— Для тебя, может, и ничего…
— А ну их, пойдем ужинать. Есть хочу.
— Пойдем.
За ужином Дмитрий спросил:
— Так куда же мы поедем?
— А куда хочешь?
— Мне почти все равно.
— Я на всякий случай написала в Одессу, там у меня подруга, можно на первое время у нее остановиться.
— Можно и в Одессу, — согласился Дмитрий. — Много тебе времени нужно, чтобы собраться?
— Дня три-четыре.
— Для ровного счета — пять.
— Пусть будет пять, — засмеялась Жанна.
На следующее утро Дмитрий перепечатал статью — получилось всего восемнадцать страниц, — разобрал экземпляры и поехал в институт. Он сразу пошел к Дубровину и положил перед ним статью, вложенную в свежий номер «Советского спорта». Дубровин сначала просмотрел результаты хоккейных матчей и удовлетворенно хмыкнул:
— «Спартак»-то выправляется, а?
— С каких это пор вы стали болельщиком? — удивился Дмитрий.
— Нельзя, что ли?
— Почему же…
— Болельщиком я не стал и не стану, но, знаешь, когда все начинают спрашивать друг друга, что случилось со «Спартаком» и со Старшиновым, грешным делом можно и подумать — а вдруг это и в самом деле очень важно? Может, чем черт не шутит, даже важнее, чем все наши теории? Все-таки, как пишет пресса, — любимая игра миллионов! Шутка ли — миллионов, ни больше ни меньше. А нас, кабинетных мыслителей, какие-то жалкие десятки или сотни тысяч… Вдруг на старости лет, подводя итоги, начнешь жалеть, что пошел в доктора наук, а не в хоккеисты. А в самом деле: Старшинова знают все, даже такие профаны, как я, а кто знает Дубровина? Ты, да я, да мы с тобой. Обидно, а?
— Очень, — в тон ему ответил Дмитрий. — Я смотрю, вы сегодня недурно настроены.
— Это уж точно, — довольно улыбнулся Дубровин. — Наметились очертания финиша. Не только тебе заканчивать работы, однако. А ведь это дьявольски приятно — заканчивать работу, а? И итог виден, и — тем еще хорошо, что за новую можно взяться.
— И долго вам еще кончать?
— К Новому году, надеюсь, успеем. Нуте-с, это и есть твоя идея?
— Да.
— Читать надо быстро?
— Желательно.
— Ну, коли желательно, значит, и обязательно.
Дмитрий пошел к своим, дал второй экземпляр Ольфу, и тот сразу же заперся в кабинете. Дмитрий побыл немного с ребятами и поехал домой.
Вечером Жанна сказала ему, едва успев раздеться:
— Звонил Алексей Станиславович…
— И что же?
— Спросил, когда мы собираемся уезжать. Я сказала, что дня через три-четыре. Тогда он попросил ненадолго отложить отъезд.
— Надеюсь, ты согласилась?
— В общем-то да… Сказала, что ты вряд ли будешь возражать.
— Однако ты дипломатка… А что он еще говорил?
— Ничего. Сказал «до свидания» и повесил трубку.
Дмитрий засмеялся:
— Это в его стиле.
— Ты думаешь, его просьба только из-за твоей работы?
— Уверен. То есть не то чтобы только из-за моей…
— А что еще?
— Там, в моей статье, есть кое-что, прямо его касающееся. И боюсь, что это «кое-что» изрядно испортит ему настроение, — сказал Дмитрий, невесело усмехаясь. — Вообще эта работа не одного по темечку стукнет. Многие, наверное, помянут меня недобрым словом… И Дубровину быть среди этих многих совсем ни к чему, а что делать?
— Ну, он-то тебя недобрым словом поминать не будет.
— Не будет, конечно, да я не о том. Просто не хотелось бы мне играть роль невольного разрушителя чужих замыслов. А уж по отношению к Дубровину — тем более. — Дмитрий заметил, что Жанна как-то уж слишком пристально смотрит на него, и спросил: — Тебя смущает моя самоуверенность?
— Нет, я вот о чем подумала… Пытаюсь представить себя на твоем месте, на месте Дубровина… Что бы я чувствовала? И еще знаешь что… Ведь на месте Дубровина мог бы оказаться человек, который всеми силами постарался бы как-то помешать тебе.
— Это было бы бесполезно. Мои выводы говорят сами за себя, я тут всего лишь посредник.
— Но ведь наукой-то занимаются живые люди.
— И это верно. Но, слава богу, на месте Дубровина сидит Дубровин, а его в таких вещах подозревать бессмысленно. Ольф приехал?
— Да.
— Как он?
— Не знаю. Молчал всю дорогу.
— Ничего, потом наверстает.
За ужином Дмитрий почувствовал сильную усталость, даже решил не дожидаться чая и виновато сказал Жанне:
— Знаешь, я, наверное, пойду лягу.
— Иди, чай я тебе принесу.
Когда Жанна принесла ему чай, Дмитрий, погладив ее руку, тихо сказал:
— Ты не волнуйся, я просто устал. После окончания работы у меня почти всегда так.
— Ольф говорил, — невесело сказала Жанна. — Ноу тебя такое лицо…
— Ничего, теперь отдыхать будем… Долго отдыхать.
— Как ты говоришь это слово — «долго», — с тревогой сказала Жанна. — Почему долго?
— Целый месяц — разве не долго?
— Ты не так сказал.
— Все так, Жаннушка… Давай-ка спать, а? Я уже разучился засыпать без тебя.
— Сейчас я тоже лягу.
Но пока Жанна относила чашки на кухню и раздевалась, Дмитрий уже заснул.
Прошло несколько дней. Дубровин никак не давал о себе знать, и даже Ольф не показывался — что было совсем уж странно. Но Дмитрия это не беспокоило. Он много спал, днем читал, вечером, по настоянию Жанны, выходил вместе с ней прогуляться, но всегда старался поскорее вернуться домой и сразу ложился спать.
На четвертый день явился Ольф. Сидел невеселый, неразговорчивый, и Дмитрий наконец сказал:
— У тебя такой вид, как будто тебе очень хочется выпить.
— Выпить? — Ольф посмотрел на него. — Представь себе, нет. Совсем не хочется.
— Впервые слышу, что ты отказываешься от выпивки.
— Да? — зло оскалился Ольф. — С таким идиотом, как ты, и совсем разучишься пить.
— Позволь узнать, чем я заслужил такую анафему? — осведомился Дмитрий.
— Тем, что существуешь на свете, — мрачно изрек Ольф.
— Вот как? Забавно. А разве это моя вина?
— Нет. Это твоя беда.
— Возможно, — серьезно согласился Дмитрий.
Жанна, до сих пор молча наблюдавшая за их перепалкой, вспылила:
— Ольф, или замолчи, или уходи.
Ольф без всякого удивления воспринял ее вспышку и молча ушел. Но через полчаса он явился снова, со статьей Дмитрия, и уселся в кресло, зажав в кулаке свернутые в трубку листы.
— Не мни, пожалуйста, — попросил Дмитрий, — а то придется перепечатывать.
— Надо будет — перепечатаю, — буркнул Ольф.
— Тебе что-нибудь неясно?
— Неясно? — Ольф уставился на него. — Что тут может быть неясного?
— Тогда в чем дело? Чего ты свирепствуешь?
— А что прикажешь делать, если я не понимаю, как все это могло получиться?
— Что все?
— То, что ты написал здесь, — Ольф хлопнул статьей по колену.
— Ты же сам сказал, что там все ясно.
— И сейчас скажу. И все-таки — непонятно.
— До сих пор считалось, что «ясно» и «понятно» — слова-синонимы.
— Ну, значит, я болван.
— А все-таки — в чем дело?
— Ни в чем. — Ольф рассердился и бросил статью на столик. — Или у меня шариков не хватает, или у тебя они не в ту сторону крутятся. В общем, какая-то несовместимость.
И Ольф опять ушел — теперь уже окончательно.
72
Дубровин пришел к нему в субботу утром и сказал:
— Одевайся, пойдешь со мной. И возьми с собой все, что касается твоей статьи.
— Что все? — не понял Дмитрий.
— Все — значит все. Черновики, варианты, заметки. В общем — все.
На улице Дубровин упорно молчал и шел явно не прогулочным шагом — торопился, хромал сильнее обычного, а когда Дмитрий спросил, куда он ведет его, Дубровин буркнул:
— Увидишь.
Пришли они к Александру Яковлевичу. Дмитрий догадался об этом еще в подъезде — дом, в котором жил Александр Яковлевич, был известен всему городу.
Дверь открыл сам хозяин — высокий, красиво поседевший старик с густыми бровями и светлыми глазами. Дмитрий до сих пор видел его лишь издали, за столом президиума, и теперь удивился тому, что выглядит Александр Яковлевич явно моложе своих семидесяти двух лет, что у него сильные, совсем не старческие руки с длинными гибкими пальцами. Дубровин представил их друг другу, Александр Яковлевич, задержав руку Дмитрия в своей, густо сказал:
— Однако, погодка не для прогулок, а?
— Это уж точно, — проворчал Дубровин, стряхивая со шляпы капли дождя. — Чаем угостишь?
Дмитрию показалось, что он ослышался, — Дубровин был на тридцать лет моложе своего прославленного учителя и, однако, говорил ему «ты».
— И даже с коньяком, — весело сказал Александр Яковлевич.
— Мне твои коньяки боком выйдут, ты вон его угощай.
— А я тебя и не заставляю.
Александр Яковлевич провел их в кабинет, показал на кресла:
— Алексей, займи гостя, пока я чай приготовлю.
— А что его занимать, не красная девица… — начал было Дубровин, но Александр Яковлевич уже шел к двери, пообещал с порога:
— Я — быстро.
И действительно, очень скоро пришел с подносом и, расставляя на столике чашки, спросил у Дмитрия:
— Чай, надеюсь, пьете крепкий?
— Разумеется.
— Даже так… А сигары курите?
— Не приходилось.
— Попробуете?
— Можно.
Дмитрий старался говорить спокойно — и опасался, что тон его может показаться слишком уж небрежным. Но, кажется, все получилось как надо — Александр Яковлевич с явным одобрением оглядел его, пододвинул ящик с сигарами, взял одну и показал, как нужно обрезать.
— На первый раз увлекаться не стоит, выкурите треть — и достаточно. Затягиваться тоже не рекомендуется.
Сигара оказалась крепчайшей, чай — необыкновенно вкусным, Дмитрий похвалил его, на что Дубровин насмешливо отозвался:
— Вот это уж зря, а то Александр Яковлевич и так считает, что он крупнейший специалист по чаю во веем городе. Самолично закупает чай в Москве и непоколебимо убежден, что обладает какими-то сверхсекретными способами заварки.
Александр Яковлевич не обратил внимания на эту тираду. Помешивая чай, он внимательно оглядел Дмитрия и серьезно сказал:
— Значит, вы и есть Дмитрий Александрович Кайданов… Дима. Не возражаете, если я буду вас так называть?
— Нет.
— Сколько вам лет?
— Тридцать один.
— Возраст самый подходящий… — Для чего «подходящий», Александр Яковлевич не договорил, задумался о чем-то и с сожалением сказал: — Почему-то совсем не помню вас, Дима.
— И не удивительно, ты же его не знаешь, — вставил Дубровин.
— Мало ли кого я не знаю, однако память на лица у меня неплохая, встречались же мы где-нибудь в коридоре.
— Нет, — сказал Дмитрий, — я редко бываю в вашем корпусе.
— Ну, неважно. Жаль, что Алексей раньше нас не познакомил.
— Нужды не было, — ворчливо сказал Дубровин.
— А теперь, выходит, нужда появилась? — с усмешкой спросил Александр Яковлевич и сам себе ответил: — Да, теперь определенно появилась. Ну что ж, приступим к делу… Ты ничего не говорил ему? — спросил Александр Яковлевич у Дубровина.
— Нет.
Дмитрий почувствовал, что лицо у него пошло красными пятнами, — как ни был он уверен в своей правоте, но теперь, в ожидании приговора, трудно было сдержать свое волнение. Александр Яковлевич заметил это и, взяв с письменного стола его статью, медленно заговорил, словно пробуя каждое слово на вес:
— Алексей сразу показал мне вашу статью, и вот все эти вечера мы с ним только тем и занимаемся, что обсуждаем ее. Факт в нашей с ним совместной работе единственный, надо сказать, и говорящий сам за себя. Обвинения, выдвинутые вами, по существу, против всех основных положений современной теории элементарных частиц… — Александр Яковлевич сделал паузу и повторил: — Да, именно против всей теории, вполне можно сказать и так… Так вот, эти обвинения столь серьезны и значительны, что мы попытались сразу же встать на защиту этой теории, которой оба отдали но один год нашей жизни. Звучит несколько высокопарно, но — так оно и есть. Неделя — срок не слишком большой, но и не такой уж маленький. За это время мы не только не смогли опровергнуть ни одного из ваших обвинений… Выпейте-ка коньяку, Дима, — прервал себя Александр Яковлевич, взглянув на лицо Дмитрия, и сам налил ему.
Дмитрий выпил, поперхнулся и закашлялся.
— Это… от сигары, — наконец выговорил он.
— Конечно, — чуть улыбнулся Александр Яковлевич. — Треть вы уже почти выкурили, так что можете пока отложить ее. Нет-нет, гасить не нужно, она сама погаснет… Так вот, Дима… Наши попытки защитить наше любимое детище пока что закончились полнейшей неудачей… С чем вас и поздравляю, — неожиданно сказал Александр Яковлевич. — Из этого, конечно, еще не следует, что других также должна постигнуть неудача. Возможно, мы просто неважные адвокаты. И наверняка не сделали всего, что могли, — этим еще предстоит заняться. Но одно несомненно: ваша работа — серьезнейший удар по существующей теории, удар такой силы, что даже если и удастся отбить его, это наверняка приведет к необходимости значительно изменить многие из устоявшихся представлений на природу элементарных частиц… Вы хорошо поняли, что я сказал?
— Да.
— В таком случае займемся более конкретными вещами. Статья вызывает множество различных предположений и вопросов, ответы на которые сейчас вряд ли возможны. Несомненно, что эти вопросы и предположения возникли и у вас, но вы, как я понял, намеренно избегали всего, что нельзя было подкрепить достаточно вескими аргументами.
— Да.
— Что ж, это хороший метод работы, хотя и не слишком практичный. Мы тут с Алексеем немного поспорили по этому поводу. Я хотел предложить вам расширить статью, дополнить ее некоторыми не совсем очевидными, но довольно существенными положениями. Нет ничего страшного в том, что пока эти положения будут не слишком доказательными, можно отыскать для них безукоризненные формулировки. Что вы об этом думаете?
— Мне кажется, этого не нужно делать.
— Что я тебе говорил? — насмешливо вставил Дубровин.
— Ваш обоюдный идеализм достоин, конечно, всяческого уважения, — серьезно сказал Александр Яковлевич, — но я-то стреляный воробей и как-никак лицо официальное, и мне далеко не безразлично, в каком виде будет опубликована эта работа. И уж не обессудьте, но я просто обязан позаботиться о том, чтобы статья вышла в свет в наиболее полном виде — разумеется, без ущерба для научной строгости. Так что давайте все-таки подумаем, как это сделать. Того, что здесь есть, явно недостаточно. И в конце концов, зачем нужно уступать кому-то первенство даже в области гипотез?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59