Рубашка, которую он дал ей, не доходила до колен, но рукава ей пришлось подвернуть. Он колдовал над кухонным столом, нарезая куски ароматного хлеба. Потом заглянул в холодильник:— Как насчет ростбифа?— Я не большой любитель мяса.— У меня здесь есть салями, индейка. Могу вам запечь сыр в гриле. Он у меня неплохо получается.Он так старался угодить ей, что Фэб не могла удержаться от улыбки:— Хорошо.— Хотите вина или пива? У меня также есть немного чая, со льдом.— Чай со льдом, пожалуйста. — Она села за стол, разглядывая столешницу из полированного калифорнийского ореха.Он наполнил стаканы и занялся приготовлением сандвичей. На столе лежал открытый экземпляр «Краткой истории времени» Стивена Хоукинга. Она воспользовалась им как предлогом поддержать гаснущую беседу.— Достаточно тяжелое чтиво для футболиста?— Коль скоро я вытягиваю смысл из всех этих слов, это не так уж плохо.Она улыбнулась. Он сложил сандвичи в кастрюлю с длинной ручкой.— Это очень занятная книга. Заставляет о многом задуматься. Большой взрыв, гравитационные волны, черные дыры. Я всегда интересовался этим, со школьной скамьи.— Думаю, что предпочла бы увидеть все это в кино. — Сделав глоток, она отодвинула книгу в сторону. — Расскажите мне, что там у вас произошло с Молли.Он оперся бедром о плиту.— Эта малышка — большая выдумщица. Я столкнулся с ней, когда пошел позвонить. Она рассказала мне некоторые вещи о вас, от которых у меня волосы встали дыбом.— И что же это?— Ну вроде того, что вы держите ее пленницей в родительском доме. Вы рвете ее почту, сажаете ее на хлеб и воду, когда злитесь на нее. И то и дело хлещете ее по щекам.— Что?! — Фэб чуть не опрокинула свой стакан с чаем.— Она сказала, что это не больно. Фэб была ошеломлена:— Зачем ей понадобилось говорить все это?— Похоже, вы ей не очень-то нравитесь.— Я знаю. Она похожа на сварливую старую деву. Она не одобряет мою манеру одеваться, не считает мои шутки достаточно смешными. Она даже не любит Пу.— Это могло бы послужить ей хорошей рекомендацией. Она удивленно взглянула на него. Он улыбнулся:— Дело в том, что ваша собака сидела у нее на коленях, когда я вошел. Они, похоже, хорошие друзья.— Я так не думаю.— Что ж, я могу ошибаться.— Она действительно сказала вам, что я ее бью?— Да, мэм. Еще она сказала, что вы не жестоки, а просто взбалмошны. Мне кажется, она сравнила вас с кем-то по имени Ребекка. С первой миссис де Винтер.— Ребекка? — Все стало проясняться, и она потрясла головой. — Все эти разговоры о Достоевском, в то время как девчонка без ума от Дафны дю Морье! — Она задумалась на несколько мгновений. — Почему вы думаете, что она сказала вам не правду? Взрослые шлепают детей время от времени.— Фэб, когда вы стояли на боковой линии во время игры, было похоже, что вы вот-вот упадете в обморок. Кроме того, у вас напрочь отсутствует инстинкт убийцы. — Он на секунду отвлекся, чтобы перевернуть сандвичи. — Поправьте меня, если я ошибусь, но рисовые пирожки, составляющие ваше меню, и отказ от ростбифа — все это говорит кое о чем.Этот человек определенно замечает слишком многое.— Холестерин не очень полезен для здоровья.— Да-да. Давай, моя девочка, открой папе Дэну все свои маленькие секреты. Вы ведь вегетарианка, не так ли?— Многие люди не употребляют мяса, — защищаясь, ответила она.— Да, но большинство из них все же мечтает о том, чтобы оно попало в их суповую кастрюлю, И ничего мне больше не говорите.— Это никого не касается. Мне хочется иметь здоровые артерии, только и всего.— Фэб, Фэб, вы снова юлите. Зачем это вам? У меня такое чувство, что ваш рацион питания никак не связан с вашим здоровьем.— Не понимаю, к чему вы клоните.— Скажите мне правду хотя бы на сей раз.— Хорошо! Я люблю животных. Разве это преступление? Даже когда я была ребенком, я не могла есть мясо.— Почему вы скрываете это?— Я не делаю из этого секрета, но и не собираюсь об этом кричать на каждом углу. Просто я недостаточно чиста в этом отношении. Я не ношу мехов, но мой шкаф набит кожаной обувью и поясами, и я просто ненавижу все эти кошмарные разговоры, в которые стараются втянуть тебя люди. Некоторая скрытность у меня в характере, как я думаю. Директриса начальной школы обычно упрекала меня в этом.— В чем это выражалось?— Однажды нам устроили проверку, как мы едим свиные котлеты. Тогда мне было одиннадцать лет. Кончилось тем, что я просидела за обеденным столом большую часть ночи.— Думая о несчастной свинке, могу поспорить.— Как вы догадались?— Это же совершенно очевидно, что вы большая поклонница А. А. Милна, дорогая, — глаза его были полны мягкой иронии. — Продолжайте. Что было дальше?— Директриса, очевидно, позвонила Берту. Он орал на меня, но я ни за что не могла проглотить это. После этого случая мне на помощь пришли другие девочки. Они по очереди перетаскивали мое мясо на свои тарелки.— Это совершенно не объясняет, почему вы набрасываете на свою нелюбовь к мясу такие покровы таинственности.— Большинство людей считает вегетарианство легким помешательством, а мое помешательство — это мое частное дело.— Не думал, что когда-либо встречу кого-то, кроме футбольных игроков, кто тратил бы столько энергии, притворяясь крутым упрямцем.— Я очень упряма.— Согласен, что это так. Его улыбка вывела ее из себя:— То обстоятельство, что я не смогла противостоять вам какое-то время назад, вовсе не означает, что я покладиста.Он мгновенно посуровел, и она пожалела, что не сдержалась.— Я действительно сожалею о том, что произошло. Я никогда в жизни не обидел ни одну женщину. Ну, за исключением Вэлери, но это…— Я не хочу этого слушать.Он выключил огонь под кастрюлей и подошел к столу.— Я уже объяснил, что произошло, и принес свои извинения. Можете вы принять их или этот эпизод постоянно будет оказывать влияние на наши дальнейшие отношения?У нее почему-то возникло сильное желание погладить его по голове.— Я принимаю ваши извинения.— Это честные слова или одна из тех женских штучек, когда женщина говорит мужчине, что прощает его, а потом изводит массу времени, придумывая способы, как опять внедрить в него чувство вины?— Так поступала Вэлери?— Дорогая моя, каждая женщина, с которой я бывал близок, поступала таким образом.Она попыталась нацепить прежнюю маску.— Жизнь трудна, мой друг, когда вы так нетерпимы к противоположному полу.— Сказано кем-то, кто знает это по собственному опыту. Она попыталась подыскать достойный ответ, но у нее ничего не вышло, и Фэб поняла, что у нее не осталось никаких сил играть прежнюю роль.— Сандвичи, должно быть, уже готовы.Дэн подошел к плите, проверил с помощью лопаточки качество сандвичей, потом вынул их из кастрюли. Он аккуратно разрезал их пополам и положил на коричневые глиняные тарелки, а затем опустился на стул.Некоторое время они ели молча. Наконец он нарушил тишину:— Не хотите ли поговорить со мной о сегодняшней игре?— Нет.— Неужели у вас нет собственных догадок о том, почему я пошел на двойной реверс? Спортивные журналисты собираются вывернуть меня наизнанку.— Что это — двойной реверс? Он усмехнулся:— Я начинаю находить определенную прелесть в работе на вас.— Вы имеете в виду, что у меня нет никаких шансов перебежать вам дорогу и самой тренировать команду? Он кивнул и занялся своим сандвичем.— Я никогда об этом не думала. Хотя, мне кажется, вы могли бы провести атаку более открыто и пустить вперед Брижски вместо Рейнольдса. — Он с удивлением посмотрел на нее, она улыбнулась:— Некоторые приятели Берта общались со мной в обзорной ложе.Он улыбнулся в ответ:— Репортеры были удручены, что вы не появились на послематчевой пресс-конференции. Публика проявляет к вам интерес.— Им придется смириться с этим. Я читала несколько интервью в вечерних газетах. Человек должен хоть что-то смыслить в футболе, чтобы отвечать на их вопросы.— Вам придется разговаривать с прессой рано или поздно. Рональд может помочь вам пройти через это.Она вспомнила, что Дэн до сих пор считает, что она и Рон больше чем друзья.— Мне жаль, что вы так негативно к нему относитесь. Он прекрасно работает, и я действительно не смогла бы ничего сделать без его помощи.— Неужели?— Он замечательный человек.Дэн пристально посмотрел на нее, потом, взяв бумажную салфетку, долго вытирал рот.— Должно быть, он такой и есть. Женщины вроде вас имеют странные вкусы.Она пожала плечами и равнодушно пощипывала подгорелую корочку сандвича.— Проклятие. Вы сидите с таким независимым видом, словно осел, которому показали палку.— Благодарю.Он смял свою салфетку и отбросил ее в сторону.— Где ваш характер, Фэб? Где та женщина, которая обвела меня вокруг пальца, заставив вернуть Рональда на прежнее место?Она напряглась:— Не понимаю, о чем вы говорите.— Естественно, черт побери, вы не понимаете. Вы загнали меня в угол. Только через пару дней я сумел разгадать вашу маленькую интригу. Рональд действительно сумел меня убедить, что вы любовники.Она почувствовала облегчение, когда увидела, что он кажется скорее раздраженным, чем рассерженным, и теперь тщательно подбирала слова, чтобы ответить ему.— Я не понимаю, почему в это так трудно поверить. Рон внешне очень привлекателен.— Поверю вам на слово. Но факт заключается в том, что вы — не любовники.— Откуда вам это известно?— Просто знаю, и все. Я видел, как вы обращались с ним, когда полагали, что я за этим наблюдаю: строили ему глазки, облизывали нижнюю губку, замирали во время разговора с ним.— А разве не так ведут себя женщины со своими возлюбленными?— Вот оно. Точно так же вы ведете себя со швейцаром.— Не правда.— Вы ведете себя так почти с каждым мужчиной, которого встречаете.— И что из этого?— Со всеми, кроме меня.Она оттолкнула недоеденный сандвич.— Вы и сейчас дразните меня своим восхитительным телом, но… хотите, я предскажу, что вы сделаете дальше? Вы отведете глаза и займетесь разглядыванием собственных ногтей. — Он откинулся на спинку стула. — Фэб, не валяйте дурака, вы часами кокетничаете со всяким, кто носит брюки, но тут же киснете, стоит мне переброситься с вами парочкой фраз. Итак, в чем дело?— У вас слишком развито воображение.— Я так не думаю. Она встала.— Уже поздно. Мне надо идти.Он также поднялся и обошел вокруг стола. Он почувствовал облегчение, когда она не отшатнулась.Она стояла перед ним в его старой голубой рубашке и выглядела одновременно закрытой и беззащитной. Он не хотел, чтобы она ему нравилась, но ему становилось все труднее противостоять этому.Он осторожно прикоснулся к ее плечу:— Все еще боитесь меня?— Конечно, нет.Она была пуглива, как лань, но старалась не показать этого, и он это видел. Он нежно погладил ее руку сквозь мягкую ткань рукава.— А мне кажется — боитесь. Вам чудится, что я снова могу превратиться в сексуального маньяка.— Нет, я не боюсь.— Вы уверены?— Конечно.— Докажите это.— Как?Он не понимал, какой дьявол толкает его; он лишь видел, что его поддразнивание заставляет ее улыбнуться, и ему нравился этот раскосый прищур.— Поцелуйте меня. Подарите мне дружеский маленький поцелуй, которым обычно обмениваются приятели.— Не будьте смешным.Ее глаза дрогнули, и ему захотелось еще подразнить ее, хотя все это уже не походило на шутку.— Ну, давайте. Смелей. Мы же не имеем в виду ничего плохого. Просто по-дружески чмокните меня в щеку.— Я не хочу вас целовать.Он заметил, что она помедлила секунду, прежде чем произнести это. У него пропало желание дразнить ее, и голос его прозвучал хрипло:— Весь этот жар не может исходить от меня одного. Он опустил голову и неожиданно ощутил, как острые кончики ее сосков коснулись его груди. Он услышал, как она выдохнула:— Мы не нравимся друг другу.— Нам не обязательно нравиться друг другу. Это зов природы и ничего больше. — Он тронул кончиком языка родинку над уголком ее глаза. — И это приятное чувство. Ты — замечательная.Она застонала и прислонилась к нему. Он потерся лбом о ее волосы, нашел губами полураскрытый рот.Она была вкусной, от нее хорошо пахло, как от детской присыпки или от цветов. Он почувствовал себя шестнадцатилетним школьником, но это чувство не погасило наслаждения, и сознание взрослого, видавшего виды мужчины напрасно призывало его вернуться в свой возраст.Он длил и длил поцелуй, твердя себе, что пора бы переходить к делу, но он не мог ничего поделать с собой, тело отказывалось подчиняться мозгу. Кажется, впервые в жизни он по-настоящему терял голову. Всемогущий Боже, она сводила его с ума!Она прижималась к нему, издавая легкие стоны, которые действовали на него подобно виски. Он забыл о медленных движениях. Он забыл и о движениях быстрых. Он забыл, что ему нужно от этой маленькой «съешь-меня» девочки с ее роскошным «иди-к-папе» телом.Ее губы раскрылись, и он растворился в них, упиваясь ощущением свежести и новизны. Он, кажется, трогал ее руками, он мял и теребил ее, как большую куклу. В голове его разрывались гранаты, и она покорно обвисала в его руках.Ему захотелось, чтобы и она трогала его. Он хотел, чтобы она опустилась на колени, упала на спину, раскинув руки и ноги, чтобы он мог добраться до нее прямо здесь, чтобы жар их тел прожег доски пола и погружал их все глубже и глубже, вплоть до огненного ядра земли.Он чувствовал, что ее безумие сравнялось с его собственным. Ее руки стали неимоверно сильными, ее бедра бились и терлись о его бедра с тяжелым однообразием, но этот ритм разрушали посторонние толчки и звуки.Он застыл, когда понял, что она пытается освободиться и он удерживает ее против ее воли.— Господи, будь я проклят! — Он рывком кинулся от нее и шагнул назад, повалив стул.Рот ее распух и кривился гримасой обиды. Ее грудь тяжело вздымалась, светлые волосы были растрепаны, щеки горели. Как только он увидел ее глаза, ему сделалось худо. Он имел дело со множеством женщин и умел отличить «да» от «нет». Горький упрек, таившийся в этих печальных, как осенние птицы, глазах, заставил его почувствовать себя преступником, а это было несправедливо, ибо они были оба замешаны в случившемся.— Я не прошу прощения на сей раз, черт побери! — закричал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49