Конечно, телевидение частенько портило ей настроение, не давая возможности выехать на съемки, не выделяя средств для новых декораций… Но на телевидении работали взрослые дяди и тети, а здесь, в Бруклине, все были детьми, а дети всегда должны слушаться старших.
Теперь она вынуждена выступать в роли взрослой тети. «Этого не может случиться, Брайан. Мы должны навсегда остаться детьми».
Через пару часов Дженни спустилась в студию. Она любила в одиночестве бродить среди декораций, сидеть там, где сидели герои, трогать вещи, к которым они прикасались.
В студии было прохладно. Днем, когда включены все софиты, жар от них поднимался к перекрытиям и электрокабелям, подвешенным к потолку. Дженни включила пару ламп нижней подсветки и стала пробираться сквозь путаницу кабелей, стремянок и расплющенных пластиковых стаканчиков, валявшихся вокруг идеально прибранной декорации.
Она остановилась у спальни Амелии. Ей нравилась эта декорация — одна из самых прелестных. Стены спокойного зеленого цвета с изысканной отделкой из слоновой кости. Причудливо изогнутые подлокотники мебели, тоже цвета слоновой кости, были инкрустированы золотом. Полог над кроватью — бледно-желтый, с узором из зеленых виноградных гроздьев. Дженни села на кровать и откинулась на изголовье. Наверное, так сидела бы Амелия.
…Амелия замужем за нелюбимым. Так же, как Джорджианна и леди Варлей. Дженни даже не заметила, сколь часто стала использовать этот прием. Но Джорджианна и леди Варлей, по крайней мере, любили кого-то. Неужели Амелии вновь предстоит полюбить?
А ей самой?
Послышались шаги. Поступь была тяжелой. Видимо, кто-то из охранников хочет выяснить, почему в декорации горит свет. Она подала голос.
Шаги приблизились, и перед ней появился Алек Камерон.
— Ты же не так ходишь, — не без удовольствия отметила она. — Я думала, у тебя более легкая походка.
Дженни понятия не имела о том, как обычно звучат шаги Алека, но почему-то знала это.
— У меня — может быть, — ответил он, — но не у Его Светлости герцога Лидгейтского. Я топаю тут по залам, разнашиваю его новую обувку, привыкаю, так сказать.
Алек приблизился. Он был уже в своей рубашке, свободной и вылинявшей голубой рубашке для поло. Но на нем оставались кремовые панталоны герцога и пара сапог. Панталоны, словно трико, облегали бедра. Поблескивающие кожаные сапоги закрывали икры, а спереди были снабжены наколенниками. Видимо, костюмеры подгоняли их по его ноге.
— Потрясающие сапоги! — одобрила она.
— Благодарю.
Ответ был предельно краток. Алек направился к выходу. Было ясно, что он не хочет ей мешать.
— Нет-нет! Не уходи! — попросила Дженни. — Не хочешь присесть? Отдохни — ноги-то устали.
— Ну, если не помешаю…
Вместо ответа Дженни указала на изящный дамский стул, принадлежащий Амелии. Но Алек не заметил жеста. В следующее мгновение кровать прогнулась и голубая рубашка коснулась руки Дженни.
Дженни неловко поежилась. С какой стати он уселся на кровать? Весьма фривольно.
Но ему так вовсе не казалось. Эта декорация была его домом, а кровать — рабочим местом. Он работал здесь два, а то и три раза в неделю. Все это было для него не более фривольно, чем для Дженни сидеть на софе в своем кабинете.
Она скрестила руки на груди, чтобы избежать соприкосновения, и попыталась завязать разговор.
— У тебя много писем от больных лейкемией, — она плохо понимала, что говорит. — Ты усиленно занимаешься благотворительностью?
Волосы Алека были взъерошены — видно, недавно снял парик Лидгейта. Рубашка облегала только плечи, а ниже спадала свободными складками.
— Да, писем немало, — ответил он. — Но только из фонда для больных лейкемией.
Актрисы, особенно героини мыльных опер, привыкли к тому, чтобы сидеть чуть ли не на коленках у партнера. Декорации были невелики, а планы в основном крупные, и актерам приходилось стоять очень близко друг к другу. В жизни люди обычно не приближаются так к собеседнику. Они-то привыкли… Ни Карен, ни Трина, ни Пэм не обратили бы на это внимания.
— А почему такой интерес к лейкемии?
— У меня младшая сестренка была больна.
Дженни вздрогнула. Все мысли о себе и о непозволительной близости сразу исчезли.
— Надеюсь, она выздоровела?
— Нет. Умерла.
— О, Алек, — Дженни повернулась к нему, опершись локтем на изголовье, чтобы лучше его видеть. — Прости. Какой ужас!
— Да, это было ужасно, но с тех пор прошло много времени.
— Когда это случилось? Сколько ей было лет? А тебе?
— В девять она заболела, в двенадцать скончалась. Я был на год старше. Сейчас она могла бы выжить. Сегодня процент выздоравливающих намного больше. Изменились методы…
Голос Алека был бесстрастен. Видимо, привык обсуждать эту тему. Приходилось же ему выступать на заседаниях фонда. Дженни поняла, что сейчас он заговорит о лечении и медицинском оборудовании. Но это было не интересно. Ее волновали люди.
— А какая она была?
Она застала Алека врасплох — ему было бы куда легче говорить о медицинских проблемах. Помолчав, он заговорил:
— Какая? — он посмотрел вверх, на путаницу темных проводов. — Чудесная девочка — очень забавная, и словно сотканная из противоречий. Даже до болезни она выглядела хрупкой. Всегда была бледной, худенькой и довольно слабенькой. Но вся как струночка. Она обладала потрясающим чувством равновесия и поэтому ничего не боялась. Могла пройти по любому бревну на скотном дворе. А если нам нужно было до чего-то дотянуться, мы ставили ее на плечи Брюса, она приподнималась на цыпочки и… — Он замолчал, потирая ладонью затылок. — Знаешь, я не уверен, что должен тебе все это рассказывать. Но видимо, поэтому меня тянет к противоречивым женским натурам.
— Например, к Хлое Спенсер?
Как это у нее вырвалось? Дженни понимала, что не должна была так говорить. Но когда она представила себе тоненькую маленькую девочку, стоящую на цыпочках на плечах старшего брата, у девочки было лицо Хлои Спенсер.
— Хлоя вовсе не так противоречива, как мне вначале показалось.
Дженни ждала, что он заговорит вновь, но Алек молчал. Он не собирался обсуждать с ней Хлою.
— Ну, а что произошло после смерти сестренки? — спросила Дженни. — Что стало с твоей семьей?
— Вот вопрос, достойный главного сценариста!
И он был абсолютно прав. Сценаристы, пишущие для мыльных опер, всегда задают подобные вопросы. Ни одна история в их воображении не имеет финала. Конец одной был началом новой. На этом строились все мыльные оперы, и Дженни полагала, что такою же была и действительность.
— Некоторые семьи после смерти ребенка распадаются.
— Наверное, такая опасность существовала, — согласился он. — В течение двух лет мы жили только для Мэг. Делали для нее все. Именно так мы понимали семейную жизнь — когда все вместе идут к одной цели. Думаю, семья развалилась бы, если бы после ее смерти нам не на чем было бы сосредоточиться.
— А что было потом? Если можешь, расскажи.
— Потом был я. Нет-нет, — он жестком рассеял ее сомнения. — Я не болел. У меня обнаружился Талант. — Он произнес это слово так, будто оно начиналось с большой буквы. — В последние полгода Мэг очень любила, чтобы ей читали вслух. Мы читали ей по очереди, но я это занятие просто обожал, и скоро всем стало ясно, что у меня здорово получается. К тому времени и учителя это заметили и стали увещевать родителей — мол, что-то надо делать с таким талантливым мальчиком.
А возможности у меня были. На острове Принца Эдварда летом всегда много туристов, и специально для них ставятся спектакли. Знаешь пьесу «Энн из Грин Гейбла»? Я был лучшим Гилбертом на всем острове.
За уроки актерского мастерства надо было платить. Кто-то возил его на прослушивания. Если фильм снимался далеко, надо было как-то устраиваться с жильем. Старшие братья и единственная замужняя сестра помогали чем могли.
— Но быть в центре внимания семьи — огромная ответственность, — сказала Дженни. — И как ты себя чувствовал?
— Меня одолевали довольно-таки противоречивые ощущения. Я любил играть на сцене. И мне были по душе все те возможности, которые давала профессия актера. В нашей семье было шестеро детей — к тому времени уже, правда, пять — кто не захотел бы выделиться? Но когда мне было всего четырнадцать, я на все лето уехал с театральной труппой в Онтарио. Тогда я понял, что мой талант уводит меня от семьи, как когда-то лейкемия отнимала у нас Мэг… Но почему ты называешь это ответственностью? По-моему речь идет о другом.
— А ты мог бы все это бросить?
— О… — он ее понял. — К счастью, я не захотел.
— И что примирило тебя с твоим Талантом?
— Когда я… — он помолчал. — Видимо, я просто вырос, привык.
— Ты собирался сказать совсем другое!
— Совершенно верно.
— А почему? Это какая-то любовная история?
Он взглянул на нее.
— Как ты догадалась?
— Мне знакомы подобные истории.
Он улыбнулся.
— А если я тебе ничего не расскажу, ты наверняка вообразишь нечто куда более драматичное и мрачное, правда?
— Разумеется.
…Ему было шестнадцать. «Для Нью-Йорка это вовсе не рано, но для острова Принца Эдварда…» Он был милым пареньком, а та женщина приходилась сестрой его учителю актерского мастерства. Она развелась с мужем и вернулась домой, намереваясь поселиться в доме брата, вместе с его семейством. Она была костюмершей.
— И снимала с тебя мерки во всех местах, да?
— Не надо так шутить. Ведь это часть моей жизни.
Но Дженни была права — именно так все и началось.
— И как на тебя повлияло это? Ты сразу собрался ехать в Нью-Йорк, чтобы играть на сцене? Ты, наверное, думал, что актеры все время только и делают, что занимаются любовью?
— Да-да. Не смейся. Мне было всего шестнадцать. И я знал, что ничего подобного не происходило с моими братьями. И если талант давал право на такое, то я был только рад. Но давай лучше поговорим о тебе. Ты-то приехала в Нью-Йорк не затем, чтобы круглые сутки заниматься любовью.
Она покачала головой.
— На самом деле это была мечта Брайана. Мы же вместе почти с пеленок. — Ему пора бы узнать, сколько времени продолжаются их с Брайаном отношения. Все в студии были прекрасно осведомлены об этом. — У меня всегда была тяга к сочинительству. Но тогда я даже не помышляла о том, что всецело посвящу себя телевидению.
— А какие у тебя были планы?
Дженни поняла, что Алек хочет сменить тему и поговорить о ее жизни. Он заложил руку за голову и повернулся к ней лицом. Рубашка натянулась на груди. Интересно, каким он был в шестнадцать?
«Меня притягивают противоречивые женские натуры»…
Заманчиво. Ему нужны противоречия. У нее их было бесчисленное множество. «Я маленькая, но запястья у меня как у высокой женщины… я писательница, и одновременно мальчик, и Бог знает кто еще… я кажусь замужней, но это далеко не так…»
Откуда такие мысли? Она совсем не желала, чтобы мужчины ложились штабелями у ее ног. Никогда не флиртовала, никогда никого не соблазняла. Почему же в эту минуту она на все была готова?
Дома лежала записка от Брайана. С утра у него было прослушивание в Манхэттене, и поэтому он заночует в «чуланчике». Он собирался приготовить на обед цветную капусту с соусом карри — рецепт в…
Дженни отложила записку. Не будет она готовить цветную капусту, да еще с соусом карри. Сгрызет яблочко и немножко попкорна.
Интересно, почему он постоянно срывается на какие-то прослушивания? Ему мало «Спальни моей госпожи»? Ведь она всегда рядом и пишет сценарий первого шоу на телевидении. Неужели этого недостаточно для мужчины, которого она любит… или должна любить. Он мог бы сыграть потрясающую роль — лучшую роль в лучшем сериале! Но для этого ему не хватало пустяка — решиться подписать долгосрочный контракт.
Вначале Дженни хотела, чтобы он играл сэра Перегрина. Брайан был бы великолепен в этой роли, но на телевидении ей отказали, ссылаясь на отсутствие у него контракта. И масса возможностей открылась перед Дэвидом Роксбури, тогда как Брайан каждые полгода подписывает новый контракт…
Неужели они и дальше будут так жить? Он проживет остаток жизни таким же беспокойным и неудовлетворенным, каким был в детстве?
Целая жизнь. Его и ее. Навсегда. Без перемен. Но что же ей-то делать? «Прости, братец, последнее время ты никуда не годишься. Я ухожу восвояси. Ковыряйся во всём этом сам…» Нет, она так ни за что не поступит! Не только у Алека Камерона есть чувство ответственности.
Алек… одна рука под головой, другой он жестикулировал, разговаривая с нею, а когда он молчал, рука спокойно лежала на его бедре. Теренс сказал как-то, что у него самые выразительные руки в труппе. Тогда это ее удивило. Она всегда считала, что самые изящные руки у Брайана — ведь у него такие тонкие и нежные пальцы. Теперь Дженни понимала, что имел в виду Теренс. В руках Алека была властная сила, уверенность и…
Довольно! Она не должна больше думать об этом. Ведь Брайан — вся ее жизнь. Она любит его.
Дженни раскрыла журнал. Все женщины на фотографиях были грациозны, женственны и совсем не похожи на нее. Она включила телевизор. Шла программа новостей — рассказывали о погоде. Кому это нужно? Сейчас август, а в августе всегда жарко.
Ничто не помогало… Мысли продолжали путаться. Только одно могло ее спасти.
Она поднялась в свой рабочий кабинет и включила компьютер.

«СПАЛЬНЯ МОЕЙ ГОСПОЖИ»
Докладная записка
Дата: 8 августа
Адресат: Джордж
Отправитель: Королева Джен-Джен
Я знаю, что до первого сентября всего три недели, но деваться некуда. Сообщи Эдгару Делани, что он принимается в нашу веселую компанию. У меня крыша едет. Прочти прилагаемое, и, если ты разделяешь мое мнение, что это замечательно, передай ребятам с телевидения. Ручаюсь, что визгу будет не больше, чем обычно. Начинаю работать с последними сценами.

«СПАЛЬНЯ МОЕЙ ГОСПОЖИ»
Докладная записка
Дата: 16 августа
Адресат: Состав труппы
Отправитель: Мисс Ройял
Просьба не принимать во внимание указания докладной записки от 14 августа сего года. В текст внесены следующие изменения.
Эпизод 614, акт 1Б проходит под номером 615, акт 1В
Эпизод 614, акт 2А проходит под номером 614, акт 2В
Прилагаемые странички оранжевого цвета являются переработками эпизода 613, акт 1А.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35