Потом она случайно наткнулась на него среди других ее драгоценностей, которые она тоже упаковывала перед отъездом в Нью-Йорк. И поняла тогда, что еще до конца не выполнила свои обязательства.И вот в последний вечер своего пребывания смотрительницей дома на Вудс-роуд Аманда открыла свою шкатулку, в которой хранила драгоценности, и извлекла на свет Божий нечто крохотное, завернутое в папиросную бумагу. Она долго держала его в руках, не разворачивая, и снова утвердилась в своем решении ничего не рассказывать об этом своему сыну. Но одновременно с этим она приняла другое решение, которое впоследствии, вероятно, смогло бы кое-что изменить.После полуночи, когда все домашние спали крепким сном, Аманда незаметно прокралась в гостиную. В том, что ее не услышат, она была уверена, но все же решила запереть двери, и, несмотря на то, что в доме уже было электричество, решила воспользоваться единственной маленькой свечкой. Придвинув к камину одно из обтянутых красным бархатом кресел, она сняла еще одно из завещанного ей отцом – Констэбля. Рама картины была из массивного багета, Аманда едва справилась с ней, но все же ей удалось относительно бесшумно и очень аккуратно поставить его на пол. Эти хлопоты вымотали ее, ей стало жарко, и она была вынуждена передохнуть. Аманда подошла к дверям и еще раз прислушалась. Ей казалось, что шум, хоть и небольшой, мог привлечь чье-либо внимание, но в доме стояла тишина. Затем, вернувшись к камину, она принялась за работу и вскоре картина лежала лицом вниз на ковре. Как она и рассчитывала, между холстом и рамой имелась небольшая щель.Золотой талисман лежал в кармашке ее пеньюара, он был запечатан в конверт. На конверте были написаны следующие слова: «Кордова, Испания. Дом Мендоза». Аманда увидела, что последнее слово было слегка смазано, но у нее не было с собой ни пера, ни чернильницы, чтобы поправить дело, а идти искать их означало лишний раз рисковать. Томас и Джейн могли в любую минуту проснуться. Она сложила конверт сначала вдвое, потом вчетверо и так до тех пор, пока он не превратился в маленький сверточек, и она смогла его сунуть под золоченую багетовую раму. Когда все было сделано, она, мобилизовав все свои силы, даже те, о наличии которых она и не подозревала, подняла картину, вскарабкалась на кресло и водрузила ее на прежнее место.Теперь она была спокойна. Она не нарушила связи прошлого с будущим, она совершила то, что было в ее силах. Остальное – в руках Бога, или судьбы, или того, кто управляет людьми и создает тот неповторимый орнамент из обстоятельств, которые и составляют в конечном итоге человеческую жизнь.Марк замолчал. Молчали и все остальные. Он неторопливо сложил листки и положил их на стол перед собой.– Завтра вы получите письменную копию этого, Лили, – пообещал он.– Благодарю вас, – негромко поблагодарила Лили. – А пока, пусть вот это останется у вас: чуть привстав, она отдала Марку свою часть медальона.Мануэль бормотал по-испански слова благодарности.– Дядюшка Мануэль сказал, что вы сохранили веру, – перевел ей Энди слова старика и обнял за плечи. – Мне хотелось бы заменить одно украшение на другое. Как ты на это смотришь?– Энди, незачем это делать… Этот медальон принадлежит всем остальным и…Он прижал палец к губам.– Ни слова больше, женщина. Ты грозишь испортить великую минуту. Этот мой жест ни в коей мере не означает «зуб за зуб». Это нечто совершенно другое… – Энди сунул руку в карман. – Я давно собирался купить тебе что-нибудь поновее, но вдруг вспомнил одну вещицу и обратился к Марку с просьбой взять ее и он дал согласие. Это принадлежало когда-то Бэт Мендоза – моей прапрабабушке. – Он взял ее ладонь и надел на палец кольцо.Лили посмотрела и восхищенно ахнула: на пальце красовался огромный рубин, сверкая в филигранной оправе серебра.– Боже, ведь это такая роскошь… – прошептала она. – Я даже не знаю, что и сказать…– Скажи, что ты не собираешься отказываться от своего обещания. Скажи это здесь при свидетелях. Скажи, что выйдешь за меня замуж при первой же возможности.Лили подняла глаза. Ее улыбка сияла, как солнце.– Я скажу это, я торжественно клянусь. Здесь при свидетелях.Марк и Сьюзен восторженно зааплодировали, раздались радостные возгласы и пожелания.– Послушайте, – радостно воскликнул Энди. – Слушайте вы, все древние Мендоза, древние как сам мир, Мендоза, полные таинственности, проклятье моей жизни, слушайте вы? Самая красивая, самая чудесная из женщин собирается замуж за меня, и я теперь уже не буду больше паршивой овцой среди вас, – после этого он обнял и поцеловал Лили.Большая часть следующего дня для Лили прошла в золотой дымке блаженства. Она любила Энди, он любил ее и до конца жизни они пребудут вместе. Большинство вопросов, мучивших и одолевавших ее, получили ответы, другие же были просто забыты. Конечно, оставались еще и трещины, и шрамы и груз пережитого. Но думать о них не следовало, не позволит она им и дальше омрачать ее счастье.Но очень скоро, как это водится, явилось прошлое и требовательно постучалось в дверь. Новость эту принесла с собой Сьюзен. Она отыскала Лили и Энди в Длинной Галерее вскоре после пяти. Оба они стояли под портретом Бэсс Мендоза, умершей в 1807 году. На картине была изображена Бэсс в свои лучшие годы, восседающей в якобинском кресле с высокой спинкой в роскошном изумрудно-зеленом бархатном платье.– Взгляни, – сказал Энди. – У нее на пальце кольцо. Его можно разглядеть в складках ее юбки.Сьюзен посмотрела на картину.– Да, точно, ты не ошибся. Это кольцо с рубином. Бэсс была из тех, кого называют стяжателями, и ей всегда было нужно заиметь что-нибудь раньше других. После нее осталось многое, в частности, великолепное столовое серебро XVIII века. Я хочу предложить Марку, чтобы он подарил вам этот набор к свадьбе. Я… – Сьюзен спохватилась. – О Боже, Я же совсем забыла, для чего я вас искала!– Так для чего же? – Энди заметил, что она была необычайно бледна и обеспокоена. – Давай, Сьюзен, выкладывай, что там у тебя стряслось?– Диего, – ответила Сьюзен. – Он здесь…У Лили вырвался короткий вскрик. Потом она стала озираться по сторонам, как будто Диего Парильес Мендоза должен был засесть здесь, в каком-нибудь укромном уголке Длинной Галереи.– Здесь – недоверчиво переспросил Энди. – Какого черта он явился сюда?– Он не докладывает, – ответила Сьюзен. – Полагаю для того, чтобы познакомиться с Лили.Энди поморщился.– Это не в его духе. Он предпочитает сидеть как паук в центре паутины и призывать мух к себе. Он…– Я не муха, – перебила Лили.Голос ее звучал спокойно, хотя и дрожал.– Он спрашивал обо мне?Сьюзен избегала смотреть ей в глаза.– Нет, не спрашивал. Он неожиданно приехал, полчаса назад и сейчас Мануэль, Марк и он пьют чай. Насколько мне известно, Диего вообще ничего никому не стал объяснять. Так что можно лишь строить догадки, но я ни в коем случае не желаю вас запугивать.– Спасибо, – невесело усмехнулся Энди.– И часто он приезжает сюда вот так, как сегодня? – поинтересовалась Лили.– Не думаю, – ответила Сьюзен. – Во всяком случае я этого не логу припомнить. Он даже в Кордове нечастый гость. Как выразился Энди, он предпочитает всех вызывать к себе.Энди повернулся к Лили, и взяв ее ладони в свои, легонько сжал их.– Ну так что? Может быть, пожелаешь бесстрашно забраться в логово льва, пусть даже не в его собственное? А что? Взять вот так и войти без всяких предупреждений. Интересно знать, как он себя поведет тогда?По его вопросу Лили поняла, что Энди не шутил, а действительно хотел, чтобы она это сделала. Лили казалось, что ей этого ни за что не одолеть. Она покачала головой.– Мне все это как-то необходимо переварить. Понимаешь, он здесь.«Он здесь! – кричал внутренний голос Лили. – Он приехал сюда! Значит, ему не все равно…» Другой голос нашептывал ей, чтобы она сохраняла спокойствие и вела себя осторожно и ни на что не надеялась, чтобы вновь не оказаться разочарованной.– В семь тридцать мы собираемся пить шерри в библиотеке, – объявила Сьюзен. – Почему бы этот разговор не оставить до вечера?Лили одевалась с необычайной тщательностью, массу хлопот доставили прическа и макияж. И, когда она, в конце концов, вышла из ванной, ждавший ее Энди без труда догадался, каково было у нее на душе.– От твоего вида дух захватывает, – попытался он приободрить ее. – Мне казалось, ты напялишь на себя что-нибудь черное.– Я ведь не на похороны иду, – раздраженно ответила Лили.Она выбрала платье из светло-голубого крепдешина с короткой юбкой в складку, едва доходившей ей до колен. Это платье полгода назад, еще тогда, в другой жизни откопала на какой-то распродаже Лой и настояла на том, чтобы Лили его непременно купила. Это воспоминание вызвало у Лили раздражение, не собиралась она сейчас предаваться размышлениям о Лой.– Пойдем, – коротко сказала она.Они прибыли к вечернему ритуалу, предшествовавшему ужину одними из последних. Марк, Мануэль и Сьюзен, стоя у камина о чем-то разговаривали. С ними был еще какой-то пожилой мужчина. Когда Энди и Лили вошли в библиотеку, этот стоявший чуть поодаль, пристально посмотрел на них. Разговор затих, в столовой повисла напряженная тишина.В полном молчании Лили проследовала вперед, казалось она каждым своим шагом добавляет напряженности в эту и без того достаточно наэлектризованную ситуацию, несколько любопытных пар глаз следили за ней. Наконец она остановилась перед своим отцом.Первым заговорил он, не желая, видимо, терять время понапрасну на эти лицемерные представления кто есть кто.– Стало быть, это и есть Лилиан, – проговорил Диего на своем безукоризненном английском.Она почувствовала, как Энди придвинулся к ней ближе и взял ее за руку, но не отводила глаз от Диего.– Лили, – поправила она его, удивляясь себе, потому что, в общем, ничего не имела против такой интерпретации ее имени.– Хорошо, Лили так Лили, – согласился Диего. – И вы, значит, выходите замуж за Энди. Очень хорошо, я одобряю.Лили онемела. Он что, на самом деле вообразил себе, что все только и ждут его одобрения или запоздалого благословения? Она смотрела в его глаза, которые были того же цвета, что и у нее, заметила небольшую ямочку у него на подбородке. Лили жаждала увидеть в этом лице хоть каплю сострадания или заинтересованности, но Диего сохранял маску безразличия.Мануэль переводил взгляд с Диего на Лили. Он выжидал – все сейчас выжидали. Все ждали, когда же Диего произнесет нечто фундаментальное, свидетельствовавшее о признании им Лили в качестве своей дочери. Но этого не произошло.Марк откашлялся.– Вероятно, есть смысл поужинать?И вся небольшая группа скопом двинулась в столовую; каждый играл заранее отведенную ему роль, словно ничего особенного и не произошло. Марк рассаживал присутствующих. Диего было рекомендовано усесться справа от Марка, Энди занял место рядом с Лили. Еда была, как обычно, восхитительная, мало-помалу завязалась и застольная беседа. Марк ухитрился втянуть Диего в какую-то запутанную дискуссию по не менее запутанному вопросу, имевшему отношение к международному банковскому праву. Сьюзен, Мануэль и даже Энди поочередно вставляли свои комментарии и замечания.Только Лили не произносила ни слова.Голоса остальных доходили до нее словно издалека, их заглушала какофония других голосов, тех, которые старались перекричать друг друга. У нее кружилась голова. Один раз Энди склонился к ней и прошептал.– Так держать!– Все в порядке, – шепотом успокоила она его.Но было все как раз не в порядке. Она изо всех сил старалась не свалиться в бездну отчаянья, не дать засосать себя болоту безнадежности и стыда. Ее опущенные под роскошную скатерть роскошного стола руки сжались в кулачки, да так, что ногти впивались в кожу ладоней и боль от этого, казалось, помогала ей сохранять рассудок и контроль над собой, хоть как-то ощущать свое физическое присутствие на этом свете. К дьяволу этого Диего! Не доставит она ему такого удовольствия, как созерцание ее истерики или демонстративного ухода из-за стола. Она выпрямилась, повернулась к Сьюзен и поинтересовалась у нее, сколько же лет этим изумительным хрустальным подсвечникам.– Они привезены из Франции, – ответила Сьюзен, поняв каких героических усилий стоило Лили держать себя в руках. – Своим появлением в доме они обязаны Чарльзу Мендозе, который выиграл их в карты. Лет до пятидесяти Чарльз был вполне благопристойным джентльменом, потом вдруг стал испытывать болезненное пристрастие к карточной игре, видимо пытаясь азартной игрой поправить свое довольно шаткое финансовое положение.Внезапно Диего обратил свой взор на двух женщин.– Все, истории, житейские истории… В семье Мендоза жить без них не могут, – язвительно прокомментировал он.– Но ведь именно они и составляют нашу большую историю, Диего – защищалась Сьюзен. – Наше право первородства, можно сказать.– Или наше проклятье, – ядовито добавил он.– Тебе не нравится, когда пересказывают старые легенды? – спросил Марк.Диего вздохнул.– Наверное, все-таки не нравится, я не могу сказать точно. – Он искоса взглянул на Лили. – Одно могу сказать с определенностью – все эти экскурсы в прошлое иногда очень болезненны. Никогда нельзя быть уверенным до конца, что за скрытые обманы подкарауливают тебя, и как ты воспримешь их позже.Лили уже открыла рот, чтобы ответить ему. Ей очень хотелось сказать ему, что это не она обманщица, а скорее, наоборот, но прежде чем эти слова были произнесены, она заметила негодующе-протестующий жест Диего и восприняла это как требование молчать.А ужин тем временем продолжался. Все старались перещеголять друг друга в подаче факта неожиданного приезда сюда Диего, как чего-то само собой разумеющегося, будто присутствие на ужине его самого, или присутствие неизвестно откуда взявшейся дочери, не было чем-то совершенно беспрецедентным, как и его беседы с дочерью, которую он до этого в глаза не видел. Лили никак не могла заставить себя не смотреть на него, но он с неутомимой последовательностью ни разу не взглянул в ее сторону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70