Как может герцогиня обратить внимание на слугу? Это заставляет Молли увидеть Гастингса в новом свете.
— О, Дженни! Спасибо, спасибо, спасибо!
Трина вскочила со стула в артистической и крепко обняла Дженни. Дженни ответила ей тем же. Нетрудно было догадаться, почему Трина так счастлива. Сегодня актеры получили текст эпизода 648, откуда явствовало, что Молли — героиня Трины — тоже потихоньку влюбляется в Гастингса. Очень эффектный поворот сюжета!
— Так это правда? А что будет потом? — Трина тормошила Дженни.
— Может он, настолько будет расстроен невниманием госпожи, что изнасилует меня? Или… или я так огорчусь, что Гастингс не обращает на меня внимания, что упаду в объятия к кому-нибудь другому? Ну расскажи!
— Если честно, сама не знаю…
Дженни видела дальнейшее развитие сюжета как при свете молний — отдельными ослепительными картинами. И это ничего общего не имело в тем, что было написано в начале лета. Она и вправду не знала, куда ее заведет фантазия. Но то, что это будет хорошо, она знала наверняка.
Дженни очень интересовало мнение Алека, но ей казалось, что он избегает ее. Или это игра воспаленного воображения? Уже несколько недель они практически не разговаривали — перекидывались парой незначительных фраз, не более того. Не оставались один на один. Он не заходил в кабинет. Не останавливал ее в коридоре. Дженни было не по себе. Она скучала по нему.
«…Разве я не противоречивая женщина? Разве тебя ко мне не влечет?..» Наверное, не влечет… В конце концов, ведь он был мужем Хлои Спенсер. Но раньше это не мешало им быть приятелями.
Однажды вечером она увидела Алека уже у выхода из студии. Окликнув его, Дженни поспешила следом. Алек подождал ее, придерживая двери. Она вдруг вспомнила этот жест — точно так же он придерживал для нее двери, когда они впервые заговорили в августе.
— Может, мне тебе свидание назначить? — выпалила она, еще не успев подойти. — Мы сто лет не разговаривали! У вас с Лидгейтом все в порядке? Судя по всему, здесь у тебя проблем нет. Он, конечно, весьма противный тип, но почему бы нам не развить его образ… Давай-ка устроим мозговой штурм! Подкинь пару идеек!
Она явно говорила чересчур много.
— Не нужно назначать мне свидание, — он улыбался. — Я готов говорить с тобой в любом месте и в любое время. Ты это знаешь.
Голос звучал ласково, а во взгляде было что-то такое… и вдруг у нее потеплело на душе…
Что с ней происходит в последние дни? Конечно, она все выдумала. Он смотрит на нее, и что здесь особенного? Нельзя же разговаривать, не глядя друг на друга.
Обогнав его, Дженни пошла по наклонной дорожке к погрузочной площадке — туда, где они говорили в прошлый раз. Уселась на погрузчик.
— И зачем мы устроили конференц-зал на третьем этаже, когда есть такая замечательная погрузочная площадка! Вот было бы здорово встречаться здесь с ребятами с телевидения! — она поняла, что мелет чушь, перевела дух и продолжила: — Как, по-твоему, отреагирует Лидгейт, узнав, что происходит между Амелией и Гастингсом?
— Думаю, он будет предельно груб.
Груб? Дженни так не думала.
— Нет, он, скорее всего, до последнего будет делать вид, что ничего не замечает.
— Возможно. Но рано или поздно придется что-то предпринять.
— Да, конечно…
А ведь это легко проверить. Как вел бы себя Брайан, обнаружив, что она полюбила другого? Разумеется, он до поры до времени будет закрывать на это глаза. А если поставить его перед фактом? Что он скажет? Как поступит?
Ответить на этот вопрос она не могла. Ничего подобного не должно было случиться.
— По-моему, — сказал Алек, — он сделает все, чтобы Амелия страдала.
— Правда?
— Да. Он очень мстительный. И провинившихся наказывает.
Дженни скрестила руки на груди. Ей вдруг стало не по себе. Она допускала, что относительно Лидгейта Алек прав. А что же Брайан? Неужели заставил бы ее страдать?
Стояла осень, дни стали короче. Длинная косая тень пересекала площадку, чуть-чуть не доходя до Алека. Еще минута — и тень упадет на его руку. Может, им просто молча сидеть тут и следить, как движутся тени?
— Мы с тобой оба знаем, что прототипом Лидгейта послужил Брайан.
Дженни задохнулась. Потом вскинула глаза — и тут же потупилась. Она не могла выдержать его взгляд. Лидгейт… Брайан… Наверное, ей послышалось. Не может быть, чтобы он такое сказал.
— Ты давно должна признаться себе в этом. Более того, ты уже это сделала.
Что происходит, Господи! Дженни вцепилась в воротник своей рубашки:
— Да, но я не обязана признаваться в этом тебе.
Почему? Как хорошо, что он никогда не сочинял мыльных опер! Ведь там за каждой простенькой на вид историей скрывается тайна. А его герои были бы предельно честны и откровенны друг с другом. Но к чему это может привести?
По краям платформа погрузчика была обрамлена стальной полосой. Дженни почувствовала, как острые края врезались в ладони. Она не могла заставить себя говорить. Может быть, следовало ответить откровенностью на откровенность? «Извини, но я не готова. Это слишком страшно. Я не могу». Алеку бы такое понравилось. Он ведь любит прямоту и честность.
— По-твоему, Лидгейт мстительный? — она не узнала свой голос. Хватит с нее откровений!
— Да. Но он мне безразличен. Меня интересуешь ты.
…Словно он отвернул беленький воротничок ее школьного платья и заметил огромные уродливые стежки. Или заглянул в коробочку для завтрака и увидел неуклюжие сэндвичи… Нет, это гораздо хуже. Почему он не уймется? И голос Дженни стал резким:
— Не надо за меня беспокоиться. На то нет причин.
— А ты уверена, что тебе не угрожает опасность?
Опасность? О чем он? А Алек продолжал:
— Я знаю, Брайан умеет поддержать женщину. Или хотя бы сделать вид. Он помог тебе, когда ты начинала срой сериал, и ей-Богу, он единственный в труппе, кто не смешивает с грязью Риту. Но, по-моему, это лишь проявление властности — ему нужно, чтобы сильные женщины ощущали в нем необходимость. Лидгейт ненавидит женщин, Дженни. И поэтому я спрашиваю: не таков ли и Брайан? — он говорил вполне вежливо.
— Возможно… — вынуждена была согласиться Дженни. — Возможно, он действительно ненавидел свою мать. Но меня? Он не может меня ненавидеть! За что?
— Ты талантливее. Счастливее. Твоя карьера ярче. Ты можешь без него обойтись. Ты больше не нуждаешься в нем, и наступит день, когда он заставит тебя за это расплачиваться. Лидгейт очень злой человек.
— Брайан не злой, — запротестовала она. Но, произнеся это вслух, тут же усомнилась с своей правоте. — Он, конечно, не такой тихоня, каким кажется. У него синдром «взрослых детей алкоголиков» — ему необходимо, чтобы все считали его совершенством. Но он никогда не сделает мне больно.
— Безусловно, он никогда не ударит тебя. Лидгейт ни за что до этого не опустится. Но есть и другие проявления жесткости, правда? Он может причинить тебе не меньшую боль иначе, я это знаю… и не в моих силах его остановить.
Голос Алека звучал ровно. «Не в моих силах его остановить…» Это было именно то, что больнее всего ранило Гастингса, любящего Амелию. Он так мало мог для нее сделать.
Дженни взяла себя в руки. Сейчас не об этом речь. При чем здесь любовь Гастингса к Амелии?
Нет, конечно же, нет… Это немыслимо. Она непроизвольно прикрыла глаза ладонью, но сразу же отняла ее — и взглянула ему право в лицо. Как он смотрит…
Алек продолжил:
— Лучше бы тебя предупредил кто-то другой. Мои мотивы могут показаться чересчур личными.
— Какие мотивы? — ее голос сорвался.
— Брось, ты все понимаешь…
Понимает ЧТО? Ничего она не понимала. Дженни была на грани срыва. Он вот-вот скажет слова, которые ни в коем случае нельзя говорить! Ужасно, если это правда, но еще хуже, если он произнесет их. Тогда все усложнится, окончательно запутается!
Она обязана остановить его. Если он промолчит, все останется по-прежнему. А она привыкла хранить тайны.
— Алек, перестань! Пожалуйста, не продолжай.
— Почему? Мы ведь оба знаем, что я…
— Я НИЧЕГО НЕ ЗНАЮ. Честное слово. — Она соскочила с погрузчика.
Дженни лгала, и Алек отлично это понимал. Но что он мог сделать? Он же джентльмен, а она леди. Он обязан уважать ее желания.
Он склонил голову как истинный джентльмен эпохи Регентства. Леди не оставляла ему права выбора. Это — запретная тема. Навсегда.
11
А лек в нее влюблен.
Это было абсурдно, невероятно… И удивительно льстило ее самолюбию. Сердце билось неровно, все в ней трепетало. Алек Камерон любит ее!
Дженни не понимала, как себя вести. И это ее терзало. Она терялась в его присутствии, не знала, куда спрятать глаза. Звук его голоса заставлял ее краснеть и смущаться. И деваться от него было некуда. Он любил ее. Мысль об этом парализовала волю. Она умирала от желания разузнать побольше: когда это произошло, почему, что все это значило? Дженни чувствовала себя четырнадцатилетним подростком, ей было страшно до дурноты — ведь она непривычна к «девичьим штучкам».
Но ей далеко не четырнадцать, а ему — тем более. Это не юношеское увлечение. Алек взрослый мужчина. И чувства его совершенно зрелые. Он не разменивался по мелочам. Он любил ее.
…«Аспид!!», наконец-то, испустил дух. Его не спасли даже два восклицательных знака. На смену должен был прийти другой мыльный сериал. Из статьи в «Жизни мыльных опер» явствовало, что Алек и его герой ничуть не виновны в неудаче шоу. Алек был отмщен. «Пол Томлин так и не смог постичь законов жанра, и этого зрители ему не простили», — говорилось в статье.
Дженни побежала к доске объявлений, чтобы прикрепить к ней вырезку, обнаружила там еще целых четыре штуки, но все равно приклеила свою…
Если какой-то сериал «отбрасывал коньки», это всегда означало, что вскоре появится множество свободных рук, причем останутся без работы не только актеры и актрисы, но и режиссеры, сценаристы, операторы, осветители…
— Сейчас самое время удлинить каждую серию на полчаса. — Джордж, исполнительный продюсер «Спальни моей госпожи», удовлетворенно потирал руки. — На телевидении ради этого готовы изъять из программы любое игровое шоу.
Отказаться от игровой программы ради мыльной оперы? Дженни пришла в восторг. Пол Томлин наконец-то освобождал час времени в телевизионной программе, причем в очень удачное для зрителей время. Почему бы Дженни не воспользоваться случаем? Это даже большая удача, чем контракт с Эдгаром Делани.
Но если «Спальня моей госпожи» станет «часовиком», то потребуются пять режиссеров вместо двух, двенадцатичасовой рабочий день, а людей различных профессий будет занято столько, что многие даже не будут знать друг друга в лицо. Это очень не нравилось Дженни.
К тому же, все ее прежние аргументы против часовой серии пошли прахом. Прежде она считала, что ветераны мыльных опер не потянут историческую пьесу — Алек убедительно доказал обратное. Она говорила, что стиль сериала слишком изыскан, и если будет больше двух режиссеров, то эта изысканность исчезнет. Но к этому времени Теренс и Гил предельно ясно обозначили стилистику спектакля и теперь сымитировать их манеру мог любой режиссер. А героям становилось тесно в рамках получасовой серии. Хотя Трисия Стеклер предупредила, что выйдет из отпуска в середине ноября, но ведь это уже так скоро! Дженни вынашивала множество планов, касающихся Джорджианны, героини Трисии, но не представляла себе, как выкроить время для их реализации. У нее была грандиозная идея: Робин окажется вовсе не сыном старого герцога… мысли роились в ее мозгу.
На телевидении были готовы для нее на все — предоставить средства на новые декорации, на ландшафтные съемки. Но лишь в том случае, если она даст согласие на «часовик». Она давно мечтала и о новых декорациях, и о выездах на съемки, но приходила в ужас от мысли, что с таким количеством новых людей испарится атмосфера «счастливой семьи».
А может, она не права? Ей необходимо было посоветоваться с человеком, который понимал бы и ее, и дело. Но Брайану, казалось, все было безразлично. Самой подходящей кандидатурой был Алек. Она жаждала доверительного разговора с ним, ведь он такой уравновешенный, рассудительный, проницательный… И еще две недели назад бегом побежала бы к нему. А теперь — не могла. Он Бог знает что подумает!
Но, с другой стороны, Алек не заслужил такого отношения. Он не должен допускать и мысли, что она обижена на него! Это было бы слишком — даже для Дженни.

«СПАЛЬНЯ МОЕЙ ГОСПОЖИ»
Эпизод 659
(Акт 1А. Спальня Амелии. Мы видим Амелию в постели, откинувшуюся на подушки. Она не спит и явно неважно себя чувствует. Входит Молли.)
Молли: Доброе утро, Ваша Светлость. (Ставит на постель поднос с чашкой шоколада и подходит к окну, чтобы отдернуть занавески.) Сегодня прекрасный день, такой солнечный… (Обернувшись, видит, что Амелия с гримасой отвращения отодвигает поднос.) О, Ваша Светлость… я в недоумении. (Делает неимоверные усилия, чтобы сохранить тон, приличествующий служанке, но ее распирает от радости.) Неужели? Мы ведь ждали… ждали более двух недель назад…
Амелия (кивает) : Да… О, Молли! Я думаю… Герцогиня Лидгейтская беременна!
Все вели себя с Карен так, будто та сама собралась родить. Со всех сторон сыпались поздравления, ее спрашивали, когда появится малыш, обсуждали пол младенца… И как ни глупо это было, Алек, не удержавшись, присоединился к остальным.
— Да ешь ты, Бога ради, что-нибудь эдакое… ну что там надо есть, чтобы родился мальчишка? Хватит с меня этой бодяги!
— Ну уж нет! — ржал Рэй. У тебя должно быть двое детей, один про запас!
— Нет. Если Принц Уэльский вышел из игры после рождения дочери, — Алек говорил, разумеется, о Принце Регенте, а не о том, кто в настоящее время носил этот титул, — то я ничем не хуже.
— Но ведь я куда красивее принцессы Каролины! — спорила Карен. Каролина Брюнсвикская была женой Принца Регента — они друг друга на дух не выносили. Все эти мелкие подробности из жизни высшего света эпохи Регентства, казалось, были им ближе, чем последние политические события. Сейчас речь шла о трагедии малютки-принцессы Шарлотты — дочери Регента, умершей во младенчестве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35