала это имя под газетными столбцами. И о том, что однажды увидела в одном из журналов его снимок вместе с каким-то ослепительным созданием по имени Эскот; о том, что очень часто видела его по телевизору, вещавшим с экрана о классовых противоречиях в современной Англии.Казалось Ирэн не способна была расслышать в словах Лили то, что та действительно имела в виду под «тяжелым годом».– Ты знаешь, а худоба тебе к лицу. Надеюсь, что теперь все у тебя пойдет к лучшему…– Да, да, конечно, – поспешила заверить ее Лили.Ирэн повернулась к большому старинному зеркалу. Ей было сейчас пятьдесят семь, но в ее пышной шевелюре не появилось ни одного седого волоска. Она сохраняла и доныне свой светло-пепельный цвет. Прическа была прежней. Волосы Ирэн неизменно зачесывала наверх. Ирэн проверяла заколки в волосах, когда их взгляды встретились в мутноватом от времени зеркале.– Лили, – спросила она дочь, – а ты счастлива? У тебя все хорошо?– У меня все великолепно, – отпарировала Лили. – Я люблю свою работу, и вообще у меня все хорошо. Все мои заказчики меня обожают…– Жизнь далеко не проста, – мягко произнесла Ирэн. – Ты планируешь остаться в Англии навсегда?– Еще не знаю, – утверждение, которое предшествовало вопросу, Лили предпочла пропустить мимо ушей. – Вероятно. Но не позволяю себе строить никаких далеко идущих планов.Ирэн улыбнулась.– Ты молода и почему бы тебе себе это не позволить? Сейчас даже я могу себе такое позволить…А вот здесь начиналась еще одна запретная тема. Ирэн должна была отхватить за дом целое состояние. Почти год она находилась в разъездах. Конечно, и речи не могло быть, чтобы она швырялась деньгами. Лили знала свою мать и была уверена, что дальше дешевеньких туров, да грошовых отельчиков ее фантазии не шли.– Мать, ты что, продала Констэбля?Ирэн не смотрела на нее.– Нет. Он не продается. Я уже говорила тебе об этом.То же самое глупое утверждение, что и раньше. Точь-в-точь, как тогда. Но, может быть, Констэбль принадлежал вовсе не ей, а кому-нибудь еще? Но ведь он висел на стене дома на Вудс-роуд со времен Аманды и Сэма, значит этого не могло быть. Вообще это все походило на отговорку, рассчитанную на дураков. Господи, она же дала себе зарок, что эта встреча не обратится в битву.– Что же нам предстоит осмотреть в Париже? – спросила Лили, решив сменить тему.И они несколько минут занимались изучением туристских путеводителей и проспектов и составляли план экскурсий в Версаль и Лувр.В течение следующих трех дней Ирэн расспрашивала Лили о ее жизни в Лондоне, а на четвертый спросила:– Не сочти за любопытство с моей стороны, но тебе ведь почти двадцать три. У тебя есть приятель?– Не могу сказать, что есть. – Лили сосредоточенно разглядывала омлет в своей тарелке. – У меня очень много приятелей, но какого-то одного, особого, нет.– Куда это годится? Но ведь кто-то у тебя был? Когда ты только приехала в Лондон. Ты упоминала о нем в своих первых письмах, в основном, между строк. Его звали, по-моему Энди? Это что, сокращенное от Эндрью?– Достопочтенный Эндрью Мендоза… – Лили заметила, что в глазах Ирэн что-то мелькнуло, губы поджались.Что-то было такое в словах Лили, что заставляло мать скрывать свои чувства. Лили не собиралась копаться в этом и поспешила прекратить этот разговор.– Может, мы не будем говорить об Энди?К Ирэн настолько быстро вернулось самообладание, что Лили даже подумала, уж не почудилось ли ей.– Как хочешь… – ответила Ирэн. – Лили, доешь, пожалуйста, обед, тебе это необходимо.Позже, когда они допили кофе и уже собирались покидать маленькое кафе, чтобы отправиться в музей мебели, который захотела посетить Лили, Ирэн задала еще один вопрос:– Я не ошибаюсь, полагая, что теперь ты не поддерживаешь отношений с этим Энди Мендоза?– Ты абсолютно права, настолько права, что и вообразить трудно и, если пользоваться твоим безукоризненным языком, то Энди прекратил со мной всякие отношения примерно два года назад.Ирэн аккуратно вытерла губы бумажной салфеткой.– У меня нет намерений встревать в твою личную жизнь, Лили. Мне лишь хочется, чтобы ты оставалась счастливой.– Да, мать. Я это понимаю. Ну что, пойдем? А то можем опоздать.В некотором смысле Ирэн во время своего пребывания вместе с дочерью в Париже могла даже расслабиться: девочка превратилась в молодую женщину, и у матери уже не было необходимости ходить за ней по пятам, изнывая от беспокойства, что дочь сделает что-то не так и что ее придется поучать. За исключением разве что одного.– Лили, а волосы твои такие же, как и прежде, но не хочется ли тебе хоть что-нибудь с ними сделать?У Лили в ушах зазвучало эхо давних фраз: «Ты не красавица, Лили, но волосы твои изумительны…»– Они мне нравятся и такими, – отрезала Лили.Сегодня ее роскошная тяжелая грива была завязана на затылке. Бывали дни, когда она позволяла волосам спадать на плечи, и ее лицо очень выигрывало от такого медно-красноватого обрамления.– Я их мою самое малое три раза в неделю, – добавила она. – Как мне всегда советовала моя мать.– Я не говорю о том, что они грязные, – с оттенком раздражения пояснила Ирэн. – Но ты уже не девочка. И тебе следует подумать о какой-то настоящей прическе.– Для прически они, пожалуй, немного жестковаты. И не могу же я бросить все и заниматься перманентами и завивками. У меня нет времени.– Нет, речь идет не о завивке. – Ирэн подумала немного. – Ты не помнишь ту картину, которую мы видели в одной галерее на Левом берегу Сены?Они видели сотни картин в десятках галерей.– Нет. А что это за картина? Какое отношение она имеет к моим волосам?– Одна египетская сценка. Она огромная эта картина, всю стену занимает. Я говорю о прическе у одной из женщин, изображенных на ней. Когда-то в детстве ты носила челку. Мне кажется и сейчас она будет очень тебе к лицу.Сначала Лили фыркнула, но не забыла об этом разговоре. За день до отъезда из Парижа ей удалось выбраться одной за последними покупками, и она заметила один салон красоты, который почему-то приглянулся ей.Лили вошла и на языке жестов довела до сведения персонала, что ей нужно. Парикмахер, между прочим, очень красивый юноша, улыбнулся ей и понимающе кивнул.Через три четверти часа волосы Лили были значительно короче, их подстригли под тупым углом, не забыв про челку. Они теперь естественной шапочкой лежали у нее на голове, которая двигалась в такт с ее движениями.Ирэн была в восторге.– Это так красиво! Теперь твое лицо стало симпатичнее и выразительнее, – рассыпалась в комплиментах Ирэн, когда Лили с новой стрижкой появилась в их комнатах. – Мы непременно должны сделать несколько покупок, необходимо подобрать тебе кое-что из одежды перед твоим отъездом в Лондон. Может быть, одну-две юбки?– Послушай, мать, я последовала твоему совету и сделала себе новую прическу, но не собираюсь выряжаться так, чтобы выглядеть обложкой какого-нибудь женского журнала…– Думай сама, дорогая.Ирэн отвернулась от разложенных на кровати и дожидавшихся пока их сложат в чемодан джинсов, блуз в народном стиле, ярких, пестрых шалей, являвшихся дежурными прикидами ее дочери, и невольно поправила складки своего элегантного платья джерси.Лили настолько взбесил этот жест, что она была готова заскрипеть зубами. Она уселась на кровать и принялась раскладывать покупки. Не глядя на Ирэн, она довольно ядовито поинтересовалась:– Ты, вероятно, теперь имеешь возможность очень много тратить на одежду, мать?Лили понимала, что это укол, а уколов она допускать не собиралась, но этот вырвался сам собой.– Не могу этого сказать, – спокойно отвергла Ирэн. – Наверное, ты права, мне действительно следует теперь повнимательнее относиться к деньгам. Я все собиралась сказать тебе – я ведь купила дом…Руки Лили, проворно завертывавшие в яркую бумагу шарф, предназначенный для Рут, застыли.– Что за дом? Где?– Ну, если уж быть совсем точной, то не дом, а скорее квартиру в доме… Это в Стюарте, во Флориде…– Во Флориде? Боже милостивый, а для чего?– Там тепло и хорошо. – Жест рукой означал, что от всяких внятных объяснений она отказывается.Утихшая было боль от потери ее любимого дома в Филдинге с новой силой набросилась на нее. Она никогда не проходила, эта боль. Лишь на время затихала. Шарф медленно соскользнул из неподвижных рук Лили на пол, а она стояла, пристально глядя на мать.– Ты ведь получила за наш старый дом целое состояние, можно сказать?– Ну, не состояние, конечно, – ответила Ирэн.Она, скорее всего, не подозревала о тех смертельных ранах, которые она сейчас растравляла.– Пятьдесят две тысячи долларов… Но, слава богу, мебель продалась очень хорошо. Я даже удивилась, никогда бы не подумала, что…В живот Лили вцепился какой-то взбесившийся зверь. Он терзал когтями и зубами ее внутренности, рвал их в клочья. Она судорожно глотнула, больше всего ей хотелось сейчас скрючиться от боли в три погибели…Ирэн шагнула к ней.– Лили! Что случилось? Что с тобой?Лили с трудом подняв голову, уставилась на Ирэн, ее глаза побелели от ненависти.– Так, значит, мебель ты продала отдельно? – странным, хрипловатым шепотом спросила она.– Конечно. На аукционе. Я ведь говорила тебе. Я точно помню, что говорила. Аукцион позаботился и о перевозке. Они прислали грузовик и их люди погрузили и увезли все вещи до единой, они даже забрали старые скатерти и все остальное. Это было просто чудо – у меня гора с плеч свалилась. Мне оставалось лишь собрать чемоданы и уехать. И от аукциона я получила свыше пятидесяти тысяч, то есть почти столько, сколько стоил сам дом. Впрочем, чему удивляться, синий, китайский фарфор, красное стекло, все это… Лили, ты меня не слушаешь?Лили попятилась от Ирэн, пока не уперлась спиной в дверь.– Я слушаю, но не могу поверить в то, что слышу! Господи Иисусе! Всевышний! Я не могу в это поверить! – Ее голос становился громче.Он эхом отражался от деревянных панелей стен и от лепного потолка в стиле рококо.– Сука! – вдруг выкрикнула Лили, задыхаясь от слез. – Ты – разложившаяся, жадная, себялюбивая сука!Эти слова Лили не были сиюминутной импровизацией. Они шли из прошлого. Давняя злоба рвалась наружу, она была не в силах удержать ее в себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70