— Возможно.
Слово «возможно» тут было явно не к месту.
— Так вот, пораскинь мозгами: что с ним будет, если пройдут годы, и на его пути не встретится любви, если он останется бравым, но уже немолодым холостяком?
— Рэй взбесится и уволится. Впрочем, он женат.
— Мы говорили о Робине! Что с ним произойдет?
— Наверное, он утратит свой юношеский задор. И… — Алек умолк. — Ах, вот ты к чему… — он потер лоб. — Я, кажется, понял. Он или ударится в загулы или станет эдаким деревянным ханжой с поджатыми губами. Превратится в копию Гастингса… к которому ты больше не чувствуешь прежней привязанности.
Гастингс никогда бы до этого не додумался. Ни за что не понял бы, что жизнелюбие и задор могут быть привлекательнее спокойствия и безупречности. Серебро со временем тускнеет — но только когда им пользуются. Но какой смысл наводить на него лоск, если оно заперто в ящике? Алеку это было ясно.
Дженни наморщила нос:
— А что, если Робину жениться на Софи?
— На Софи? — брови Алека поползли вверх. — А это разумно? Ты сказала Рэю? Он подпрыгнет от восторга. Если ему нравилось работать со мной, то у него отлично получится и с Зельдой Оливер.
— Нет, я ничего ему не говорила. Я никому ничего не говорила. Я только что это придумала. Но ведь ты не станешь отрицать, что идея гениальна? Какой шанс для Софи и Робина стать воистину замечательными людьми, если они поженятся!
— Полагаю, пора сделать вывод, что единственный шанс для меня стать сносным человеком — жениться на тебе?
— Да, именно таково направление моих мыслей. — Дженни наклонила голову.
Алек завладел ее руками. Вот-вот начнется долгожданная сцена.
— Я знал, что Софи — это ты. Понял, как только Зельда сыграла первый эпизод. Но ума не приложу, почему вдруг я превратился в Робина? Мне всегда казалось, что я Гастингс.
— Ты был им… и, думаю, им бы и оставался, дай тебе волю. Но, Алек, подумай, кто по доброй воле согласится БЫТЬ Гастингсом?
Он потянул ее за руки, и она оказалась у него на коленях.
— Лучше быть Гастингсом, чем Лидгейтом.
— Да уж. Но, к счастью, этими двоими наш выбор не ограничен. — Дженни прислонилась к его плечу, ничего не видя, кроме его лица. Оно заслонило для нее весь мир — четкие линии скул, широко расставленные глаза… — Я люблю тебя, Алек. Правда, люблю.
— Кажется, я начинаю в это верить. — Он крепче обнял ее за плечи, но вместо того, чтобы прижать к груди, немного отстранил, чтобы глядеть прямо в глаза. — Мы только что обсуждали женитьбу Робина и Софи. Пора последовать их примеру. Не хочу, чтобы это был просто «роман», «отношения», или как это там называется… Я не Брайан. Мне не нужно свободы. Я не желаю быть свободным. Я хочу, чтобы мы поженились.
— И, я думаю, ты снова захочешь попытать счастья с ребенком?
— Да. Но я в любом случае женюсь на тебе.
— Нет-нет! Я сама этого хочу! — Дженни предпочла иносказание потому, что не знала наверняка, выйдет ли из нее хорошая жена и мать. Но она постарается. Изо всех сил постарается. Ведь она выросла в бильярдной — если очень хорошо прицелиться, удар всегда бывает точным.
…В конце концов, чтобы стать женой и матерью, вовсе не обязательно досконально разбираться в «дамских штучках». Достаточно быть женщиной.
19
— Хорошо бы, в студии все уже знали, — вздохнула Дженни.
Они приехали в Бруклин накануне вечером. До их отъезда Алек не успел повесить табличку «Сдается в наем» над дверьми своего дома. У ее дома более просторный двор, к тому же среди соседей много семейных пар — такое общество больше подойдет для будущих детей.
— Давай поразмыслим, как нам быть, — сказал он ей. — Говори о Брайане что угодно, но у него со вкусом куда благополучнее, чем у меня…
— Было бы очень символично купить новый дом, чтобы избавиться от воспоминаний, — ответила она.
— И в том доме не будет ни занавесок, ни мебели, и — насколько я знаю нас с тобой, всего этого там не появится никогда.
Этого Дженни не могла отрицать. Выйти замуж для нее вовсе не значило тотчас же начать вить гнездышко.
И на следующее утро они проснулись в спальне на третьем этаже ее дома, с занавесками в голубую полоску…
Алек приподнялся на локте и посмотрел на нее сверху вниз. Волосы Дженни были всклокочены и торчали во все стороны.
— Почему тебе хочется, чтобы в студии все было уже известно? Мне будет приятно их огорошить. Конечно, сразу они не поймут, как такое великое дело свершилось всего за два дня, но в конце концов, думаю, они порадуются за нас.
— Обязательно порадуются, но дело в том… — она застенчиво потупилась, — не уверена, что будут очень удивлены.
Алеку ужасно нравилось, как она выглядит, укоряя себя за какую-то ошибку.
— Почему?
— Ну… — она села на постели и провела рукой по волосам. — Я никогда не сделала бы ничего подобного, если бы на лестницах не постелили ковровых дорожек…
— Это тебя вполне извиняет.
— Благодарю. Понимаешь, все недоумевали, куда же ты пропал…
— А разве я — рабочий, ответственный за настилку ковровых дорожек?
— Ну и я вроде как… нет, «вроде как» не подходит. Я все им начистоту выложила. Не надо было им рассказывать. Мне очень жаль, что я… Но я сделала это.
…Как это на нее похоже!
— И как они отреагировали? Был страшный переполох?
— Еще какой! Мы с языка у них не сходили. Вот я и думаю, может, стоит пока держать все в секрете, а в первый же мой выходной состряпать докладную записку. Ведь в эпоху Регентства поступали именно так — давали заметку в газету и ждали, что из этого выйдет. Думаешь, я не смогу на некоторое время прикусить язык?
— Нет, — ответил он уверенно, отбрасывая простыню и спуская ноги с кровати. — Все это очень забавно, и я не хочу ничего пропустить. Поеду поглядеть…
— Ты смельчак, — сказала она, уткнувшись лбом в его спину. Как только он войдет в студию, ей не понадобится ничего объяснять. Им все станет ясно.
И действительно, охранник тут же заулыбался, увидев, как Алек придерживает дверь, пропуская Дженни вперед. Он схватился за телефонную трубку прежде, чем за ними захлопнулась дверь.
Алек хлопнул ладонью по конторке охранника — жестом безмолвного, но дружелюбного приветствия. Потом проследовал за Дженни через холл. По ковровой дорожке. Фантастика!
Вчера вечером они долго говорили о Лидгейте. И оба пришли к выводу, что в любом случае дальнейшего развития для этого персонажа не предвидится. Пожалуй, интереснее будет без него — он уже порядком надоел. У него не хватило душевных сил даже на то, чтобы превратиться в настоящего злодея. И Алеку придется изображать герцога до тех пор, пока Дженни не измыслит для него какой-нибудь заслуженной Божьей кары, после Его Светлость отбросит коньки. Это было даже как-то стыдно. Ему казалось, что после всего пережитого им с Дженни надо продолжать работать вместе. Но Алек знал наверняка, что он не в силах больше играть герцога. Это равносильно профессиональному краху.
Впрочем, теперь неважно, где он будет работать. Ведь у него есть Дженни!
Огонек автоответчика на телефоне в ее кабинете бешено мигал. «Тринадцать звонков! — простонала она. — Вчера я ушла всего на полтора часа раньше, и за это время мне позвонили тринадцать раз!»
Ясно было, что стряслось нечто необычайное.
— Я устраняюсь, — ответил Алек. Он не Брайан и не станет изображать ответственное лицо лишь потому, что у него с Дженни особые отношения. — Сообщи, когда понадобится помощь.
Он спустился вниз. В гримуборной номер шесть все было по-старому. Та же мешанина из столиков и стульев, те же облезлые стены, а на гримировальном столике винегрет из рукописей, писем зрителей, тюбиков зубной пасты и бутылочек с полосканием.
Но посреди всего этого бардака стоял телефон. Чистенький, белоснежный, с кнопочками… К реквизиту он никак не мог иметь отношения. Во времена Регентства телефонов не было. А у этого еще и шнур, подключенный к телефонной розетке! Алек снял трубку. Гудок…
Дверь с треском распахнулась.
— Охранник сказал, что ты здесь и пришел вместе с Дженни, — заорал Рэй. — Это значит то, что я думаю?
— Откуда взялось это? — Алек указал на телефон.
— Так распорядилась Дженни. Теперь в каждой гримуборной есть телефон. — Но Рэю плевать было на все телефоны в мире. — Вы с Дженни все уладили?
Алек положил трубку на место. Телефоны в гримуборных многое изменят. Больше не будет очередей к аппаратам в холле. И если ты кому-то позвонишь, остальные не будут в курсе твоих дел. Он обернулся к Рэю.
— Да. Мы поженимся.
Рэй испустил крик ликования и хлопнул Алека по плечу.
— Поженитесь? Правда? Я уж было подумал, что мы с Элли — последние, кто на это решился…
Прежде, чем Алек успел раскрыть рот, дверь снова распахнулась. Влетели Карен и Трина, возбужденные, трещащие без умолку, перебивая друг друга.
— Ты вернулся! Отлично. Мы так соскучились.
— Ты пришел с Дженни. Что случилось? Она говорила, что ты ей не нужен. Расскажи!
— Да-да, мы должны все знать! Рассказывай!
Алек обнял Трину и поцеловал ручку Карен.
— Ни за что, милые леди. Это не ваше дело, мои дорогие.
Трина с размаху ударила его в грудь:
— Ну, перестань, не будь бякой! Говори, для нас это жизненно важно. Ты должен рассказать нам все.
— Нет, не должен, — ответил Алек.
В следующую секунду в гримуборную вплыла Фрэнсин. Один взгляд на Алека — и она уже в роли. И сама добродетельная, но мягкосердечная леди Варлей умоляет его выложить все начистоту. Наконец, и она сдалась.
— Бесполезно, — объявила она. — Если он не собирается ничего рассказывать графине Варлей, то вам и подавно не расскажет…
В семь пятнадцать они препроводили Алека в репетиционную, где Алек обнаружил, что его появление — не самая свежая новость. Вчера поздним вечером Дэвид Кендалл получил внезапное и заманчивое предложение — сняться в фильме, да еще в главной роли!
Молодой Дэвид Кендалл играл роль камердинера Джеймса Марбла. Это на него обрушивались все монологи Риты. И именно ему, о чем все уже знали, предназначалась роль «близнецов» — вот-вот на сцене должен появиться как две капли воды похожий на него брат благородных кровей.
Но если он даст согласие на съемки, то завтра же нужно вылетать в Торонто, ведь картина уже вовсю снимается. Дэвиду предстоит заменить актера, выведенного из строя лошадиными дозами наркотиков. Он нужен был немедленно. Но и брат-близнец именно на этой неделе должен приехать в Лондон — у всех на руках уже были тексты этих сцен. Дженни не могла в один момент все перечеркнуть.
В общем, наступали ужасные времена…
Было уже семь тридцать пять, а читка не начиналась. Дэвид, занятый сегодня в прологе и в пяти сценах, еще не вернулся из кабинета продюсера, а Гил что-то нервно втолковывал двум ассистентам. Остальные стояли вокруг, группами по два-три человека. Кроме Зельды Оливер. Она сидела за столом, перед нею лежал раскрытый текст. Она не суетилась, не поглядывала на часы. Но было ясно, что звезда в нетерпении. Она жаждала начать, наконец, работать.
Алека это не касалось. В его обязанности не входило выручать новую примадонну. Он не нес ответственности за то, чтобы все поезда прибывали точно по расписанию. И не собирался выполнять за Гила его работу!
Он вышел из репетиционной и спустился в контору Дженни. Она говорила по телефону: «Это немыслимо… Февральские съемки начинаются завтра, у нас в работе четыре серии, и Дэвид занят в каждой из них…» Пообещав кому-то, что сделает все возможное и невозможное, Дженни повесила трубку и в отчаянье уронила голову на стол.
— Забавный денек, а? — спросил он, обращаясь к ее макушке.
Она жалобно заговорила:
— Какая чудесная была история! Она заполнила бы все логические бреши! Виконт… О, Господи, ума не приложу, что делать!
— Тогда ничего не делай. Не все же находить оптимальные решения для сериала в целом и для каждого в отдельности. Ты не можешь…
— Знаю, — вздохнула она. — Но он так хочет сняться в фильме. Ведь ты пришел к выводу, что создан для мыльных опер, лишь после того, как играл в театре и снимался в кино.
Этого Алек не мог отрицать. Актеры, снимавшиеся только в мыльных сериалах — тот же Брайан! — склонны были превозносить до небес другие актерские специальности.
— Тяжелая задача, но это его проблема. Сколько можно решать за других!
Она скорчила рожицу:
— Чья бы корова мычала…
— Ничего подобного, — заупрямился Алек. — Я ушел из репетиционной, а читку еще и не думали начинать!
Автоматически она взглянула на часы. Почти четверть девятого.
— Почему ты решил заняться моим воспитанием именно сейчас? Не мог подождать хотя бы до полудня! Не представляешь, что тут творилось, пока тебя не было! Мы ни разу не уложились в график!
— Пойми: не твоя обязанность разбираться с Дэвидом. Это дело Джорджа!
Она покачала головой.
— Я пока ничего не собираюсь говорить Джорджу, — о, она была мужественна! — Все из-за его рекламного агента. Эта кретинка визжит и плюется в трубку все утро.
— Так пусть ей позвонит Джордж.
— Наверное, ты прав…
Алек спустился в гримерную и костюмерную, чтобы со всеми поздороваться. То, что в репетиционной еще не начали читку, его ни в коей мере не волновало.
Болтаться без дела было непривычно. Алек замечал такое, о чем раньше представления не имел. Все вокруг стремительно менялось. Люди больше времени проводили в гримуборных, а не шатались по холлам и не болтали в артистической.
Отчасти дело было в телефонах. Это как бы декларировало права актеров на личную жизнь вне стен студии. И было признаком того, что «Спальня моей госпожи» становится часовиком и перемены будут продолжаться. Появятся другие Зельды Оливер, высокопрофессиональные актрисы и актеры, которые будут относиться к пребыванию в студии только как к работе.
Это было даже забавно. В душе Алек никогда не одобрял существующего положения дел. Он считал, что атмосфера в студии чересчур отшельническая, замкнутая — да и актеры порой отождествляют себя со своими героями. Не поймешь, где жизнь, а где игра… Но теперь все неуклонно вставало на профессиональные рельсы, и начались перемены именно тогда, когда он покинул студию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35