И выражает свое недовольство в ее присутствии.
Гил все выслушал, глядя на говорящих поверх узких стекол очков. И обратился к Дженни:
— А ты как думаешь? Он правильно понял?
— Конечно! Ведь хозяева всегда учиняют слугам допросы после званых вечеров. А это… раньше это называлось «чаевые», а попросту взятка.
— Но это же был не званый вечер, а обычный обед! — протестовал Брайан. Он передвинул стул, чтобы хорошо видеть Дженни.
Какая-то бессмыслица. Алек был стреляный воробей, и в его душе снова зашевелились подозрения. Брайан мусолил свой текст неделю, живя вместе с Дженни. Вполне мог бы все обсудить с ней один на один! Видимо, ему приспичило публично предъявить на нее свои права.
— Я знаю, — Дженни абсолютно не огорчилась. Пусть Брайан бросает вызов — она не собирается поднимать перчатку. — Именно поэтому Джаспер изумлен.
Может, она и вела себя глупо. Момент был достаточно напряженный — актер спекулировал близкими отношениями с автором, компрометируя ее и одновременно подрывая авторитет режиссера. А Дженни ничего не предпринимала. Она была такой же беззаботной, словно не понимая, что происходит. Проще всего считать ее дурочкой.
О нет, она далеко не глупа и прекрасно все понимает. Дурочка вряд ли стала бы главным сценаристом. На крошечных эпизодах строятся все мыльные оперы. Дженни не могла бы работать в этом жанре, не чувствуя себя среди тончайших нюансов как рыба в воде. Она должна хорошо отдавать себе отчет в происходящем. И наверняка разбиралась в этом куда больше Алека.
— Ну хорошо. Почему так реагирует Джаспер, понятно, — сказал Брайан. — А Гастингс? Не могу представить, что он на такое способен.
— Да, это не очень ему свойственно, — признала Дженни.
«Не очень ему свойственно». Что за чушь? Это же мыльная опера, черт возьми! Редкая неделя проходит без того, чтобы какой-нибудь персонаж не отколол чего-нибудь «не вполне в его характере». Не можешь с этим сжиться — меняй профессию.
— Если тебя это смущает, есть выход, — голос Дженни звучал так же дружелюбно и беспечно. — Джаспер на следующей неделе собирается в гости к леди Варлей, в сцене будет участвовать ее лакей. Мы поручим этот текст ему — уверена, парочка дополнительных страниц для него не составит труда.
Она спрыгнула со своей жердочки и нормально уселась на стул.
— Дай-ка сделаю себе заметку на память. Иначе забуду.
Алек старался не обнаруживать эмоций, но весьма порадовался. Пусть Дженни изображает девочку-полудурка сколько влезет, но сейчас она сделала единственно верный шаг. И это не случайность. «Не хочешь произносить такой текст — не произноси. Не хочешь играть — не играй. Мы поручим другому». Ведь любой актер не хочет терять ни минуты отпущенного ему экранного времени. Здорово она срезала своего дружка!
Брайан покраснел.
— Да ладно, у тебя и так много хлопот. Я сыграю все как есть. — Он говорил примирительно, словно великодушно делал ей большое одолжение. Вот уж хорошая мина при плохой игре!
Так-так… Алек отхлебнул из невесомой чашечки. Теперь ему и вправду стало интересно. Труппа, которой предлагалось поверить в безоблачное счастье этой парочки. Главный сценарист, изображающий простачка в стиле Гека Финна. Ее дружок, из кожи вон лезущий, чтобы что-то кому-то доказать… Работа здесь обещала быть захватывающей.
2
Алека полностью захватил ритм работы. После чтения вслух в репетиционной сцена «оживлялась» — режиссер делал мизансцену, показывал актерам, куда и как двигаться, под каким углом к ним будет находиться объектив телекамеры. Потом переходили на студийный этаж, где все сцены тщательно выверялись при помощи таймера и оговаривались детали костюмов. Затем начиналась работа над новой серией. Те, чьи сцены в списке стояли первыми, сразу шли в гримерную. Остальные отправлялись в гримуборные повторять текст. Ну, а те, кому делать было нечего, топали в актерскую — пить кофе и резаться в бридж.
Если работа над шоу поставлена кое-как, то день всегда совершенно непредсказуем и дико утомителен, а течение его подобно яростному потоку, несущему обломки коряг. Но если работа организована хорошо, то течение рабочего дня сродни полноводной реке, по фарватеру которой опытные пловцы и хорошие гребцы без труда продвигаются к желанной гавани.
Каждый день заканчивали серию. Причем на логической паузе. Алек уже снимался в кино, в рекламных роликах, в телеспектаклях — то есть перепробовал практически все, что может делать актер. И все-таки ничто не приносило ему такого удовлетворения, как удачный съемочный день в хорошей мыльной опере. Мыльные сериалы — не для тех, кто во всем стремится к совершенству или жаждет разнообразия. А для него — в самый раз.
В первой серии ему почти нечего было делать — он должен был просто мелькать в кадре, чтобы зрители привыкли к новому лицу. Замена актера — дело серьезное. Во всех сценах его партнером был лорд Робин, младший брат Лидгейта — его играл Рэй Бьянчетти. Робин рассказывал Лидгейту о печальном финале романа Джорджианны и Перегрина. Это называлось «пересказ» — с их помощью зритель, потерявший нить повествования или просто случайно взглянувший на экран, схватывал смысл происходящего.
Алек еще не вошел в роль Лидгейта. Но во взаимоотношениях братьев прекрасно разбирался. Он хорошо помнил, что Брюс, его старший брат, терпеть не мог, если младшие — Гордон, Алек или Росс знали что-то ему неизвестное.
Именно это и следовало играть! Лидгейту были интересны рассказы Робина, но он напускал на себя безразличие. Он не просто стыдился копаться в чужом грязном белье — герцоги выше этого, — он был элементарно раздражен. Младшему брату не пристало знать больше старшего! Так не положено, это нарушение субординации. Рэй, в свою очередь, стал подыгрывать Алеку и тоже изображал раздражение: «Тебе ведь любопытно! Почему бы не признаться в этом?» Сцена оживала на глазах. Это были настоящие братья — Лидгейт и лорд Робин. Казалось, через мгновение они, сцепившись, покатятся по полу детской, царапая и кусая друг друга…
— Я слышал, что ты классный актер, — сказал Рей. — Но это потрясающе. Что ж, буду у тебя учиться.
Те, кого Алек сыграл до сих пор, отнюдь не могли похвастаться изысканными туалетами. Первый его герой, Крис, лихой молодой строитель в сериале «День за днем», основное экранное время проводил без рубашки и в таких тесных джинсах, которые вряд ли позволили бы нормальному строителю что-либо построить. Доктор Роберт Олдфидд в шоу «Обрести и удержать» щеголял в белом халате, а в «Страстях» его Дерек носил костюм бедного адвоката. Кстати, эта роль принесла ему известность, именно за нее он был удостоен «Эмми». Ну, а Алан в «Аспиде» менял костюмы как перчатки. Впрочем, и личность его претерпевала значительные изменения через каждые три-четыре серии.
Костюм, приготовленный для герцога Лидгейта, был изумителен. Рубашка из тончайшего белого льна с тремя шейными пуговичками, скрытыми узкой оборкой кружев. Штаны, очень плотно облегающие фигуру. Темный камзол великолепно обрисовывал грудную клетку, спереди достигая талии, а сзади ниспадая двумя длинными округлыми фалдами. Прекрасные ткани словно ласкали кожу, а портновское искусство чудесным образом меняло фигуру. И неважно, что к утреннему кофе подаются грошовые пончики — костюм выглядел на миллион долларов.
— Здорово! — сказал он Рэю, когда они вдвоем рассматривали себя в зеркало гримуборной. — Неужели остальные костюмы такие же?
Рэй кивнул:
— Но нам с тобой особенно повезло. — На нем был поблескивающий камзол, черноту которого оттеняли позолоченные пуговицы и богатое шитье. Рэй был симпатягой лет двадцати с небольшим, с густейшей темной шевелюрой. — У ребят, играющих щеголей и денди — вот у кого потешные костюмы! Но их выручают шейные платки.
Шейные платки — предтечи галстуков, украшение мужчин эпохи Регентства. Ни один актер не смог бы самостоятельно соорудить столь замысловатый узел. Какая-нибудь девочка с легкими пальчиками, служащая гардеробной, зачастую, зажав под мышкой листки с указаниями, завязывала их перед самым началом съемки.
— Даже и не пытайтесь сами его развязать, — щебетала она Алеку, обматывая тщательно отглаженную муслиновую ленту вокруг его шеи. — Мы это сделаем сами. Недавно мы поймали лорда Варлея, он пытался освободиться при помощи ножниц, а ведь ленту ткали по специальному заказу.
— Да, мэм. — Давненько никто из гардеробной не читал ему лекций. В «Аспиде» он был звездой — никто из младшего состава просто не осмелился бы заговорить с ним.
— Вот это узел «восточный». Он очень тугой и строгий, совсем без складок, — продолжала девушка, не прерывая своего занятия, — а у «трона любви» сбоку впадинка. У «бального» две впадинки по бокам и пара складочек вот тут. «Почтовая карета» намного свободнее. Но это для сэра Перегрина — это не ваш узел.
Алек улыбнулся:
— Тебе здесь нравится, правда?
— Очень. Я уже работала в «Любовь никогда не кончается». Мне казалось, там отлично, но здесь гораздо интересней! — Она отступила, чтобы полюбоваться на дело своих рук. — Вы ведь даже не знаете, что эти высокие воротнички вошли в моду потому, что у принца постоянно опухали железки. И у него в любой момент могла развиться профирия, что сводило с ума бедняжку короля…
— Нет, разумеется, этого я не знал. — Что такое «профирия»? Алек понятия не имел.
— Вы здесь много всякой всячины узнаете. Вам очень понравится, — заверила его девушка. — Не стесняйтесь и спрашивайте, если что-то будет непонятно. В любое время.
— Обязательно, — пообещал он.
Местом действия трех сцен, в которых он участвовал, была библиотека герцога — темный, богато отделанный зал с множеством полок, заполненных фолиантами в кожаных переплетах с золотым тиснением. Один из младших декораторов вдруг заволновался, не сочтет ли Алек это анахронизмом.
— Видите ли, именно так и должно быть. Надо, чтобы казалось, будто эту комнату отделывали во вкусе вашего дедушки.
— Спасибо, вы сняли камень с моей души, — познания Алека в области декоративного искусства были не столь глубоки, как подумал этот милый парень.
— Вот подождите, скоро увидите комнату в китайском стиле, — продолжал парнишка. — Она великолепна. И когда-то была в большой моде. Кстати, в стиле Дворца Регентов — того, что в Брайтоне — очень много из того времени.
— Ну, а я, то есть лорд Лидгейт, дока по этой части?
— Ну, вам далеко до сэра Перегрина, но вы и не настолько отстали от моды, как лорд Кортлэнд. У него вкусы совершенно в духе эпохи Иакова Первого.
— Да ну? — притворно изумился Алек. — Иакова Первого? Ты шутишь? — он даже приблизительно представить не мог, с чем это едят.
Когда работали над «Аспидом», половина состава понятия не имела, в какой стране происходит действие. А здесь все, вплоть до самых молодых, изъяснялись как доктора исторических наук, чья специализация — история Англии девятнадцатого века.
Потрясающе! Расхаживая по библиотеке, Алек промерил шагами все расстояния, пытаясь освоиться в декорации. Ему хотелось вести себя здесь непринужденно, как и его герой. Он провел ладонью по украшенной причудливой резьбой спинке стула. Что ощущал Лидгейт, делая вот так? А вообще герцоги — отличные ребята. Лидгейт владеет десятками тысяч акров земель. Чувствует ли он себя баловнем фортуны? Или настолько высокомерен, что воспринимает это как должное? А, может, его тяготит груз ответственности? Ничего этого Алек пока не знал. Но со временем обязательно узнает. Он будет знать, как сердится Лидгейт, как выказывает нетерпение, что им движет. Ну, а потом… Потом будет сплошной кайф — он станет экспериментировать. Нет, все-таки здорово, что он снова на работе!
Через неделю Алек убедился на деле, что работа над «Спальней моей госпожи» — это здорово. Очень талантливая труппа, актеры энергичны, работящие. Никто не фальшивил, не ленился и не переигрывал. Каждый верил в свое детище и делал все для его успеха.
В студии царила атмосфера сердечного дружелюбия. Это было совсем не похоже на работу над «часовиками», где в каждом эпизоде снимались два состава — вечерний и утренний. Здесь же актеры встречались по утрам в репетиционной. Все были знакомы. На ленч, прервав работу, собирались в актерской и во время еды смотрели отснятый материал. Они были сплоченной командой, дружеской компанией. В «Аспиде» Алек работал так напряженно, что многих даже в глаза не видел. Как же славно было сейчас приобрести друзей!
Но за неделю восторги Алека ни на шаг не приблизили его к пониманию образа своего героя. И это его удивляло. Все остальное в сериале было так складно прописано, герои так убедительны и интересны. И — очень понятны. Даже леди Варлей, мать-наперсница (роли в этом амплуа обычно самые бледные и невыразительные) имела «зацепку», оживляющую образ. Она ненавидела надвигающуюся старость — это красной нитью проходило через весь сериал. А вот Алек не мог, как ни старался, подобрать ключ к своему герою.
У Лидгейта была всего одна сюжетная линия. В первый год жизни сериала Амелия, девушка из прекрасной семьи, красавица, к тому же невероятно богатая — любила сэра Перегрина, картежника без гроша за душой. Именно он позднее стал отцом ребенка леди Джорджианны. Опекуны Амелии, лорд и леди Варлей, пытаясь уберечь от этого повесы ее состояние, спешно организовали помолвку с герцогом Лидгейтом. Герцог, в отличие от Перегрина, был богат и не нуждался в деньгах невесты. Ему расхваливали Амелию как очень рассудительную и образованную молодую леди. Управлять герцогством непросто, и те, кто близко к сердцу принимал интересы дела, считали, что герцог, в силу особенностей характера, нуждается во влиятельной жене.
Итак, Лидгейт не слишком умен и холоден. Манеры его излишне официальны. Вот и все. Больше Алек ничего не знал. Прошла неделя, потом еще одна. Казалось, все довольны тем, как он работает. Кроме него самого.
Когда возникает подобная проблема, актер должен обратиться к режиссеру. В «Спальне моей госпожи» таковых было двое — Теренс Мэлард и Гил Норуэй.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35